Каждый месяц Алекс Громов рассказывает о 9 книгах non-fiction.
Посередине пустыни лежит последний остаток древнего океана Тетис, Мертвое море. Берега его расположены на 419 метров ниже уровня моря, а сама пустыня – это впадина в месте схождения Африканской и Аравийской тектонических плит. От этого она и пустыня – воздушные массы, приходящие с запада, натыкаются, не доходя Мертвого моря, на Иудейские горы, и пустыня лежит в «тени дождя».
Дожди здесь идут только зимой, прорывая вади и глубокие ущелья, и столовые горы из пересохшего безжизненного известняка, нависающие с востока и с запада над Мертвым морем, иссечены этой водой за миллионы лет на куски, как топором. Согласно Книге Бытия, именно в этом месте когда-то располагались Содом и Гоморра, уничтоженные Господом огнем и серой за свою нечестивость».
Юлия Латынина. Иисус. Историческое исследование
Небезынтересное для русского читателя издание (в том числе из-за источников, на которых автор ссылается), но вызывающие вопросы и споры — на предмет исторического соответствия посвящено, в первую очередь, подробностям жизни древней Иудеи времен римского владычества. Отдельные рассматриваемые эпизоды относятся и к намного более ранним временам. Картина, которую рисует автор, в чем-то намеренно полемична с традиционными представлениями. В чем-то – парадоксальна. Но несомненно, будет весьма занятным чтением для любителей истории.
В самом деле, на чем держалась римская власть на Ближнем Востоке, как она была устроена? И как это отразилось в привычной нам библейской истории? Автор анализирует многочисленные апокрифические тексты, стараясь с их помощью заполнить различные в популярных представлениях лакуны и прояснить обстановку. Выводы делает порой необычные, однако в целом атмосфера воссоздается очень живо и наглядно. Уделено внимание и результатам археологический исследований, а также их подробном истолкованию.
«Первые оседлые поселения евреев на Ханаанском нагорье появляются внезапно и многочисленно около 1200 г. до н.э. Это очень небольшие поселения, на 50-100 человек. В них присутствует определенного типа керамика и отсутствуют алтари и свиные кости.
В это же время на склоне горы Гебал – в том самом месте, о котором упоминает «Второзаконие», – на открытом воздухе возводится огромный алтарь, жертвы на котором приносятся в точном предписании с правилами кашрута.
Почему так важна для нас эта дата – рубеж XII в.до н.э.? Потому что это единственная дата, в которую мог состояться Исход. Если в истории евреев и существовало какое-то реальное событие, породившее легенду об Исходе, то оно могло произойти только в это время.
Почему для нас так важен алтарь на горе Гебал? Потому что он подтверждает легенду об Исходе. На рубеже XII в. до н.э. в жизни кочевых евреев произошло какое-то событие, которое стало катализатором перехода к оседлости. И одновременно с этим событием они построили алтарь Яхве на горе Гебал. Очень возможно, что это событие было связано с репатриацией большой группы единоплеменников из Египта».
Опустошительные набеги неприятелей побуждали к построению таких укреплений, которые могли бы служить надежными убежищами. Первые замки представляли собой земляные окопы более или менее обширных размеров, окруженные рвом и увенчанные деревянным палисадом. В таком виде они походили на римские лагеря, и это сходство, конечно, не было простой случайностью; несомненно, что эти первые укрепления устраивались по образцу римских лагерей. Как в центре последнего возвышалась палатка полководца, или преторий (praetorium), так и посреди пространства, замыкавшегося замковым валом, поднималось естественное или, по большей части, искусственное земляное возвышение конической формы (la motte). Обыкновенно на этой насыпи воздвигалось деревянное строение, входная дверь которого находилась наверху насыпи. Внутри самой насыпи устраивался ход в подземелье с колодцем. Таким образом, попасть в это деревянное строение можно было только взобравшись на самую насыпь. Для удобства обитателей устраивалось что-то вроде деревянного помоста, спуска на подпорках; в случае нужды он легко разбирался, благодаря чему неприятель, желавший проникнуть в само жилище, встречал серьезное препятствие. После минования опасности разобранные части так же легко приводились в прежнее состояние».
Константин Иванов. Повседневный быт Средневековья
Как жили люди тысячу лет назад? Чем отличалась повседневная жизнь горожанина от судьбы крестьянина? Что представляли собой средневековые деревни и города? Насколько комфортен был рыцарский замок? По сравнению с бытом цивилизованного человека XXI века жизнь даже средневекового монарха была малокомфортной. Улочки большинства городов, узенькие и грязные, служили пристанищем свиней и прочего домашнего скота. Из окон периодически выливали на мостовую и прохожих помои. Запах… об этом лучше умолчать…
Знатные особы и даже королевы умывалась редко — неслучайно русские послы, побывавшие при дворе французского короля Людовика XIV, писали, что тот «смердит аки дикий зверь». Вспыхивающие эпидемии уносили жизни большей части населения. Многие города были деревянными и сгорали в пожарах, заново отстраиваясь несколько раз в столетие.
Средствами массовой информации и пропаганды являлись менестрели – ведь неслучайно помимо лирики и эпоса поэзия тех далеких времен принимала и формы дидактических, или поучительных произведений. Эти произведения нередко достигали больших размеров, а по своему содержанию направлялись обыкновенно против придворной лжи и испорченности нравов (например, «Скромность» Фрейданка и «Скакуна» Гуго фон Тримберга).
Но главным предметом средневековой поэзии все же являлся человек — с его любовью и страданием, с его надеждами и стремлениями, с его радостями и горестями как в пору юной, расцветающей весны, так и печальной зимой, «среди веселья юношеских лет и в холодные годы тяжелой старости, у домашнего очага и на общественной арене, в скромной хижине и под сводами царских чертогов, опирающихся на богатые колонны».
В поисках идеала литература того периода создала образ рыцаря, который после посвящения полностью отдает себя защите ценностей, получивших название «рыцарских». Рыцарь должен был посвятить себя: обороне страны от недругов, но еще в большей мере – защите слабых, то есть духовенства, вдов, сирот и вообще всех, кому слабость, а особенно пол, не позволяют защищаться самостоятельно. Здесь самый стойкий и самый привлекательный образ – «беззащитные девы» (pucelles esconseillees) из рыцарских романов, получивших распространение в конце XII века.
Первыми критиками Средневековья были мыслители Возрождения. Они считали его мрачным прошлым, переходным этапом между зрелой античностью и Возрождением. Предвзятый взгляд на тот период был унаследован и учеными Просвещения – костры инквизиции в то время еще горели. И лишь романтизм побудил благожелательное восприятие Средневековья, попутно создав даже предпосылки его идеализации. Средневековье не было Золотым веком человечества. Это был лишь один из этапов нашей истории, отдельные элементы (мода, музыка, живопись) которого периодически становятся «модными».
«Но настоящим бедствием Средневековья были многочисленные суеверия. Поэтому именно в этот период возникают многочисленные религиозные ордена, святая инквизиция и предания о продаже души дьяволу, порче, одержимости бесами и прочих атрибутах «темной романтики» последующих эпох. Большинство жителей не только деревень, но и городов, верили в чудесное, сверхъестественное, в колдовство и чары, ведьм, домовых, русалок, Сатану. Среднестатистический средневековый житель считал, что «Земля расположена в самом центре Вселенной, составляет как бы ее ядро. Ее окружают одна за другой десять сфер, десять колоссальных шаров, помещающихся друг в друге. В семи первых, ближайших к Земле сферах с неодинаковой скоростью круговращаются Солнце, Луна и пять планет. Их круговращение сопровождается чудесной музыкой, музыкой сфер. В восьмой сфере расположены прочие светила: одни из них, бестелесные и невесомые, свободно носятся в пространстве, другие прикреплены к своду сферы. Девятая сфера — кристаллообразная, десятая — пламенная; в последней царствуют Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой и живут главнейшие святые... Все эти сферы — обиталище Бога, святых и ангелов. Противоположность ему составляет обиталище сатаны, падших ангелов и отверженных душ — ад, находящийся в центре Земли».
Наследство прошлого есть наслоение множества идей и концепций. Исламская философия не исключение. Можно найти позиции, где утверждается, что истинность вещи – в ее подлинности. Об этом говорит один из крупнейших современных исламоведов А.В. Смирнов . Наличие вещи следует сопоставить со знанием о ней – и получим истинное знание. Факт наличия не требует дополнительных доказательств истинности знаний о нем. То, что есть, если знать о нем, доказывает и истинность знаний. Упрощение, как мы выше уже отмечали, явное. Другая позиция, которую придерживается, например, Авиценна, утверждает, что существование вещи еще не есть доказательство ее истинности. Среди умолкнувших речей нам ближе идеи Ибн-Сины. Он считает, что все, что есть (существует) в тварном мире (и прежде всего люди), без устали совершенствуясь, должно стремиться к необходимо сущему. А это и есть путь, как мы выше установили, к «абсолюту абсолютов», т.е. к абсолютной истине, или истине Абсолюта – Творцу миров (Богу, Аллаху, Первому интеллекту и т.д.). Авиценна выстраивает ту же модель онтологической истинности вещи: сначала – соответствие собственного существования своей сущности, потом – родовой (видовой) сущности, потом – выше и выше по иерархии малых и больших абсолютов до вечного, бесконечного, несотворимого, неуничтожимого, первого и последнего Абсолюта (Аллаха). И человек идет, по мнению Авиценны, тем же путем. Соответствие существования человека сущностям меньшего порядка может дать ему разные степени конечного счастья. Но если существование человека достигнет соответствия необходимой сущности, т.е. абсолютной истины, или истины Абсолюта, то человек приобретет уже не просто счастье. Даже совсем не счастье. Он приобретет святость, равную индивидуальному, личному бессмертию. Здесь всеобщее и идеальное абсолютной истинности, или истинности Абсолюта, сливаются в единое целое с Творцом. Дорога эта многоуровневая, сложная, диалектичная».
В.С. Хазиев, Е.В. Хазиева. Познание абсолюта в средневековом арабо-мусульманском рационализме
Философия с первых своих шагов всколыхнула тему об устройстве мироздания и о месте (роли) человека в нем. Человек – капля в океане бесконечного и вечного Абсолюта. Если судить о человеке по внешним размерам и временным параметрам, он, по сравнению с Абсолютом, не просто песчинка или капля в океане, он бесконечно ничтожен и жалок. Тем не менее, человек, восхищаясь и радуясь своей уникальной способности – мыслить, дерзает и жаждет достичь высот и глубин Абсолюта.
Издание посвящено вопросу соотношения двух основных категорий средневековой исламской философии: «абсолют» и «истина». Какие бы нюансы ни возникали в трактовке этих терминов в разных направлениях и течениях ислама, речь, по существу, всегда идет о едином, всеобщем и универсальном основании мироздания и истинности его проявлений. Стремясь избежать вторжения в область специализированных богословских дискуссий, авторы применили элемент философского дискурса – понятие «абсолют». Хронологически рассматриваются основные идеи мутазилизма, фальсафы, ишракизма, исмаилизма классического периода.
«Величайший мыслитель Ибн-Сина писал, что «истина каждой вещи есть свойство ее бытия (sui esse), которое в ней непреходяще». Авиценна утверждает, что каждая вещь (в общем смысле) есть потому и до тех пор, пока в ней присутствует образ Абсолюта. Все несет в себе Абсолют. Человек, со всем своим высокомерием перед вещами неразумной и бездушной природы, стоит в этой банальной череде вещей и событий конечного (тварного) мира. Абсолют есть во всем. Он – основа бытия и небытия всего в мироздании. Абсолют «гнездится» в каждой вещи, но светиться начинает лишь в разумной твари – в человеке».
«Мутазилиты экстраполировали проблему истинных и ложных знаний в такие дали и чащобы логики, грамматики, семантики, психологии, что изложение всех возможных вариаций заняло бы несколько томов. Например, мутазилиты выявили, что к чувствам (сожалениям, милосердию, состраданию, сочувствию, надеждам, мечтам и т.д.) невозможно применять те же категории истинности и ложности, что и к знаниям. Не работают эти категории привычно и в той области речи, где есть лишь вопросы. Трудно или даже невозможно сказать, является ли вопрос истинным. Например, такой вопрос: «Наступит ли утро после ночи?». Все знают истинный ответ, но сам вопрос – истинный или ложный? Как это определить?!. А приказы?! Можно к ним применить характеристику «истинно» или «ложно»? Например, такой приказ: «Всем молчать!». Выполнить, вероятно, можно. Можно, по крайней мере, попробовать. Но как подойти к решению того, является ли сам вопрос истинным или ложным? Есть еще множество областей и вещей, где, как считали мутазилиты, категории «истина» и «ложь» не работают».
Но эта небесная лазурь была не единственным подарком Виктории в славный день ее бриллиантового юбилея. Огромные толпы народа, расцвеченная флагами столица, Сити, прибывшие со всех уголков мира войска, ликующая империя с населением в триста пятьдесят миллионов человек, да, все это тоже было для Виктории. Никогда прежде Лондон не видел подобного великолепия и никогда больше не увидит. Она правила уже шестьдесят лет, и этот юбилей стал апофеозом ее могущества и славы. Даже Людовик XIV, перед которым она преклонялась, не знал ничего подобного. За несколько месяцев до торжественного дня начали чеканить медали и памятные монеты, во всех городах устанавливали статуи королевы, а также выпустили марки, которые коллекционировали мальчишки во всех концах империи. В лавках Стрэнда и Пиккадилли нарасхват шли тарелки, чашки, носовые платки и трости с изображением королевы, а еще чайники, чернильницы и ложки с короной. Витрины книжных магазинов пестрели обложками книг, прославляющих Викторию, а музыкальные шкатулки без конца играли «Боже, храни королеву». И никто не сомневался в том, что величие Британской империи — дело рук этой пухленькой бабушки с железным характером, одетой во все черное, как смиренная вдова.
На всех триумфальных арках и флагах, украшавших дома, были выведены одни и те же слова: «Твой трон — это наши сердца». В толпе кто-то воскликнул: «Она славно потрудилась, наша старушка!» Правда, своих подданных она тоже заставляла трудиться не покладая рук. Великобритания, эта кузница мира, стала первой индустриальной державой в истории человечества. Ее торговый оборот равнялся торговым оборотам Франции, Германии и Италии вместе взятых. Но главное — государыня сумела взрастить в сердце каждого из своих подданных ту британскую гордость, символом которой сама и являлась. Великобритания завоевала пятую часть всей территории Земли. Ее флот господствовал на всех океанах. Лондон стал финансовой столицей и красивейшим городом планеты.
Перед тем как покинуть дворец, королева нажала на электрическую кнопку, чтобы отправить по телеграфу праздничное послание, обращенное ко всей своей империи: «От всего сердца я благодарю мои возлюбленные народы. Да благословит их Господь!» Она сама вытребовала для себя титул императрицы и вместе с толпой с удовлетворением думала о том, что над ее империей никогда не заходит солнце».
Филипп Александр, Беатрис де Л’Онуа. Королева Виктория
Виктория правила более полувека Британией, неслучайно в это время мировую историю вошли такие термины как викторианская эпоха и викторианский стиль. В тексте описан королевский быт и любимчики, так раздражавшие знать, рассказывается как о счастливом браке Виктории, так и ее почти сорокалетнем трауре после смерти мужа; множестве мировых событий, затрагивающих интересы британской короны; непростых отношениях с не всегда удобными и любезными премьер-министрами и собственными родственниками, королевских фаворитах, визитах российских и германских императоров и других коронованных особо Европы.
В издании рассказывается не только об Англии, но и об английском владычестве в Индии. Артур Уэлсли, 1-й герцог Веллингтон, будущий победитель при Ватерлоо, служил полковником в Индии. Его старший брат, Ричард Колли Уэсли, 1-й маркиз Уэлсли, был с 1797 по 1805 год был генерал-губернатором британских владений в Индии. В 1798 году англичане вступили в очередную (четверную) войну про княжества Майсур и его правителя Типу Султана, «Тигра Майсура», закончившуюся штурмом его столицы Серингапатам. Именно там будущий герцог Веллингтон и одержавший свои первые военные победы, опознавшего и первым официально засвидетельствовал смерть Типу Султана, убитого в бою 4 мая 1799 года. После этого Артур Уэлсли стал губернатором покоренного княжества и поселился в летнем дворце убитого правителя, и через несколько месяцев был произведен в бригадные генералы. Его старший брат был удостоен титула маркиза Уэлсли и права включить в свой герб знамя Типу Султана.
После этого на территории Индии еще оставались независимые княжества, но владения Ост-Индийской компании постоянно расширялись – в основном вокруг тех контролируемых ею городов (Калькутты, Бомбея и Мадраса). Компания владела монополией на вывоз в Англию соли, табака, семян арековой пальмы, тканей, зарабатывая на этом огромные деньги, часть которых тратилась в метрополии. В Индии английские чиновники и военные строили возводили для себя грандиозные виллы, организовывали охоты на диких зверей, а миссионеры обращали местных жителей в христианство.
Захватившие индийские сокровища и вкладывавшие их в английское промышленное производство поражали англичан своими тратами, и привезенными диковинами, поэтому разбогатевших в Индии называли
«набобами». Но постепенно контроль за Ост-Индийской компанией английское правительство прибрало к своим рукам, королева Виктория, получавшая драгоценные камни и прочие предметы индийской роскоши
как-то воскликнула: «Индия должна принадлежать только мне!». Но она захотела стать индийской императрицей и британский парламент сделал ей такой подарок!
«Титул императрицы доставлял ей безумную радость. Любые свои записки она теперь подписывала не иначе как «К.И.В.» (королева императрица Виктория). В этот день, 1 января 1877 года, эта новость была официально доведена до всех индийских магарадж, приглашенных в Дели на роскошный прием — «durbar». В честь этого события в Виндзорском дворце был устроен большой банкет. Черное платье королевы почти скрылось под каскадами драгоценностей. После ужина Дизраэли поинтересовался у ее величества, все ли индийские украшения были сегодня на ней. «О, нет! Я вам сейчас покажу остальные». И по ее приказу слуги внесли три тяжеленных чемодана. Дерзкий лорд Гамильтон не смог удержаться и представил себе, как бы смотрелась вся эта роскошь на некой высокой брюнетке.
Это посвящение в императрицы, дарованное Виктории Дизраэли, все эти победы и разные другие подарки словно высвободили ее неукротимую энергию…»
Это буквально образы, которые не оставляют следов. Они, строго говоря, не имеют эстетических последствий. Но за каждым из них что-то исчезает. В этом их секрет, если у них вообще есть секрет, и в этом секрет симуляции. На горизонте симуляции исчезает не только реальный мир, но сам вопрос о его существовании уже не имеет смысла.
Если вдуматься, то та же самая проблема решалась в византийском иконоборчестве. Иконопоклонники были очень изощренными людьми, которые претендовали на то, что изображают [représenter] Бога к его вящей славе, но которые, симулируя Бога в образах, на самом деле диссимулировали тем самым проблему Его существования. Каждый образ был предлогом, чтобы не ставить самой проблемы существования Бога. За каждым из этих образов Бог, по сути, исчезал. Он не умер, Он исчез. То есть, проблемы уже больше не было, так как сама эта проблема более не ставилась. Проблема существования или несуществования Бога была решена с помощью симуляции.
Но можно посчитать, что стратегия самого Бога состоит в том, чтобы исчезнуть, и исчезнуть именно за образами. Сам Бог использует образы, чтобы исчезнуть, подчиняясь импульсу [pulsion] не оставлять следов. Тем самым, сбывается пророчество: мы живем в мире симуляции, в мире, где наивысшая функция знака заключается в том, чтобы заставить реальность исчезнуть, и одновременно скрыть это исчезновение. Этим же занимается отныне искусство. Этим же занимаются отныне медиа. Вот почему они обречены на одну и ту же судьбу.
За оргией образов что-то скрывается. Мир, исчезающий за переизбытком образов, — возможно, это иная форма иллюзии, ироничная форма (сравните притчу Канетти о животных: «такое ощущение, что за каждым из них скрывается некто и смеется над нами»).
Та иллюзия, которая возникала из способности через изобретение форм вырывать что-то из реального, противопоставлять ему другую сцену, переходить по ту сторону зеркала, та иллюзия, которая изобретала иную игру и иные правила игры, такая иллюзия становится отныне невозможной, потому что образы перешли в вещи. Они больше не являются зеркалом реальности, они проникли в сердце реальности и превратили ее в гиперреальность, где от экрана к экрану у образа есть только одна судьба — быть образом. Образ больше не может вообразить реальное, поскольку он сам стал реальным, не может ее превзойти, преобразовать, увидеть в мечтах, потому что сам стал виртуальной реальностью».
Жан Бодрийяр. Совершенное преступление. Заговор искусства
В сборник эссе и интервью, вышедший в серии «Фигуры Философии», включены идеи Бодрийяра, препарирующего современное (хотя здесь можно уточнить, что с момента первого издания искусство стало еще современнее) искусство, его предназначение и не всегда явленную связь с реальностью.
В «Генезисе как обманка» рассматривается вариант, что людям даровали иллюзию течения времени – чтобы смягчить противостояние с миром. Наше прошлое перемещается в ископаемый окаменелый симулякр, а вот наши окаменелости, которые вносятся в каталоги, и объясняются согласно научной моде, в результате выглядят как кинематографическая обработка и уже становятся неосязаемыми.
В «Синдроме Вавилонского смешения языков» Бодрийяр утверждает, что для возвращения миру его иллюзии необходимо нарушить совершенство. Ведь языки хороши тем, что они уникальны и несводимы друг к другу, и поэтому универсальное программирование языка – нечто иное, как настоящее проклятие.
В «Машинальном снобизме» отдается должное Уорхолу, «мутанту» и «агностику», не являющегося частью истории искусств.
«В виртуальной реальности вещи как будто проглатывают свои зеркала. Проглотив свои зеркала, они становятся транспарентными для самих себя, у них нет больше секрета, они больше уже не могут создавать иллюзию (потому что иллюзия связана с секретностью, с тем фактом, что вещи отсутствуют в самих себе, отстраняются от себя самих в кажимостях) — здесь есть лишь транспарентность, и вещи, полностью присутствующие в самих себе в их визуальности, в их виртуальности, в их беспощадной транскрипции (обычно в цифровом виде, как это имеет место в новейших технологиях), могут регистрироваться лишь на экранах, на миллиардах экранов, с горизонта которых исчезло не только реальное, но и изображение [образ] как таковое.
Все утопии XIX и XX веков, реализовавшись, изгнали реальность из реальности, оставив нас в гиперреальности, лишенной смысла, поскольку всякая финальная перспектива была поглощена и переварена, оставив нам от самой себя лишь поверхность без глубины. Быть может, лишь технология остается той единственной силой, которая все еще связывает разрозненные фрагменты реальности, но куда же делась констелляция смысла? Куда же делась констелляция тайны?
Конец репрезентации, следовательно, конец эстетики эстетического, конец самого образа в поверхностной виртуальности экранов. Однако — и в этом заключен побочный и парадоксальный, но, возможно, позитивный эффект — похоже, что, как только иллюзия и утопия были изгнаны из реального силой всех наших технологий, благодаря тем же самым технологиям ирония перешла в вещи. То есть, в качестве компенсации за утрату иллюзии мира появилась объективная ирония этого мира. Ирония как универсальная и духовная [spirituelle] форма дезиллюзии мира. Духовная в смысле остроты [trait d’esprit], внезапно возникающей в самом сердце технической банальности наших объектов и наших образов. Японцы ощущают присутствие божественности в каждом промышленно произведенном объекте. Для нас это божественное присутствие сводится к слабому проблеску иронии, но все же это является духовной формой».
Сергей Тюленев. Других у Бога нет
Этот роман написан по мотивам реальных событий, разыгравшихся на Кипре несколько лет назад. Тогда российский бизнесмен был обвинен в организации кражи картины Дега «Балерина, поправляющая туфельку». Живописное полотно пропало из дома одного местного жителя. Никаких доказательств в пользу первоначальной версии обвинения в итоге не нашлось. Не найдена до сих пор и пропавшая картина прославленного импрессиониста.
В книге реконструируется ход событий и возможные причины случившегося. Автор указывает, что и подлинность исчезнувшей картины не была подтверждена официальным путем. В ходе повествования отмечено, что полотно находилось в частном доме, без каких-либо мер по обеспечению его сохранности. И без оформления подобающей такому шедевру страховки.
Основу захватывающего сюжета составляют тайные хитросплетения интересов разных людей и организаций. Автор подробно рисует панораму того, как могла разыгрываться вся эта комбинация, призванная с помощью фальшивых обвинений и подтасованных улик затормозить ход расследования совсем другого дела, как раз в это время рассматривавшегося в одном из отечественных судов.
Документально-протокольные подробности громкой истории вокруг картины Дега органично дополнены философскими размышлениями о нравственности, доверии, дружбе и любви, о том, что способно служить единственной несокрушимой опорой человеческому духу.
«Минут пять стоял он около постройки, по всей вероятности, предназначенной для хранения лодок и рыбацкой снасти, вернувшаяся тишина позволила ему услышать шорох морской волны, шуршание сосновых иголок и вопрос, заданный сам себе:
— И что дальше? За мной кто-то придёт или мне самому идти в монастырь?
Следующие несколько минут прошли с тем же результатом. Каменные стены, деревья, ярко-голубое море и лёгкий ветерок не отвечали ему, и поэтому, немного поколебавшись, он выбрал дорогу, идущую вверх, правее построек. Шагая по старой булыжной кладке, Глеб довольно быстро пришёл к высокой арке с распахнутыми воротами, за которыми просматривалась площадь и массивное здание церкви.
— Странно, — сказал он сам себе, оглядываясь по сторонам, — никого нет. Ну что ж, идём дальше…
Но не успел он сделать и нескольких шагов, как три лохматые собаки, выскочив из-за створки ворот, грозно оскалившись, преградили ему дорогу.
— Ух ты, какие церберы нарисовались, — произнёс он специально громко, рассчитывая своими размерами и силой голоса заставить псов отступить.
— Ничего себе! Не успел войти на территорию монастыря, а уже богохульствуешь! — произнёс монах, сидящий на большом валуне сразу за аркой. — Неуместное сравнение употребляешь. Мифический Цербер охранял вход в царство мёртвых, а мы тут очень даже живые. Ну, — всматриваясь в лицо Глеба, спокойно продолжил монах, — чего стоишь, в ногах правды нет. Отец Димитрий послушание выполняет, а ключи от кельи паломников только у него. Поэтому ставь свою сумку на землю и присаживайся рядом со мной на камень. Ты не бойся, солнышко его нагрело, поэтому от такого сидения по телу одна благодать идёт».
Уильям Джеймс. Психология
Написанное одним из отцов-основателей американской психологии (первым профессором психологии в Гарвардском университете, создателем первой американской психологической лаборатории), научно-популярное издание рассказывает читателю, что же представляет собой и что именно изучает психология; дает анализ привычки и восприятия, чувства времени и памяти. Обращая внимания на понятие личности, Джеймс рассматривает как сторонник ее широкого определения: не только через ее структуры и связи между структурными элементами, познающий элемент в личности и иерархию личностей
Отдельно рассматривается и теория эмоций, которая была разработана им и Н. Н. Ланге, войдя в историю психологии под названием теории Джеймса—Ланге. По словам Джеймса, «...Мы опечалены, потому что плачем; приведены в ярость, потому что бьем другого; боимся, потому что дрожим...»
Рассматривая восприятие, Джеймс уделяет внимание иллюзиям, отмечая, что во всякой иллюзии ложно не непосредственное впечатление, а то суждение, которое мы составляем о нем. Другая тема – это анализ привычек, особенностей их возникновения и деятельности нервной системы.
«Привычка играет в общественных отношениях роль колоссального махового колеса: это самый ценный консервативный фактор в социальной жизни. Она одна удерживает всех нас в границах законности и спасает «детей фортуны» от нападок завистливых бедняков. Она одна побуждает тех, кто с детства приучен жить самым тяжелым и неприятным трудом, не оставлять подобного рода занятий. Она удерживает зимой рыбака и матроса в море; она влечет рудокопа во мрак шахты и пригвождает деревенскою жителя на всю зиму к его деревенскому домику и ферме; она предохраняет жителей умеренного пояса от нападения обитателей пустынь и полярных стран. Она принуждает нас вести житейскую борьбу при помощи того рода деятельности, который был предопределен нашими воспитателями или нами самими в раннюю пору жизни. Если эта деятельность и не по вкусу нам, мы все же должны стараться выполнять ее наилучшим образом, так как только к ней одной мы способны, а выбирать другой род деятельности уже слишком поздно. Привычка удерживает от смешения различные слои общества. Уже на 25-летнем молодом человеке заметна печать его профессии, будь то коммивояжер, доктор, пастор или адвокат. В нем проявляются известные едва уловимые особенности характера, странности мысли, предрассудки, — словом, печать профессии, от которой человек так же не может освободиться, как не могут складки на рукавах его сюртука внезапно принять новое расположение».
Путешествие героя – модель, которая распространяется не только на параметры, характеризующие нашу действительность. Кроме всего прочего, она отражает процесс создания мифологического путешествия как необходимой части истории, радости и разочарования, которые выпадают на долю писателя и путь, который проходит душа на протяжении жизни…
Я убежден, что принципы путешествия героя уже повлияли на конструирование сюжетов и еще большее влияние окажут в дальнейшем по мере того, как сценаристы станут прибегать к ним все более осознанно. Благодаря Джозефу Кэмпбеллу инстинктивно ощущаемые законы жизни, укорененные в структуре повествования, получили четкую формулировку. Он записал неписаные правила, и, похоже, это стало стимулом для авторов, побуждающим их браться за более сложные задачи и совершенствовать сценарии. Порой я замечаю, что авторы не просто берут на вооружение его идеи, но даже обыгрывают кэмпбелловский язык в сценариях и пьесах.
Повсеместное распространение знаний об универсальных повествовательных моделях имеет и оборотную сторону: владея стереотипом, можно бездумно множить клишированные продукты, утомляющие аудиторию своей предсказуемостью. Однако, если, усвоив представление о мифологических структурах, писатель или сценарист воспроизводит их в свежих и неожиданных комбинациях, он может придать вечным мотивам новую, оригинальную форму».
Кристофер Воглер. Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино
Популярность многих фильмов и книг объясняется тем, что их создатели использовали особенности «базового» восприятия, учтя существование тех самых архетипов, историй, затрагивающих души людей. В тексте описан не только путь героя, но всевозможные трудности, с которыми ему придется столкнуться, и, преодолев, стать победителем
«Магические путешествия начинаются там, где Вы находитесь, и заканчиваются в месте, которое Вы определили в качестве цели» — цитата из одной из любимых книг Джорджа Лукаса — «Мифы, с которыми мы живем». Именно в ней ее автор Джозеф Кэмбелл доказывает, что мифы стареют, умирают, и на их смену приходят новые, рожденные техническим прогрессом и его издержками. Именно фраза из этой книги объясняет, почему именно «Звездные Войны», а не «перемирия» — «Свою жизнеутверждающую мифологическую мудрость потомкам передали именно те племена, народы и нации, которые были воспитаны на мифологиях войны...».
Воглер, работавший исполнительным директором по развитию киностудии Fox 2000, опробовал, как утверждает, философию Джозефа Кэмбелла и Карла Юнга, на крупнобюджетном игровом кино для взрослой аудитории. «Читая лекции о мифологических сюжетных схемах, я стал использовать «Звездные войны» как удобный пример для демонстрации этапов и принципов путешествия героя». Именно об это писал Кэмбелл — эта типичная, универсальная (по ней чуть позже Скауокера двинется и Гарри Поттер) схема Странствия включает в себя три этапа – Отправление (начинающееся в обычном мире), Посвящение (ряд испытаний, связанных обязательно не только с нахождением новых друзей и Учителя, но с какой-нибудь травмой, потерями) и Возвращение (обратно в свой мир). Так через борьбу, находя Учителя, друзей и врагов, по пути, напоминающем восточные и западные легенды, Герой обретает не только Себя, но и осваивается в двух (или большем количестве) разных мирах...
«Герой приобретает друзей и врагов, встречает свою любовь. В критических ситуациях выявляются такие стороны его личности, как агрессивность по отношению к окружающим, владение приемами уличных боев, циничное отношение к женщине. Одна из подобных сцен происходит в баре.
Разумеется, не всегда местом проверок героя на прочность, знакомств и ссор оказываются питейные заведения. Во многих историях, например в «Волшебнике страны Оз», эти события происходят на дороге. Шагая по тропинке из желтого кирпича, Дороти обретает друзей: Страшилу, Железного Дровосека и Трусливого Льва, при этом преодолевая многочисленные препятствия: выбирается из сада, поросшего злыми говорящими деревьями, снимает Страшилу с гвоздя, смазывает Железного Дровосека и помогает Трусливому Льву победить страх.
Для героя «Звездных войн» после сцены в баре испытания продолжаются: Оби Ван обучает Люка драться вслепую, и одним из первых экзаменов для юноши становится лазерная битва с солдатами империи, из которой он выходит победителем.
7. Приближение к сокрытой пещере
Центральный персонаж приближается к ужасному, нередко глубоко потаенному месту, где хранится то, ради чего и затевалось путешествие. Таким местом, как правило, оказывается гнездо злейшего врага героя, самая опасная точка особенного мира, или сокрытая пещера. Заставив себя преодолеть страх и войти туда, персонаж преступает второй порог. Перед тем как сделать решительный шаг, он нередко останавливается, чтобы собраться с силами и разработать план, который поможет ему перехитрить вражеских привратников. Это фаза приближения.
В мифах роль сокрытой пещеры порой выполняет царство мертвых. Герой может отправиться в ад, чтобы спасти возлюбленную (Орфей), в логово дракона, чтобы получить сокровище (Сигурд в норвежском эпосе), или в лабиринт, чтобы убить обитающего там монстра (Тесей)».
Московское метро: Архитектурный гид. Составитель Анна Петрова. Автор текста Евгения Гершкович. Фото А. Народицкого
В иллюстрированном путеводителе рассказывается о самых красивых и оригинальных станциях, подробно описана история создания метро, очереди строительства, реконструкции и переименования станций.
В тексте рассказывается, в чем же кроется уникальность московского метро. Во–первых, в самом строительстве, при котором использовались комбинации методов прокладки туннелей и индивидуальный подход при строительстве каждой трассы. Во-вторых, московское метро – «объект, единственный в мире и с художественной, и с идеологической точек зрения представлял собой витрину государства, пример монументальной пропаганды, экспериментальную лабораторию для выработки архитектурных стилей.
История столичной подземки путешествие во времени, гримасы которого оставили свои заплатки; одновременно это рассказ об эволюции эстетических представлений и понятия о красоте, о том, как
регламентировалась творческая свобода, вздувались и сжимались бюджеты на строительные материалы. И в архитектурном отношении метро оказалось совершенно всеядным организмом. Проектировать станций в самые короткие сроки поручили зодчим разных поколений и направлений, в том числе с дореволюционным образованием…»
Отдельная глава посвящена стилям московского метро – от ар-деко и советской неоклассики до постмодернизма и неомодернизма. Из книги можно узнать (и увидеть), кто был первым пассажиром; каковы были турникеты, билеты и жетоны, какие виды мрамора из месторождений Урала, Алтая, Кавказа и других мест использовались; как метро работало и служило убежищем в годы Великой Отечественной войны. Завершающие материалы посвящены переименованиям станций, униформе работников метро; метро в кино и в изобразительном искусстве; и голосу в метро – в далеком 1935 году машинист нажимал кнопку звонка при отправлении поезда.
«Типов планировок станций было избрано несколько, не изменившихся до сих пор. Наличие центрального зала, мнимо бесполезного, будто не имеющего иного назначения, кроме торжественного шествия, праздного созерцания мозаичных сводов, бесспорно, завоевание советского метростроя, затратное, но репрезентативное, остающееся предметом неизменного восхищения. Пусть сама концепция навязывалась заказчиком, коим являлось государство, но советским зодчим будто бы нравилось играть в строителей дворцов, призванных отвести малейшую мысль о наземном бытовом неустройстве. Золотые в буквальном смысле годы метро приходятся на прокладку Кольцевой линии, где каждая станция слагает гимн победе, спорту, отдыху, ратному и сельскому труду, где из архитектуры буквально сочится идеология и непрерывной вереницей тянутся сверкающие образцы героев, скульптурные рельефы, мраморные изваяния и укоренившийся в декоре, казалось, навсегда образ вождя всех народов. Однако пришло время, и любители излишеств были пойманы с поличным. Хрущевские преобразования 1955 года (Хрущев в свое время был, между прочим, правой рукой наркома путей сообщения Лазаря Кагановича) очистили метро от показной роскоши, уступившей место предельному аскетизму и камерности. Кардинально поменялось само восприятие пространства, эстетически подземные транспортные сооружения развивались уже в русле идей модернизма. На повестке дня стояла односводчатая конструкция и так называемая сороконожка — два ряда по двадцать шесть колонн, поддерживающих своды подземного зала. Станция метро «Кузнецкий Мост» в 1975 году ознаменовала новый этап метростроительства. Дворцы в их новом прочтении, с глубоким заложением, индустриальными методами строительства, налетом ретроспективных переживаний и должной художественной репрезентацией, понемногу возвращаются в подземку».