10. В рубрике «Publicystyka” напечатана статья польского журналиста Яна Жераньского/Jam Żerański, которая носит название:
Мне улыбается с фотографии лысый чернобородый пожилой мужчина. В черном костюме и с книгой в руке, он мог бы ассоциироваться с уважаемым политиком. Между тем он писатель, и очень хороший писатель. Это Нил Стивенсон, один из самых известных в мире авторов научной фантастики, каждая его книга продвигает жанр вперед на световые годы. Давайте же посмотрим на его путь к славе.
В начале была строка кода... а затем Нил Стивенсон
Нил Стивенсон родился почти полвека назад – в Хэллоуин 1959 года, в семье, известной научными традициями. Пока его мать проводила многие часы в биохимической лаборатории, отец преподавал инженерное дело в университете, а его бабушки и дедушки как по отцовской, так и материнской линиям трудились в качестве физиков и биохимиков. Поэтому легко было предсказать, что наука увлечет юного Нила. И действительно, после окончания престижного лицея Эймса в 1977 году, считающегося сейчас одной из лучших средних школ США, он изучал физику и одновременно с этим занимался географией. Несмотря на получение высшего образования в 1981 году, Нил не пошел по стопам своей семьи и вместо того, чтобы стать ученым, специализирующимся в точных науках, или хотя бы историком, как его дядя, к которому мы еще вернемся, он решил посвятить себя чему-то другому: некоторое время работал консультантом в компании “Blue Origin” и занимался земледелием.
А в свободное время писал.
Первоначально Стивенсон не планировал заниматься писательской деятельностью всерьез. И уж точно не собирался становиться писателем-фантастом. Так почему же он не стал учёным, как его родители и дедушки с бабушками? Он сам признает, что это было довольно необычно: тем более, что он считает самого себя фанатом науки. «Я знаю людей, которые дошли до определенного момента в своей научной карьере, а затем регрессировали, потому что переступили порог гиперспециализации. Я еще не дошел до этого момента, -- говорит он. – Я маньяк (науки). То, что произошло со мной, очень необычно. Я был уже на пути к тому, чтобы стать уважаемым ученым, когда меня вдруг опубликовали. И это именно то, чем я занимаюсь и по сей день. Я написал два романа, которые никто не опубликовал, а потом все же был издан роман «Большое У» (“Big U”, 1984), который, однако, продавался лишь в следовых количествах.
Потом я написал еще один роман, настоящее дерьмо, который, к счастью, никто не напечатал. Издатели опубликовали роман «Зодиак» (“Zodiac: An Eco-triller”, 1988), но он опять же продавался ни шатко, ни валко;
затем я написал еще нечто, не нашедшее покупателя. И, наконец, попал в яблочко с «Лавиной» (“Snow Crash”, 1992) – и все изменилось».
Опубликованная в 1992 году «Лавина» стала культовым романом, который не только первым достиг художественного и коммерческого успеха, но и вместе с «Алмазным веком» (“The Diamond Age or, a Young Lady’s Illustrated Primer”, 1995) превратил Нила Стивенсона в глазах читателя в пророка и провидца.
Даже спустя годы в интервью — к потехе самого писателя, -- журналисты спрашивают его об этом, хотя сам он, не боясь высказывать свое мнение относительно эволюции культуры и науки, не считает себя провидцем и относится к себе достаточно сдержанно. В интервью журналу “Der Spiegel” он говорит о себе следующее: «Я не пророк, а человек, который сидит в одиночестве и записывает разные вещи. А потом я отправляю эти вещи электронной почтой — и теперь я тоже это делаю, -- и кто-то эти вещи печатает. И каждые четыре года я отправляюсь в книжный тур по миру. Но я не пророк».
Иногда трудно в это поверить, потому что Стивенсону удалось-таки кое-что предсказать. Хотя мы и живем отнюдь не в неовикторианском мире, в котором нанотехнологии поистине дрекслеровских масштабов правят миром, как это имеет место в «Алмазном веке», однако, на что указывают различные журналисты, Стивенсон предсказал развитие хотя бы электронных книг и их использование для детского развития.
И сегодня, продвигая этот рынок дальше, он бесплатно публикует свои книги в Интернете — недавно издатель Нила опубликовал электронную бесплатную версию «Криптономикона» (“Cryptonomicon”, 1999). Стивенсон говорит, что в его предвидении нет ничего необычного. «Многих людей в той или иной степени вдохновило видение “Алмазного века”, меня это радует. Но основная идея сводилась к простой мысли о том, что технологию можно использовать для обучения людей».
Стивенсон, вероятно, первый писатель, который в 1990-е годы предпринял попытку описать влияние новых технологий на культуру и наоборот – культуры на технологии -- и представил эту картину в столь полном и огромном масштабе. Воспитанная титульным криптоптоаналитическим словарем, Нелл непосредственно участвует в эволюции культуры и видит, как культура определяет развитие науки. Это характерная черта творчества Стивенсона. Он к тому же один из тех немногих авторов, которые не боятся описывать изменения в масштабах целых цивилизаций; изменения не только в отношении эволюции науки, но и важных составляющих общества — языка, экономики и культуры.
В «Лавине» также наблюдается этот калейдоскоп идей. Этот, казалось бы, киберпанк-роман в стиле Гибсона, с хакерами, виртуальной реальностью и прочими элементами, характерными для фантастической условности, быстро превращается в нечто большее. Стивенсон, несмотря на гротескный подход и галопирующее действие, смело вторгается в метафизику и информатику, странствуя по таким экзотическим неизведанным землям, как шумерская мифология. Несмотря на видение технологически развитых культур, описанное в обоих романах, он очень старомодный автор. В то время как другие писатели используют компьютеры и пишут книги преимущественно путем набора текста с помощью клавиатуры, Нил для работы использует... авторучку. В это трудно поверить, но это правда. Оригинальная рукопись всего цикла «Барочного цикла» (“Baroque Cycle”), сложенная стопкой, выше многих шкафов. Хотя, конечно, Стивенсон использует в работе также и компьютер.
Стивенсон начинает работу с написания от руки десяти или пятнадцати страниц. Затем, на следующий день, он возвращается к написанному фрагменту, исправляет его шариковой ручкой другого цвета и пишет еще десять или пятнадцать страниц.
Стивенсон также использовал старомодные методы сбора данных при создании «Барочного цикла» и «Криптономикона». Он признает при этом, что ему исключительно повезло, поскольку он знает английский язык, и большая часть материалов была доступна в библиотеках и книжных магазинах. А если он чего-то не знал, то путешествовал, чтобы получить знания. Однако превеликое множество персонажей и дат, фигурирующих в этих монументальных произведениях, заставило автора создать множество заметок. В этом случае Стивенсон использовал метод, когда-то разработанный итальянским семиотиком и писателем Умберто Эко, — он тщательно расписывал метрические данные и составлял подробные справки, содержащие комментарии к прочитанным им произведениям. Несколько исписанных таким образом тетрадей он дополнил таблицами и схемами, показывающими, что и когда произошло. Все подготовленное, включая более или менее разработанный план событий, он сложил в три толстые сегрегаторные папки. Это удивительный подход к творческому процессу, ведь Стивенсон какое-то время трудился программистом и, казалось бы, работать ему следует в основном с использованием современных технологий. Возможно, старомодный стиль письма является результатом взглядов Нила на культуру и цивилизацию: автор «Лавины» утверждает, что, по сути, наш мир ничем не отличается от того, в котором жили шумеры.
Понимая важность компьютеров и информационных технологий в целом, он обращает внимание на проблемы, связанные с прогрессом. В тексте «В начале была командная строка» (“In the Beginning There Was a Comand Line”) он прямо указывает на причины мировых проблем, обвиняя человечество в создании все более многочисленной группы невежественных людей, наркотически зависимых от телевидения и не имеющих никакой иной культуры, кроме глобальной, сформированной средствами массовой информации.
О людях, замкнутых для идей и мира, об этих живых воплощениях английского словосочетания «coach potatoes», он прямо говорит, что они облажались. При этом он тщательно избегает протаскивания в романах собственного видения мира. По его словам, писатель должен уметь смотреть на мир многими глазами, и если он ограничивается только собственной идеологией, то попросту выставляет себя дураком.
(Окончание следует)