Дмитрий Володихин. Доброволец. – СПб., Лениздат, Ленинград, 2007. – 384 с.
Десять лет назад прочитал в журнале «Если» фантастическую повесть «Плацдарм», о чем сейчас искренне сожалею. Нет, сама повесть мне очень понравилась, просто в последующие годы я с чистой совестью не читал «Добровольца», поскольку был уверен, что эту книгу я знаю. И только недавно выяснил, как сильно ошибался – это один из самых ярких, интересных и неоднозначных романов о Гражданской войне. Неоднозначных в смысле жанра, прежде всего.
Содержание такое: главный герой, молодой историк Денисов, перемещается в прошлое в составе группы единомышленников, чтобы исправить прошлое. В их понимании это значит помочь Добровольческой армии выиграть Гражданскую войну. Они не первые, но предыдущие попытки «хроноинвэйдоров» из «Невидимого университета» предотвратить Революцию успехом не увенчались, потому что «нормативная реальность» компенсировала это воздействие.
К счастью или к сожалению, это кому как больше нравится, но герою не удалось изменить историю, так что альтернативно-историческим этот роман не стал. Вместо подходящей должности в штабе Денисов занял место рядового стрелка в строю корниловской дивизии, с которой и прошел, версту за верстой, от Орла до Тулы, отступил до Новороссийска, а закончил свою эпопею у Перекопа, откуда и вернулся назад в свой 2005.
Нормального исторического романа тоже не вышло: стратегических сражений здесь не описано, эпопейной картины войны не представлено, исторические лица упоминаются редко, и те все больше как-то так вдалеке, историческим фоном. Главный герой с ними не встретился и о судьбах мира не поговорил.
Военно-исторический боевик? Тоже не похоже! Почти нет полномасштабных описаний военных действий. Есть первая атака и фрагментарное описание нескольких боев не стратегического значения и все. Положенных приличному «попаданцу» приключений со стрельбой и временными парадоксами в «Добровольце» нет вообще, нет даже приличной любовной линии.
А где лекции о чинах и наградах, где ТТХ пулемета «максим», где история создания тачанки, где дружное семейство маузеров, где… ? Картинка на обложке кстати крайне неудачная – не внедрил Денисов разгрузки, и автомата не изобрел, так всю дорогу и бегал в шинели и с трехлинейкой. Ага, вот именно – чего ни хватишься...
Тогда что есть в романе?
В наличии долгие версты в походном строю, заплатанные шинели, стоптанные подметки, стертые ноги, пустые желудки, отмороженные конечности, ночевки на полу и прочее в том же духе – то есть холод, голод, грязь и бесконечная усталость. Есть «белые» и есть «красные», есть еще просто крестьяне – и те и другие вроде бы нормальные люди, но почему-то воюют друг с другом.
Зачем все это? Зачем это нужно герою, который мог бы вернуться назад в будущее еще осенью 1919-го, когда стало ясно, что поход на Москву вновь провалился и Белое дело проиграно? Но он остался еще на год, чтобы сполна насладиться штыковыми атаками, суточными переходами, тифом, вшами и многим другим, что нормальному человеку совершенно не нужно.
Ну, с героем все более менее ясно – он очень много о себе воображал, он бредил Великой Миссией, он девушку любимую бросил, променял на «билет до станции Высокая судьба». Война быстро расставила все на место – он понял себя, слился с эпохой, избавился от иллюзий: «я обычный надежный стрелок, спокойный, деловитый, умелый, звезд с неба не хватаю и людей за собой повести не могу, но товарищей своих никогда не подводил и, надеюсь, не подведу. Вот и все. Солдат как солдат». Не так уж и мало, если хорошо подумать…
Учитывая наличие религиозно-мистических мотивов и образов, удобнее всего было бы назвать этот роман историософским – этот красивый термин, «историософия», традиционно обозначает, что автор пишет о прошлом и представляет его несколько сложнее, чем борьбу классов с иноземными захватчиками, или ожесточенные интриги за обладание алмазными подвесками к царскому трону.
Но лично у меня «Доброволец» больше всего ассоциируется с жанром «рыцарский роман». Рыцарский не потому, что автор несколько раз упоминает Белый Камелот, мечи и ангелов. Нет, «Доброволец» сродни романам Мэлори по духу и глубинному смыслу и по картине мира – вот идет по суровым дорогам безумной России корниловец Денисов в колонне других добровольцев и Хаос стоит перед ними на расстоянии вытянутого штыка, а через них проходит главный нерв Истории. А все это вместе образует образ Революции, очередной Смуты.
Миссия Добровольца вполне сравнима с судьбой рыцаря, ищущего свой Грааль или идущего в крестовый поход. Соответствующие аллюзии и реминисценции, да что там — очень толстые намеки разложены через каждые две главы. В конечном итоге война белых с красными выглядит здесь как чистая борьба воли, где важно не у кого людей и патронов больше, а кто терпеливее и чище душой. Получается как бы особая благодать, почти осязаемая субстанция, которую производят Добровольцы. Может быть, это душа России, которую они хранят и оберегают и которая умирает вместе с ними, вытекает по капле. Не зря в одной из первых глав есть такой образ: «стать кровью текущей в венах страны».
Но и это не главное в романе Д. Володихина. Рыцарь, не рыцарь... Религиозные мотивы и символика занимают в романе очень много места, но смысл его вовсе не исчерпывается демонстрацией мученической роли добровольческого движения. Герой насчет себя с самого начала не сильно заблуждается, так что и самоиронии там тоже довольно. Поэтому и нет никакой особой идеализации Добровольческой армии. Никто из персонажей на святого подвижника не похож, а про тыловых героев и вороватых интендантов тоже немало теплых слов сказано.
О чем же этот роман? Здесь каждый найдет, что захочет. Десять лет назад я прочитал повесть «Плацдарм» как неудачную «альтернативку», как историю смирения гордыни и воспитания стойкости. Сейчас я думаю, что это роман о русской Смуте, которая, как и «разруха» находится в головах, а еще точнее – в душах. В конечном итоге для меня «Доброволец» стал одним из немногих романов, которые развеивают наивное представление об истории как о поезде, который можно перегнать с одного готового пути на другой простым переключением стрелок.
цитировать
свернуть ветку