Прочитал роман Светланы Кузнецовой «Анатомия Луны», исключительно по той причине, что глубоко мной уважаемая Елена Иваницкая, которая из 10 обозреваемых литературных произведений 9 ругает, этот все-таки похвалила. Итак, перед нами картина жизненного дна, мир бандитов, шлюх, никчемных алкоголиков и наркоторговцев, этакий «город грехов», расположенный в одном из кварталов Санкт-Петербурга будущего, но описанный весьма культурным человеком, черпающим представление о жизненном дне в основном из литературных и кинематографических источников. Упоминаемые в романе полотна Брейгеля (главная героиня занята их подделкой) дают достаточное представление о мере искусственности и натурализма разворачиваемого фона.
В какой-то мере это свидетельствует о том, как улучшилось благосостояние российского человека: Горький для постановки «На дне» водил актеров в настоящую ночлежку с нищими и ворами, а Светлана Кузнецова для создания своей версии «На дне» идет, кажется, прежде всего, в кино. И вот, в городе грехов мы имеем художников, пьющих, разумеется, абсент, евреев, которые держат ломбарды, китайскую мафию, чей предводитель коллекционирует фотографии XIX века, русскую мафию, чей предводитель по прозвищу Зайка был в прошлом популярным видеоблогером, наркоторговца, который помнит атомный номер плутония, и китаянку Мэй, чьи пальцы отрубил ревнивый муж, и у которой родимой пятно, очертаниями напоминающую Латинскую Америку. Да, других континентов для родимых пятен у нас для вас нет, как нет другой рифмы к слову «выборы». У ей следы проказы на груди, на ей татуированные знаки.
Да, забыл: у Зайки, как у Воландаморта, нет носа, из-за удара, разумеется, мачете.
На картине гениального маргинального художника люди в африканских масках у писсуаров насилуют, разумеется, Мону-Лизу.
Явная культурогенность всей этой цветущей сложности не позволяет, несмотря, на соответствующую натуру, несмотря на постоянно упоминаемые в романе убийства, членовредительства, изнасилования и блевотину перепивших абсент художников назвать демонстрируемое «чернухой», все это не пугает и не воняет, а так, довольно живописно (см. статью Владимира Соловьева «Что значит слово «живописность», «Да, Иоанн Грозный и дела его живописны в воображении и в изображениях у Антокольского, Самойлова, А. Толстого, как ад живописен у Данта, как сжигаемые в смоле мученики живописны у Семирадского, чума у Боккачио, инквизиция у Виктора Гюго, и наконец, как развивающаяся проказа живописна у Флобера»).
Атмосферу искусственности усиливает достаточно щедро приводимые в романе энциклопедические сведения об истории искусств, сопровождаемые, разумеется, перепеваемыми на разные лады обвинениями арт-рынку – что он платит лишь за расфасованное дерьмо; обвинения, конечно, несправедливые, но плохо не это (это как раз хорошо) – плохо то, что клевета эта не оригинальная, а, как евреи с ломбардами, стереотипная.
При всем том: я вполне согласен с Еленой Иваницкой, этот роман не за что ругать, это крепко сбитая проза, написанная поставленной, профессиональной рукой. Хотя я не понял, почему в живущее в Латинском квартале сообщество, объединяющее католиков – сальвадорцев, поляков, «галичан» — входят также молдаване. Но этому наверняка есть объяснение.
Хуже другое.
Картина «города грехов» — это вроде как самое интересное, что есть в романе, но формально это лишь фон для сюжета; фон затмевает сюжет, но сам по себе бессюжетен и статичен.
Что касается сюжета — это личная история главной героини, разрывающейся между гениальным спивающимся художником и наркоторговцем (полезная в хозяйстве вещь – может застрелить насилующего тебя сальвадорца). Вообще роман гендерно определенный. В нем два женских персонажа. Одна крутая любовница Зайки, которая ведет бухгалтерию всей банды и вообще крутит всеми делами за спиной, вторая — по своей сюжетной функции типичная женщина-приз, ради которой мужчины бьют друг другу морды, и иногда кого-нибудь убивают. Я бы назвал такую литературную стратегию криптофеминизмом: когда героиня становится не пираткой, но крутой и незаменимой подругой пирата (ну и тем самым пираткой).
Вообще, что такое «женская проза»? Это когда мало секса самого по себе, но большая часть повествования связана с ним косвенно, описывая длинный путь либо к нему, либо от него. Мужчины, включая героев «Анатомии Луны», конечно, хотят его быстро и без прелюдий – как бы не так! Как писал Виктор Пелевин «если перевести выражение «по любви» с гламурно-щучьего на юридический, получится «за сто тысяч долларов с геморроем». Но, у Светланы Кузнецовой как раз не любовь, а отношения — в том смысле, что «всё сложно».
Ну и в конце — серьезно. Что мне действительно не понравилось в романе. Беда многих хорошо сделанных произведений, сырье для которых заимствовано из «культурных архивов», заключается в том, что, компилируя эти материалы, часто не достигают никакой добавочной стоимости. Расчет лишь на читателя, который, будучи наивнее автора, не почувствует вторичности предлагаемой выставки старых экспонатов. Ну, должна же что-то читать молодежь.