Решить загадку о происхождении моего имени не составило большого труда для наших читателей: все-таки сказку Лагина «Старик Хоттабыч» читал (по крайне мере, смотрел ее экранизированный вариант) в детстве чуть ли не каждый уважающий себя ребенок. Но вот вторая часть вопроса оказалась крепким орешком. Поэтому давайте-ка приоткроем завесу времени и истории и попробуем разобраться: является ли мой прообраз на самом деле таким уж «арабским».
Итак...
В 1938 году 35-летний уроженец Витебска Лазарь Иосифович Гинзбург выпускает с помощью выдуманного им пионера Вольки Костылькова из замшелого глиняного кувшина джинна, по имени Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, непослушного раба самого царя Соломона (Сулейман ибн Дауд, или Шломо бен Давид, как вам больше нравится).
Появившись на свет и прописавшись в Москве, старик Хоттабыч мгновенно стал любимцем советской и постсоветской детворы. Пожалуй, сам автор не ожидал подобного успеха. Книга разошлась миллионным тиражом, ее перевели на 50 языков, поставили фильм и десятки радиоспектаклей, выпустили пластинку, где, кстати, впервые и прозвучало знаменитое заклинание «трах-тибидох-тах-тах», к которому писатель не имел ни малейшего отношения (но об этом чуть позже).
И вот что важно: полюбился не сюжет, не история о том, как настоящий пионер и от чудес откажется, и джинна переубедит и перевоспитает. Просто сам джинн и стал любимцем публики, чуть ли не национальным героем. Виделось, должно быть, в Хоттабыче что-то невероятно домашнее, семейное, личное... Что же именно?
Молодому писателю Гинзбургу не удалось полностью засекретить созданный персонаж. Да и он, похоже, к этому не особенно стремился, хотя и знал, чем рискует «в том самом лихом году». Так или иначе, а он все же умудрился – вопреки цензуре, вопреки идеологии — передать нам всем привет из дореволюционного еврейского местечка, выпустив из «склизкой, замшелой глиняной бутылки» подсознания родного и любимого человека, скорее всего, собственного дедушку, а может, и меламеда из хедера или кого еще из витебских хасидов. И если у кого-то возникнут сомнения в безусловности еврейских корней Хоттабыча, то отошлем сомневающихся сначала к графическим экзерсисам К. Ротова, первого иллюстратора «Старика Хоттабыча». Достаточно сменить подпись, и получится вполне качественная антисемитская карикатура...
А сейчас обратимся и к авторскому описанию. Материализовавшийся джинн, как мы помним, представлял собой «тощего и смуглого старика с бородой по пояс, в роскошной чалме, тонком белом шерстяном кафтане, обильно расшитом золотом и серебром, белоснежных шелковых шароварах и нежно-розовых сафьяновых туфлях с высоко загнутыми носками». Разумеется, писатель не мог позволить такому экзотичному персонажу разгуливать по улицам современной Москвы. И уже с первых страниц повести к нам выходит «старик в новой парусиновой пиджачной паре, украинской вышитой сорочке и твердой соломенной шляпе канотье. Единственное, что он не согласился сменить, были туфли...».
Представили? Вспомнили? Кого напоминает? Не одного ли из «пикейных жилетов» у кафе «Флорида» в Черноморске?..
Прежде, чем познакомиться с прочими «местечковыми» привычками старого джинна, обратимся, наконец, к историческим особенностям издания данной книги. Лагин писал «Хоттабыча» в 1938 году для «Пионерской правды» и журнала «Пионер», где повесть печаталась из номера в номер. А отдельной книжкой она вышла в 1940 году, почти не отличаясь от газетно-журнального варианта. Зато уже после войны повесть увидела свет в сильно преображенном виде. Объем увеличился. Появилось около десятка новых глав. Мелкие причинно-следственные недоразумения, встречающиеся в первом издании, были устранены. Все, что можно было причесать, было прилизано и припомажено. Однако не будем вдаваться в подробности сравнительного анализа, а обратимся лишь к одной-единственной строчке, самой, может быть, важной во всем этом трогательном повествовании.
Сцена в цирке. Помните? Хоттабыч колдует самозабвенно и феерично. Артисты тают в воздухе, зрители со свистом возносятся за пределы купола, оркестр сжат до размеров горошины и закатан в правое ухо возбужденного джинна. И когда хозяин-пионер приказывает все привести в изначальный порядок, Хоттабыч соглашается, правда, неохотно, ссылаясь на сильную усталость:
«Вместо ответа Хоттабыч, кряхтя, приподнялся на ноги, вырвал из бороды тринадцать волосков, мелко их изорвал, выкрикнул какое-то странное и очень длинное слово и, обессиленный, опустился прямо на опилки, покрывающие арену».
Кстати, во всем повествовании первого издания вы не найдете примеров магических заговоров Хоттабыча. Никаких «трахтибидохов». Молчание. В лучшем случае — «очень длинное слово». (Авторские права заклинания «трах-тибидох-тах-тах» принадлежат редактору дискоспектакля «Старик Хоттабыч», но не Лагину и уж, тем более, не его персонажу). И лишь в издании 1940 года сцена в цирке выглядит следующим образом:
«Вместо ответа Хоттабыч, кряхтя, приподнялся на ноги, вырвал из бороды тринадцать волосков, мелко их изорвал, выкрикнул какое-то странное слово «ЛЕХОДОДИЛИКРАСКАЛО» и, обессиленный, опустился прямо на опилки, покрывающие арену».
Лехододиликраскало! Узнали? Пока нет? А если так: «Лехо Доди Ликрас Кало»? Ну, конечно: традиционное ашкеназийское произношение стиха Леха Доди Ликрат Кала, известного каждому еврейскому мальчику, родившемуся в Витебске в 1903 году и успевшему пройти университеты хедера. «Иди, мой друг, навстречу невесте!» Стихи, которые евреи всего мира поют каждую пятницу вечером, встречая святую Субботу.
Теперь уж сомневаться в еврейском происхождении Хоттабыча будет только самый заядлый скептик. Но и для него у нас припасен ряд доказательств.
Возьмем хотя бы псевдоним писателя: Лагин. Почему — Лагин? Объяснение, что это просто-напросто ЛАзарь ГИНзбург, не самое яркое. Псевдоним ведь был взят за пару лет до написания «Хоттабыча», когда литератору было 33 года. А число 33 буквами еврейского алфавита записывается так — Ламед (30) и Гимел (3) и читается как сокращение — лаг!.. Еврейский праздник Лаг-ба-Омер — тому подтверждение, ведь свое название он получил в силу того, что является 33-м днем после праздника Песах.
А вот вам еще одно, на первый взгляд, совершенно абсурдное и поэтому похожее на истинное, наблюдение. Что напоминает имя главного героя книги – Хоттаб? Удивительно знакомое для наших читателей слово, не правда ли? Ну, конечно, ХАБАД! Именно – ХАБАД!
А почему бы и нет? С хабадниками писатель наверняка был знаком с самого детства, поскольку родился и вырос в Витебске, где была довольно крупная хасидская община (к слову, Любавичи – родина ХАБАДа, в то время находились на территории Белоруссии, в Витебской губернии). Ну, и, кроме того, вполне вероятно, что он был потомком Четвертого Ребе ХАБАДа, рабби Шмуэля, дочь которого, Двора-Лея, вышла замуж за рабби Моше-Арье-Лейба Гинзбурга из Витебска.
И еще одна любопытная деталь. ХАБАД, как известно, аббревиатура трех основных понятий, на которых и построено все учение хасидизма ХАБАД – Хохма (мудрость), Бина (понимание) и Даат (знание). А цель этого учения – постижение, ПОЗНАНИЕ Б-жественности. Не этим ли руководствовался Лазарь Гинзбург, сочиняя один из самых веселых диалогов своего бессмертного произведения?
« ... — Зачем ты хочешь рвать волоски? — снова всполошился Волька.
— Я превращу в пыль все товары, и все столы, и все оборудование этой презренной лавки!
— Ты с ума сошел! — вконец возмутился Волька. — Ведь это государственное добро, старая ты балда!
— Да позволено мне будет узнать, что ты, о бриллиант моей души, подразумеваешь под этим неизвестным мне словом «балда»? — с любопытством осведомился Хоттабыч.
Волька покраснел, как морковка.
— Понимаешь ли... как тебе сказать... э-э-э... Ну, в общем, «балда»- это что-то вроде мудреца.
Тогда Хоттабыч решил запомнить это слово, чтобы при случае блеснуть им в разговоре».
Удивительно, но Хоттабыча это объяснение удовлетворяет! И, будьте уверены, принимает он его не в силу своей наивности, хотя и не знаком с особенностями русского языка. Ведь мудрец, он — кто? Правильно, «муж знания, веры», или баал даат, или «балдос» в хоттабычево-ашкеназийском произношении. Поэтому он не спорит со своим юным другом, а принимает словечко (несколько искаженное в его понимании) на вооружение, чтобы при случае воспользоваться им.