Майн Рид
.
КАПЕРСКАЯ ПОЛАКРА
.
Сцена I
.
О! Прекрасны края, где от летнего зноя
Дом листвою блестящей всегда затенён,
В благодушии солнце где млеет хмельное,
Золотистым лучом пробиваясь меж крон,
Где белы облака, васильков небосклон,
Где сияньем глубокого томного взора
К синеве необъятной морского простора
Синева необъятных небес склонена,
Где природа картинней ярчайшего сна.
.
Те края, где искрится листва изумрудно,
Дочерями прекрасны! Их не превзойдет
Перводева, Творцом сотворенная чудно,
Что запретный еще не отведала плод!
Это земли креольские! Юга оплот!
И зачем идеала желать, словно турок,
Коли вот оно — великолепье гяурок?
Не постичь рассужденьями той красоты,
Видя кою, падешь в преклонении ты.
.
Бесподобней, чем свет небосвода любезный,
Много чище закатных пурпурных мазков,
Темных глаз заблестят лучезарные бездны,
Будто просверки звезд в пелене облаков...
Не влюбиться? О, я не таков, не таков!
Воспылают сердца даже из адаманта!
Жаркий взор поразит и холодного франта:
В блеске темных очей переливчатых ждёт
Благолепья, любви и огня хоровод.
.
Жар желанья у благочестивых дикарок,
Безграничней, чем легший вокруг океан,
И бессмертней лазури, оттенок чей ярок,
Но невинностью страстный их пыл осиянн!
О! Счастливец, кому этот клад чудный дан,
Кто изведал нежнейшей из нег совершенство!
Это акме любви! И блаженство, блаженство
Жить в сиянии красноречивых тех глаз,
Что незыблемо любят иль гибнут тотчас!
.
***
.
Дом, что построил граф Делорм,
Блестит над гладью Леогана,
Чьих вод не поколеблет шторм,
Вдруг налетевший с океана.
Граф выбрал имя «Райский дол»,
Назвав удачно каравеллу —
Он первым, генуэзец смелый,
На изумрудный брег сошел.
.
С красой Утраченного Сада
Сравнится облик здешних дев!
Эдем ли Ветхий знал когда-то
Настолько чудных, милых Ев,
Что старятся, не поседев?
И с той поры, когда солдаты,
Кровавый флаг вздымая ввысь,
По Эспаньоле пронеслись,
Фигурка, личико и щёчки
Славнее не были досель,
Чем у Делорма милой дочки,
Его красавицы Азель.
.
День завершился, ночь настала,
Идет колодник-раб усталый,
Поднялся месяц, тих, пуглив,
Пик Ла-Серранья озарив,
Свет заструился серебристый
Средь апельсиновых садов,
И на бутонах луч искристый
Затанцевал, ожить готов.
Ни звука, волны присмирели,
Зефир лишь нежный еле-еле,
Крадется, но едва ли он
Встревожит тамариндов сон.
Вкусила даже на мгновенье,
Оцепеневши под луной,
Листва осин отдохновенье...
Ночь безмятежна, схлынул зной.
Жемчужна, словно бы от горя
Вдруг заблестевшая слеза,
Покрыла мирт на косогоре
И заросли маслин роса.
И тянет ночью бесприютной,
По берегу в тиши бродить,
И сладостною болью смутной
О прошлом память бередить.
Развеяв горе, ночь улыбкой,
Смягчит мучений тяжкий гнет,
И шквал, утишен гладью зыбкой,
В груди обманчиво уснет,
Тут задержаться так приятно,
От сердца лишь бы отлегло,
Румянца бы пропали пятна,
Разгладилось бы лишь чело!
.
От стен усадьбы и до пляжа
Тянулись цветников пейзажи,
Дом отстоял от кромки вод
Примерно ярдов на пятьсот.
Вдоль тропок никлые тюльпаны
Цвели в жасминовой тени,
Сверкали брызгами фонтаны,
Порой торжественно и странно
Смеялись в час ночной они,
Припомнив сотворенья дни.
.
Сегодня ж рощи онемели,
Не слышно птиц среди аллей,
И пересмешника лишь трели,
Смолкая подле флигелей,
Дрожат меж листьев и лилей,
Томит нас песен тех елей.
Избыв сердечные печали,
Напев забудем тот едва ли,
Струится волшебство окрест,
Но скрыта тайна этих мест!
Вовек любить не надоест
Край, чарами луны объятый,
Где услаждает нас пернатый
Ночей тропических глашатай!
.
Земное ли созданье здесь?
И не посланница ль небес
Дверь отворила и скорее
Спешит, спешит на галерею?
Черны, как ворона крыла,
Струятся кудри, шейка бела!
А блеск очей, что у орла,
Меж туч резвящегося смело!
Лишь этих губ изведав хмель,
Расскажешь о красе Азель!
.
Облокотясь о балюстраду,
Она глядит на свет луны,
Мерцает море за оградой,
Лишь мангров заросли темны,
Она глядит, как люгер тяжкий
Под белым парусом плывет,
Как звезд колючие стекляшки
Мерцают на лазури вод.
Она глядит, как пляшет стая
Прибрежных лодок и пирог,
Струится, в лунном свете тая,
Плеснувших весел говорок.
Вот ялик промелькнул у ивы,
Затих гребца напев тоскливый,
Но ей ни песни не слышны,
Ни шепот голубой волны,
Не слышала прошедший мимо
Она баркас, был недвижимо,
Блестящий взор ее вперён,
Где слит с волнами небосклон.
.
Чист горизонт, спокойно море,
Тщета сквозит в девичьем взоре,
Бесплодно бденье в эту ночь...
Луна, морей бескрайних дочь,
Испила, закатившись чинно,
Зыбей пурпурные глубины,
Ракушек не искрится рой,
И синий потемнел прибой.
Морская ширь так одинока,
Возлюбленный сейчас далёко:
Минув испанских вод простор,
Не бросил якорь, хоть и скор,
Он в Леогане до сих пор...
Зря ждет его любимой взор!
Не показалась в темной сини
Полакра каперская ныне...
Коснулся сон точеных плеч,
Пора моей сеньоре лечь!
.
СЦЕНА 2
.
Где ж ветер? В водах Леогана
Зеркально рдеет небосвод,
Ни дуновенья с океана,
Явившаяся лишь вот-вот
Полакра к порту не дойдет.
Пускай висят изнеможенно
На стеньгах желтые знамена,
Крестьянин с суши различит
На вымпеле кастильский щит.
.
Загитован фок с бизанью
Силою незримых рук,
Слышно цепи дребезжанье:
Якорь выбросили вдруг.
Осыпали брызги кристальную гладь,
И, вспенясь, волна начала утихать,
Исчезли круги на воде понемногу,
И шхуна уснула вдали одиноко.
.
Небо уж отцвело, но вода как стекло,
Не поднимется бриз, прикорнувший у скал,
Коль Зефир на часок от Эола б утёк,
Он милее бы места вздремнуть не сыскал.
.
Ночь тропическая чудна,
Месяц нежит неоскудно
Темную поверхность вод,
Пляшет свет его, живёт,
Мнясь иль духом океана,
Или выдумкою странной.
Заслоняя окоём,
Льяно зеленеют скалы,
Высится прелестный дом,
Дальше милое бунгало
Подмигнет, чуть осмелев,
Из-за миртовых дерев.
Ручеек кристально-чистый
Скачет по гряде лесистой:
Так со спущенной уздой
К дому конь рысит гнедой.
Струи тянутся к заливу,
То тесниною крутой,
То разбрыжжутся игриво,
То со дна вздымают грязь,
То ярятся иступленно,
То мерцают по каньону,
Возле устья серебрясь.
.
Чужое судно ждет, сигналя!
На мачте белый флаг взвился!
Бич Мексики не привела ли
Сюда разбойничья стезя?
По гюйсу всё узнать нельзя:
Порой грабительствовать рады
На шхунах смуглые пираты,
Хоть золотистым флагом грот
Их за испанцев выдает.
.
От дома графского, похоже,
С холма шлют кораблю ответ!
Кто белой шалью машет? Боже!
То ль не девичий силуэт?
С вершины девушка пугливо
Оглядывает ширь залива,
Средь зелени гуав она
Из окон дома не видна.
.
Не на корме ль скользнули тали,
Где шлюпка крепится? Никшни!
Вельбот проворный неспроста ли
Спустили на воду в тени?
Зарыскал на волнах вельбот,
Шесть весел набирают ход...
Шесть весел движутся без плеска,
Лишь лопасти сверкают резко
Да брызни блещут под луной.
Танцуя, мчась над глубиной
По глади к гавани ночной,
Подходит шлюпка ближе, ближе,
И весла, опускаясь ниже,
Не поколеблют мертвой тиши.
.
Но кто же дева на холме,
Что подает безмолвно знаки?
Не днем, не вечером — во мраке,
В полночной бесприютной тьме?
Зачем ей красться из постели,
Чтоб звезды в небе подглядели
Дианы непорочной грудь?..
Взор ярче ль видел кто-нибудь?
Очей блестящих свет чудесный
Вселит надежду, сняв разлад
С сердец, внутри которых ад!
О! Узнаю тот стан прелестный
И устремленый в море взгляд...
Делорма дочь! О бог небесный...
Азель, что краше все стократ.
.
Пират случайный неужели
Со шлюпки спрыгнул у мыска?
О нет! Любимый то Азели,
Знавал сего я смельчака!
Он в море прежде мне встречался,
Он под испанским флагом дрался!
Когда в бою кровавом лез
На абордаж головорез,
Был честен Леонар Кортез!
Полакра грамоту имела,
Что каперствовать может смело.
.
Дрожь встречи до безумия сладка!
Слились влюбленные назло судьбине!
Так золотистый отблеск маяка,
Над океанскою сверкнув пустыней,
Подарит радость взору моряка!
Так души сирые, чья жизнь горька,
Наполнит луч надежды благостыней!
Остра презревшая опеку страсть!
Она манит скорее в сад попасть,
Где мрак царит, уютом облекая...
Разлуку ночь прервала колдовская,
В ней дышит поцелуями любовь,
И клятвы слышатся былые вновь!
.
Так сладко сердцу с сердцем рядом!
Конец разлукам и преградам!
Так сладко к алым губкам льнуть,
Дабы нектара их глотнуть!
Так сладко видеть, что очами
Владеет чувств лучистых пламя!
Так сладко грудь пылает вся,
Когда сердец спряглось биенье!
И глаз потупить пусть нельзя,
Пир сладок сей до упоенья!
Стук сердца, вздохов круговерть...
О! Миг истомный, словно смерть!
.
Стан нежная рука обвила,
Объятий их не разомкнуть,
Не отведет он взор от милой,
Склонившейся ему на грудь,
Он чувствовал: еще чуть-чуть,
И сердце выскочить грозило,
Но не промолвил слова он —
Так удовольствий мил полон.
.
Чем лучше встреча в мраке стылом?
Чем ясный день не угодил им?
.
Не знаете вы галльский нрав!
На знаете, что гневен граф!
Жизнь в войнах проведя насилу,
Он сердцем очерствел — хранило,
Для лучших чувств погребено,
К испанцам ненависть оно!
Граф был испанцам враг заклятый,
И коль явись аристократу,
Что под стеною самой тут,
Азель бесчестит недруг ярый
То не тюрьма, не рабский труд,
Но казнь ему была бы карой,
И Леонар Кортес тогда
Украсил головой бы скалы,
Как путеводная звезда
Она бы шлюпы направляла.
.
Когда клубятся глыбы туч,
Свет солнца заслоняя чистый,
Косой подчас пробьется луч,
Блеснув чарующе-искристо,
И, черноты пробивши свод,
Смущая взор людской, зальет
Вдруг землю пламенем, но вот
Густеет темной мглы оплот,
Светило скрыв и мраком нощи
Одев моря, холмы и рощи.
Румянец алый заливал
Так милого лица овал —
И лишь подчеркивало это
Поток живительного света
Из тёмных глаз — сияя, взор
Горел, как в небе метеор.
Но с апельсинового сада
Зачем она не сводит взгляда?
«Что там за тени, где стена?
Чу! Не тревога ль подана?»
«О Боже! Лай собак я слышу!
Беги же, Леонар, беги же!»
.
Кто чувствовал (и он лишь объяснит)
Как тяжко рвать таинственные нити,
Что выткала любовь!.. И как томит
Прощальный взор: яснее и открытей
Мерцает он, коль близятся часы те,
Когда прервется поцелуй... Пьянит
Безмолвных и всесильных чар магнит.
Златые цепи пленным не подвластны,
Любви рассеять чары — труд напрасный,
Когда бунтует плоть, слабеет дух!
И в миг разлуки не посмеет вслух
Язык промолвить приговор ужасный...
Кто чувствовал и не изведал сил,
Что, незаметно смертного гарпуня,
Не выпустят, как он бы ни молил?
Он из чертога хочет выйти втуне,
Где колдовской любви сокрыт альков.
Неслышен и незрим там бег часов!
И вновь лобзанья тянутся медово,
И вновь не оборвать желанных нег,
И вновь прощанья замирает слово:
Уста и мысль не предадут вовек!
Что красоты сильнее? И патриций,
Мир покорив, был покорен царицей!
.
Их губы пред разлукой слились,
И милую прижав сильней,
Он вытер, прежде чем пролились,
Слезинки поцелуем ей...
Хоть близились погони звуки,
Нежней сплелись влюбленных руки,
Как будто бы суровый рок
Навек расстаться их обрёк.
.
«Прощай!», «Прощай же!» Миг несчастья
Сердца раскалывал на части.
Она скользнула в темный сад,
Он — между скал крутых, назад,
Где густо разрослись гуавы...
Был взор его, как у орла!
Теснина звонкий лай легавой,
Из тьмы далекой донесла;
Гуавы миновав на склоне,
Он слышал: близилась погоня.
Вот берег, лодка у воды,
Луна заискрилась на шпаге!
Ракушек слой впитал следы,
И сбились гончие собаки.
.
Всё было тишью смягчено,
Вельбот ушел уже далёко,
И молвил Леонар — «Чудно!
Неужто псов была то склока?
Не слышно больше кутерьмы!
Что ж, жизни сохранили мы!
Ура! Уходим всей ватагой,
Проснется с ветром океан!
Мы до зари дойдем в Сантьяго!
Прощай же снова, Леоган!»
.
Перевод Вадима Раскумандрина
.
Продолжение следует