(ФИЛИП ДИК – продолжение)
Перейдем к обсуждению двух романов, которые представляют наиболее важное для Дика тематико-стилистическое течение. В них наиболее отчетливо проявляется оригинальность этого писателя, они наиболее полно выражают его философию и его понимание своей роли и роли научно-фантастической литературы в современном мире. Это очень личная исповедь, хотя, возможно, она покажется немного беспомощной тем, кто в дискуссии о судьбе человека и будущем облике нашего мира предпочитают холодные, логичные, точные интеллектуальные рассуждения Германа Кана. Голос Дика – голос художника, чье видение будущего рождено скорее интуицией, нежели холодным, утонченным умом.
Читая произведения, относящиеся к этому течению, мы сразу же замечаем, что на стилистико-формальном уровне автор последовательно применяет и реализует в каждом из них одну основополагающую концепцию творения литературных миров, концепцию оригинальную и исключительную, которая одних читателей восхищает, у других вызывает чувство неловкости, но никого не оставляет равнодушным.
В чем она заключается? Начнем с обсуждения концепций, доминирующих в произведениях коллег Дика по перу. Эволюция тематики НФ от эйфории и оптимистического восхищения достижениями техники, преобладавших в произведениях междувоенного периода (школа Гернсбека и Кемпбелла) и некоторых книгах более раннего периода (Жюль Верн), привела к пессимистическим и мрачным послевоенным романам, образам всеобщей гибели и повального сумасшествия (после Хиросимы), антиутопиям периода холодной войны («1984» Оруэлла) и, наконец, к сегодняшним социологическим, психологическим (английская «новая волна») и прогностическим спекуляциям, опирающимся на новейшие достижения генетики, информатики, нейрохирургии, тревоги экологов – все эти перемены в принципе не затронули базовую модель взаимоотношений между человеком и реальностью, в которой он существует. Как литературный герой, так и окружающий его мир были и остались соизмеримыми, неизменными, осязаемыми, представляя собой твердую и незыблемую почву, на которой строилось и строится все действие романа.
Разумеется, по мере развития указанной тематики в научной фантастике влияние литературной действительности на героев (и наоборот, героев – на литературную реальность) также существенно эволюционировало. Если в ранних технологических утопиях человек – обычно сверхчеловек, архиразумный носитель всех возможных духовных и физических достоинств и добродетелей – навязывал тому миру, в котором жил, все более смелые изменения и перестановки вне зависимости от того, была ли ареной его деятельности Земля или какая-то другая планета, то в более поздних произведениях это наивное детское восхищение техникой, эта беззаветная вера в возможность применения техники как панацеи от всех валящихся на нас (и не только на нас) бед, эта благородная страсть к «завоеванию и упорядочиванию пространства», исконно присущая человеческой расе страсть, уступили место пессимизму и опасениям, что мы можем в конце концов утратить контроль над тем, что сотворили, что технологический и цивилизационный молох может обернуться против нас самих, что полный охват умом и воображением лавины морально нейтральных научных открытий и изобретений превышает возможности обычного человека, что существуют границы человеческого познания, к которым мы как раз сейчас приближаемся.
А дальше… Дальше «мрак сгущался». Появлялись произведения, в которых авторы рисовали мрачные образы общественных формаций будущего, подвергнутых сознательному преобразованию с применением этой самой великолепной техники. В новейшей научной фантастике к этому добавилось использование специализированных подвидов «хомо сапиенс», более приспособленных к удовлетворению определенных общественных потребностей, или применение как достижений генетики, так и обработки галлюциногенами для оглупления целых обществ с целью разрядки определенных социальных напряженностей и гашения соответствующих импульсов.
И теперь давайте вернемся к общему признаку типичной научно-фантастической прозы: почти все произведения, характерные для указанных периодов развития НФ были выдержаны в реалистических традициях, где миры, в которых действуют герои, сплочены и постоянны, основополагающие реалии и реквизиты неизменны, а если и меняются, то только вместе с героями и в соответствии с общепринятыми правилами передвижения в пространстве и времени. Следует добавить, что эти перемены и перемещения в фантастической действительности происходят с согласия и по желанию героев научно-фантастических произведений.
Оригинальность литературной концепции Филипа Дика состоит прежде всего в отказе от этой аксиомы неизменности и постоянства и в установлении независимости перемены места и времени действия от согласия и воли людей, которых такая перемена касается. Поэтому в этой группе романов Дик применяет последовательно реализуемый литературный прием конструирования сюжета наподобие русских «матрешек», где в каждой фигурке скрывается фигурка меньше размерами, в той – еще меньше и т.д. – и все они различаются между собой по форме и цвету.
Примером таким образом выстроенного сюжета и вытянутой цепочки литературных миров может служить роман “Eye in the Sky/Око в небе” (1957) (в карточку романа можно заглянуть ЗДЕСЬ).
Группа экскурсантов посещает один из больших калифорнийских исследовательских центров, в котором именно в этот момент проводятся финальные испытания перед вводом в эксплуатацию новейшего ускорителя элементарных частиц, так называемого беватрона. В зале, где находится беватрон, экскурсанты рассматривают этот сложный агрегат, который только что претерпел запуск. В это же время главный герой романа, Джим Гамильтон, вместе с женой вступает в острый спор с их общим знакомым, который незадолго до этого стал главным виновником их личной трагедии (все трое входят в группу экскурсантов). До вчерашнего дня Джим Гамильтон работал в научно-исследовательском институте, выполнявшем заказ Пентагона. К сожалению, этот его знакомый, работавший в службе безопасности института раскопал в прошлом жены Гамильтона тот факт, что она в свое время симпатизировала Коммунистической партии США. Из-за этого нашего героя лишили доверия: знакомый – службист и буквоед – подал начальству рапорт о своем открытии, и нашего героя уволили с работы.
Именно об этом они и говорят, не щадя бранных слов, когда вдруг беватрон выходит из-под контроля. Перегорает провод, подводящий электрическую энергию к одному из мощных энергетических экранов, удерживавших поток быстрых элементарных частиц. Пучок частиц ударяет в металлическую платформу, на которой находятся экскурсанты, и все они падают а недра беватрона. Сила падения и внезапное вторжение в поле действия мощных магнитных и электростатических сил приводит всех жертв несчастного случая к потере сознания.
Спустя некоторое время Джим Гамильтон приходит в себя и осознает, что он находится в каком-то госпитале. Появляется врач, который сообщает, что его вместе с остальными экскурсантами незамедлительно вытащили из беватрона, поэтому недоразумение обошлось для них легким шоком и ушибами. Он должен остаться в госпитале под наблюдением еще на сутки, и затем, несомненно, сможет отправиться домой. Отвечая на вопрос о самочувствии всех остальных пострадавших (супруги в частности), врач успокаивает его и утверждает, что никто из них серьезно не пострадал. Единственно отставной офицер армии США, бывший в их группе, не пришел пока в сознание, но исследования показали, что это вызвано шоком от травмы головы, в остальном его организм функционирует нормально.
Через два дня Гамильтон и его жена возвращаются домой. Гамильтон начинает думать о поисках работы и, наконец, решает обратиться в тот самый институт, в котором произошел несчастный случай, поскольку директор этого научного центра был хорошим другом его отца. Гамильтон идет туда для собеседования. Директор радушно его принимает, уверяет, что специалисту такого класса место у них всегда найдется, но, таково правило, соискатель должен сдать экзамен по религии. Гамильтон приходит в изумление. С каких это пор – спрашивает он себя – чья-то религиозность или антирелигиозность стала решающим квалификационным критерием для приема на работу? В то же время Гамильтон лихорадочно старается припомнить давно забытые догмы и формулировки протестантской веры, поскольку, какими бы странными ни казались требования директора, нашему герою очень хочется получить здесь работу. Но тут его настигает следующий удар. Религия, о которой ведет речь директор, ему совершенно не известна, к тому же директор ежеминутно ссылается на какую-то священную книгу, Библию этой новой религии. Разумеется, Гамильтон проявляет полнейшую неосведомленность, директор сочувственно разводит руками и заявляет, что не может принять на работу человека, столь несведущего в вопросах веры. Далее он говорит, что не собирается захлопывать ему дверь перед носом, предложение остается в силе, но соискатель должен пополнить свои религиозные знания.
Гамильтон выходит из кабинета директора, недоумевая: кто же здесь сошел с ума? Однако, прежде чем он приходит к каким-то выводам, происходит столкновение с группой молодых самоуверенных техников, которые (как это следует из их замечаний) уже узнали о том, что Гамильтон искал работу в их институте, но не был принят из-за своего невежества в религии. Они заявляют, что это последнее – уже достаточный повод для того, чтобы такого, как он, язычника не опустить в их круг, но, кроме того, его профессиональная квалификация оставляет желать лучшего. Гамильтон чувствует себя оскорбленным такой инсинуацией, и тогда один из техников предлагает ему сформулировать закон Ома. Гамильтон начинает говорить и на половине формулировки с удивлением осознает, что действительно не помнит (не знает?), как этот закон формулируется. Пытаясь спасти ситуацию, он пренебрежительно замечает, что у специалиста его квалификации такие элементарные и очевидные взаимозависимости содержатся в подсознании, как таблица умножения у каждого из математиков. И тут же предлагает одному из техников решить довольно сложную для вычислений в уме задачу. И тут происходит невероятное: словно в кошмарном сне возле уха техника материализуются чьи-то губы, которые что-то шепчут, и техник без запинки сообщает результат вычислений.
« — Кто это? — изумленно восклицает Гамильтон.
— Это вы о чем? — недоуменно спрашивает техник.
— Ну… эта рожа! Кто это?
— Как кто? Это мой ангел-хранитель — пожимает плечами техник. — А у вас что же, нет своего ангела-хранителя?
— Нет, у меня нет! – взрывается Гамильтон. – Это ведь… это не по справедливости!
— Что именно?
— Ну, то, что вы с этой…Вас двое, вы можете лучше…»
Тут наш герой начинает понимать всю абсурдность происходящего и бессмысленность своих попыток как-то приспособиться к этой непонятной действительности и правилам, которыми руководствуются в этом институте. «Только ли в институте?» — тут же возникает вопрос, и ответ на него становится очевидным. Гамильтон возвращается домой, пытаясь привести свои мысли в порядок. После долгих размышлений он приходит к выводу, что наверняка не сошел с ума, что его психика работает нормально. Другие люди также на сумасшедших не похожи. Он ведут себя странно, но в полном соответствии с закономерностями и правилами этого странного мира. Вывод: нечто непонятное стряслось с миром, и случилось это в то время, когда он, Гамильтон, лежал без сознания в беватроне и, позднее, в госпитале. И поскольку такие существенные изменения произошли на протяжении всего нескольких часов (ведь столько длился его обморок?), то этот мир не может быть тем же самым, каким был до происшествия, миром. Вывод логичен, но на самом деле ничего не объясняет. Если это не тот мир, то что он такое? Какова природа этого мира и в каких взаимоотношениях он находится с прежним, привычным миром?
Дальнейшие происшествия, о которых излишне здесь рассказывать, дают однозначный ответ на эти вопросы.
Случилось нечто, не имеющее прецедента в истории науки и техники. Люди, попавшие в беватрон, продолжают находиться там в бессознательном состоянии. Не изученные до тех пор воздействия мощных магнитных и электростатических полей на центральную нервную систему человека привели к тому, что человеческий мозг оказался в состоянии творить пластичные и детализированные видения реальности, окрашивать эти визуальные картины элементами личного восприятия и, наконец, навязывать эти видения (с помощью телепатии, гипноза?) другим людям. Сила воздействия и убедительность видений настолько велика, что психика остальных людей оказалась как бы подключенной к психике одного из них – «мощного передатчика» на всех чувственных каналах. Поэтому наш герой и остальные жертвы несчастного случая находятся в полной уверенности в том, что они нормально живут и нормальным образом постигают окружающую их действительность.
Чтобы вырваться из этого иллюзорного мира, нужно прежде всего определить, кто из них (а они все, вся группа экскурсантов, присутствуют в этом псевдо-мире) «передает». В ходе бурного совещания в доме Гамильтона он и остальные участники той экскурсии приходят к выводу, что «передавать» может только тот, кто последним потерял сознание после падения в беватрон. Они реконструируют события в момент катастрофы и припоминают, что замыкающим в группе был тот самый отставной офицер, который, по словам врачей, в настоящее время лежит в госпитале. Следует добавить, что специфика этого явления состоит также в том, что «передатчик» сам выступает в качестве равноправного «гражданина» им же созданного мира. Кроме того, нереальность этого мира сразу же стала бы заметной для «принимающих», если бы «передатчик» создавал эти видения, основываясь на своих знаниях и представлениях о реальном мире. Он, однако, дополнительно манипулирует сознанием и воображением «принимающих», поэтому каждый из них воспринимает эти видения как собственные.
Люди направляются в госпиталь, где находится демиург их мира, намереваясь оглушить его, чтобы лишить сознания (вторично?), прервать «передачу». Отставной офицер принимает их холодно, с видимым неудовольствием. Когда они объясняют ему цель своего визита, тот непонятным образом переносит с экрана телевизора в комнату целую орду ангелов (телевидение транслирует в этот момент какую-то неправдоподобную религиозную церемонию, происходящую в небесах (!), которая обороняет его от агрессоров. В тесной палате разгорается потасовка, в суматохе кому-то удается стукнуть офицера чем-то твердым по голове, тот теряет сознание, а вместе с ним впадают в беспамятство и все остальные.
Спустя некоторое время наш герой приходит в себя, находит среди разбросанных по палате тел свою жену, обнимает ее, утешает и заверяет, что теперь все у них в порядке. И тут вдруг с ужасом осознает две странности. Во-первых, у жены исчезли все ее женские округлости, а во-вторых, они ведь по-прежнему находятся в госпитале.
Мы понимаем теперь (одновременно с героями романа!), что они не вернулись в реальный мир, но стали узниками очередной фантасмагории, которая представляет собой творение очередного «передатчика» — особы, которая предпоследней потеряла сознание в беватроне. Теперь снова нужно ее найти, «обезвредить» ударом по голове – и это лишь для того, чтобы упасть на очередной уровень иллюзии. И конца-края этому не видно.
(Продолжение следует)