Брайан МакНотон. «Рингард и Дендра» из цикла «Костяной трон»

Проект не мой, я только разместил объяву.

(В будущем предполагается бумажное малотиражное издание.)

цитата

Эксклюзивное уирд-хоррор-фэнтези, написанное в 1990-х годах, но выдержанное в традициях старой классики жанра. Американский писатель Брайан МакНотон (Brian McNaughton, 1935–2004) в своём цикле новелл «Костяной трон» (The Throne of Bones) вдохновлялся Г. Ф. Лавкрафтом, К. Э. Смитом, Р. И. Говардом, Лордом Дансени, а также в некоторой мере античной литературой в духе «Сатирикона» Петрония. За этот цикл он был удостоен премии World Fantasy Award. «Костяной трон» — мир гулей и изысканного эстетского мракобесия в декорациях «декадентского барокко», чтение для настоящих ценителей. На русский язык ранее не переводилось, но эту недоработку уже взялись исправить. Вашему вниманию предлагается ознакомительный фрагмент перевода, уже находящегося в процессе.

Самые жуткие слухи о невероятном уродстве незнакомца оказались на поверку чистой правдой. Ходили также слухи, что он был извергом, плодом греховного союза своей порочной матери и змея, — от мысли о том, что это возможно, мне становилось не по себе. Я спешился и подошел к сей образине, моя рука покоилась на рукояти клинка-убийцы, висевшего у моего седла. Он по-свойски спросил меня, как будто мы были давно знакомы:

— Когда-то на этом месте был склон холма, не так ли?

Это было очевидно. Сыны Кладда сразу же обрезали его, оставив обрыв голой земли, который возвышалcя над нами. Я предположил, что они планировали построить подпорную стену для дестабилизации оврагов, уже забили обрыв, но они бросили кирки и лопаты, что ржавели вокруг нас, и разбежались охотиться на ведьм.

Я попытался возобновить наш разговор на формальной основе:

— Я Лорд Фариэл.

— Из Дома Слейтхов, — заявил он, и мне удалось совладать с собой и не вздрогнуть, когда он посмотрел на меня. — Ты ведь не опустошал свою землю?

За исключением необычайной печали, его глаза были глазами обычного старика. Лишь их месторасположение, ошеломлявшее всех, татуировки, похожие на узорчатую кожу рептилии. Даже его веки и его губы не избежали иглы. Эффект чешуйчатости был случайным, ибо детали не изображали ничего более зловещего, чем экзотические цветы и грибы.

Как ни странно, сад человеческий был приятнее Человеко-Змея, и я ответил ему менее жестко:

— Императрица хотела, чтобы Кладдиты не путались у нее под ногами, поэтому она послала их укрепить границу. Они рассказали мне, что это будет дорога снабжения.

Он рассеянно кивнул, осматривая сосны на вершине утеса, затем повернулся и задумался, глядя на лиственный лес на прерывистом склоне. Казалось, он искал потерянные ориентиры.

Я сказал:

— Вы же не отсюда явились, ведь так?

— Так. Моя жена могла быть вашей родственницей. Дендра Слейтх?

Я уставился на него, словно на объявившегося эльфа, так как он был существом, которое можно встретить только в сказках и песнях у камина. Моя тетушка Дендра давно была похищена в первую брачную ночь сыном дровосека по имени:

— Рингард?

— Он самый.

Мой отец убил бы его на месте. Менее порывистые родственники отложили бы его смерть, чтобы лучше насладиться ею, но я испытывал лишь любопытство к человеку, чье положение в наших провинциальных сплетнях было мифическим. Если не считать уродства, он был лысым, согбенным и заурядным, как старый сапог. Он выглядел жестким и худощавым, но то же самое являл собою стоеросовый болван, вылизывавший мои конюшни, и никто никогда не будет петь зажигательных баллад о нем.

Он уставился на меня с достоинством пса, слишком утомленного, чтобы лебезить или содрогаться. Если бы я ударил его, я не думаю, что он был бы впечатлен. Он и так уже был побит.

Вопреки его ожиданиям, я беспокоился о его безопасности.

— Вам лучше пойти со мной, — сказал я. — Кладдиты охвачены безумием охоты на ведьм, они уже неподобающе обращались с некоторыми из моих людей, а ваш внешний вид...

Его улыбка была сердито подергивающейся.

— Как и многие другие, кто служил с лордом Азаксиэлом, я потерпел кораблекрушение на побережье Тампуонтама, где дикари предоставили мне выбор: присоединиться к их племени c последующим принятием либо попросту оказаться ими сожранным. Можно сказать, что я заработал эти награды на службе нашего покойного Императора.

Кладдиты так не сказали бы. Они бы предположили, что старый Рингард столовался и отправлял обряды по образцу его приемных братьев. Идея предать его тело огню могла бы показаться весьма увлекательной для тех, кто чертовски устал от рутинных однообразных мероприятий по сжиганию ведьм. А так — хоть какое-то разнообразие. Пока я размышлял, как его тактично предупредить, он спросил:

— Что побудило их?

— Конечно, один из их проповедников. Ухнула сова, завыл волк, вздохнул ветер среди деревьев — им это не нравится. В основном они из Заксанна, этого скопища свинопасов и пахарей, но они, кажется, боятся лесов.

— Пропасть между лесовиком и фермером так же велика, как и между таким великим лордом, как вы, и простым моряком, — он указал на грубую брешь, которую Святые Солдаты прорезали в холме.

— Фермеры ненавидят деревья.

Пока мы разговаривали, он повел меня к нагромождению срубленных деревьев, высотой с обрыв, которые Кладдиты пристроили, отодвинув в сторону. Он обошел кучу, взобрался на нее легко, как обезьяна, вглядываясь в нее, словно что-то искал. Один или два раза он позвал тихо, хотя я не слышал слов.

— Вы потеряли собаку?

— Нет, — он не дал никаких объяснений, но уловил намек на то, что его поведение было странным. Он спрыгнул на землю и принял мое предложение еды и крова.

Мои домочадцы подбивали меня ехать и встретиться в одиночку лицом к лицу с печально известным Человеко-Змеем, перепугавшим их даже более, чем охота на ведьм. Впрочем, когда я привел его домой на обед, их энтузиазм остыл. Взглянув на того, кого они ранее так жаждали встретить, мои жена и сестры, не произнеся ни слова, мигом отошли от стола и отправили детей в детскую.

Слуги, что обихаживали его дрожащими вытянутыми руками, подавая еду, отводили глаза от необычайного облика Человеко-Змея, поэтому мне пришлось преизрядно посуетиться, дабы уберечь его от ожогов или порезов. В конце концов, он приходился мне дядей — хоть и давно потерянным. Дровосек, отрекшийся от условностей общества и ставший моряком — то еще испытание для приличной семьи. Не могу скрывать, что история похищения этим человеком тети Дендры казалась мне удачной затеей, хоть кража невесты и считается приемлемым способом заключить брак в нашей части мира. Социальная пропасть в этом союзе и тот факт, что невеста уже была обещана другому, вызывали у меня неоднозначные мысли, но, в конце концов, я не был законником, желающим вмешиваться.

Кажется, дядюшку не волновали мои старания защитить его от неуклюжести прислуги, — без лишних церемоний он накинулся на еду в манере, свойственной голодным морякам, волею судьбы заброшенным в племя к каннибалам. Впрочем, кое у кого из моих более законных дядюшек были манеры похуже.

Закончив, наконец, есть и, по старой привычке запихивая хлеб и плохо обглоданные кости в карманы, он спросил:

— Ты помнишь Дендру?

Я часто спрашивал себя об этом. В моих воспоминаниях она была светловолосой девушкой с лукавой улыбкой, моей компаньонкой в возне с гончими или постройке замков из ила, хотя в эти моменты ей следовало бы практиковаться в игре на лютне или подсчете ее драгоценностей и связанных с ними историй, о которых Дендра по секрету мне поведала, — о них и о таинственном портрете из кладовой. Думаю, это было мое единственное настоящее воспоминание о Дендре, — в той части памяти, которая отвечает за более поздние годы ее жизни, начиная с определенного момента, зиял пробел. То был момент, после которого я больше не ощущал себя счастливым и беззаботным ребенком.

Я хотел дать ему возможность высказаться, и потому ответил лишь:

— Полагаю, что нет.

— Если бы вы ее помнили, вы бы знали, — заявил он, — она была... целиком и полностью собой. Ее волосы были похожи на цвет дождя в солнечном сиянии.

В тот миг, когда его взор словно обратился вовнутрь, я заметил, как дети украдкой подглядывали за моим небывалым гостем из затененной галереи, нарушив материнский приказ оставаться в своих комнатах. Я сделал вид, что не вижу их. Позже, когда я должен был загнать их в постель (и желательно заранее убедив в том, что он просто рассказывает свои байки), я забыл об этом обязательстве, поэтому меня сделали повинным в их ночных кошмарах; и в их еще не преодоленном страхе перед лесами, кольцом смыкавшимися вокруг нашего дома.

Мы молчали довольно долгое время, каждый пребывая в своих раздумьях, а затем я решился прервать тишину:

— Была?

— О да. Полагаю, она покинула этот мир. Я очень на это надеюсь, и мне сложно представить, что существует вероятность другого исхода.

Он снова наградил меня сердитой подергивающейся гримасой, используемой им в качестве улыбки.

— Я искал ее в Кроталорне, но дворец Двелфорна Тхуза был уже изничтожен. Не осталось даже улицы Аморартис, — над ней, погребенной заживо, мозаикой вымостили новую просторную площадь.

Я потребовал еще вина и, к своему неизмеримому сожалению, мне пришлось попросить его рассказать мне всю историю целиком.