Джон Карпентер
Арлекин
Harlequin, 1969
Семидесятые годы завершились выходом на экраны первой из новаторских картин серии «Хэллоуин», созданной под руководством Джона Карпентера (р. 1948). Фильм получил два продолжения в восьмидесятых и сыграл важную роль в утверждении Карпентера как весьма влиятельной фигуры в жанре ужасов. Интересно, что Карпентер начал снимать 8-мм НФ-короткометражки уже в восемь лет, а во время учёбы в Университете Южной Калифорнии продемонстрировал незаурядный талант, когда очередная его короткометражка, «Возвращение Бронко Билли», удостоилась «Оскара» в 1970 году. Четыре года спустя он дебютировал в полнометражном кино «Тёмной звездой» — чёрной комедией о команде астронавтов в наркотическом опьянении, блуждающих в космосе. Картина явно вдохновлена масштабной лентой Стэнли Кубрика «2001 год: Космическая одиссея», хотя бюджет «Тёмной звезды» составил всего 60.000 долларов, а инопланетянин Карпентера представлял собой пляжный мяч на ножках! Успех у критиков как этой картины, так и следующей – полицейского триллера «Нападение на 13-й участок», перевёл его в разряд «за этим парнем стоит проследить». И в 1978 году он оправдал все ожидания, сняв «Хэллоуин». По словам историка кино Марка Адамса, в этот фильме уже имелись все отличительные черты, впоследствии ставшие визитной карточкой Карпентера, и это хрестоматийный пример того, как манипулировать аудиторией, сохраняя при этом интеллект и юмор. Марк добавляет: «„Хэллоуин“ — с его умелыми отсылками к „Психо“ и музыкальной темой в духе Бернарда Херрманна — посрамил всех подражателей в жанре „ищи-и-потроши“, поскольку режиссёр умело использовал тёмные уголки обычного дома, чтобы скрыть маньяка-убийцу. Он задал стандарт, и мало кому в этом жанре удаётся ему соответствовать».
Помимо двух чрезвычайно успешных продолжений в 1980 и 1983 годах (в главных ролях снимались покойный британский мастер ужасов Дональд Плезенс и Джейми Ли Кертис), Карпентер обогатил ужасный жанр такими фильмами, как «Нечто» (1982) — ремейк классического чёрно-белого фильма 1951 года «Нечто из иного мира» об изменяющем форму пришельце в Антарктиде; «Кристина» (1983), основанный на бестселлере Стивена Кинга об одержимой машине; и «Исповедь невидимки» (1992) — современной версией научно-фантастического шедевра Г. Дж. Уэллса.
Джон Карпентер привносит интеллект, юмор и страсть во все свои картины, а ещё зарекомендовал себя ярым защитником ужасного жанра от нападок моралистов. Помимо режиссуры, он пишет сценарии для многих своих фильмов и часто показывает глубокие знания жанра через реплики персонажей. Его любовь к печатному слову, по сути, существует так же долго, как и роман с кинокамерой — о чём свидетельствует следующая жуткая короткая история, написанная им в 1969 году для студенческого журнала «Континент» колледжа Боулинг-Грин в Кентукки. Она знаменует ещё одну веху в карьере невероятно разностороннего сценариста и режиссёра...
Далеко за полночь звуки авторадио превратились в приглушённое бормотание. Он съехал с дороги около одиннадцати и с тех пор пребывал на парковке, глядя на океан.
Ночной воздух был прохладным; темнота его не беспокоила, и он слышал, как восточный ветер шевелит ветви елей вдоль пляжа. Океан казался живым, и чёрным, словно берилл. Слышался шипящий шёпот волн, когда силуэты чаек проносились по луне, затянутой облаками. Он сидел очень тихо, прислушиваясь, и почувствовал, как сглотнул, когда вода набежала и впиталась в песок. Пальцы дёрнули воротник, ослабляя галстук.
«Слишком долго, — подумал он, открывая дверцу машины. — Десять лет». Он шагал, а кусты и ветви деревьев вокруг машины качались и мягко тянулись к нему. Травинки шелестели на уровне носков. «Десять лет». Во рту пересохло, он сглотнул, вытер губы тыльной стороной ладони. Наконец подошвы коснулись белого песка; вокруг не осталось деревьев, только открытый, пахнущий морем воздух.
«Десять лет». Он наклонился у самой кромки берега и зачерпнул мокрый песок. Кулак сжался, и песок растёкся между пальцами.
Внезапно ветер стих. Он стоял у кромки воды, расстёгивая пуговицы на рубашке, слушая доносящуюся издали музыку карусели.
«Теперь уже слишком поздно, — подумал он, убирая галстук в карман. — Слишком поздно».
Музыка выливалась из тусклого сияния за тёмным полем травы. Он прищурился, вслушиваясь. Казалось, чёрный клоун сидит за клавесином, расплёскивая по клавишам цветную смазку. Он повернулся к морю, когда ночной ветер снова усилился, шумно плескаясь о подкладку пальто.
Он снял пальто и бросил на песок.
«Карен». Он улыбнулся и коснулся мягкой кожи шеи. Высокая, пыльно-рыжие волосы, взгляд, всегда прикованный к его лицу. В темноте, когда в ушах звенело от тишины, она водила пальцами по гладкой, как стекло, коже его шеи и говорила, что плоть его — словно мрамор. Карен была тёплой и влажной, а море — мокрым и холодным.
Когда он снял кольцо и обернулся, то не увидел своей машины. Скрывалась за деревьями над пляжем, в двухстах ярдах позади, её хромированные зубы слабо поблёскивали, фары омертвели.
Музыка карусели усиливалась, и вода у ног тихо закричала. Он наклонился и коснулся жидкости руками. Холодная, плещуще-чёрная, льдисто-зелёная. Он вздрогнул.
Десять лет. Слишком долго. Хватит ждать.
Резким движением он стянул рубашку. Ремень выскочил из петель; брюки упали на песок, и он переступил через них.
Через мгновение он оказался голым, мягким, белым, и музыка кружилась в голове.
Он коснулся макушки, пальцы вдавились в плоть у линии волос. Боли не было. Пальцы дрожали. Он потянул плоть вперёд, и кожа на лице приподнялась и отстала. Слоями, как резина, сошла вниз по шее. Чёрные волосы сползли с макушки, искусственная плоть лопнула и рассыпалась на песке.
Музыка заиграла быстрее. Он коснулся лица, высокого вала губ, глубоких впадин вокруг глаз. Кончики пальцев касались каждой чешуйки, пока он ласкал жабры на шее.
Быстро стянул остальную плоть с тела, и вместо белого явилось серебристо-зелёное. Он стоял обнажённый в лунном сиянии, пробившемся сквозь разошедшиеся на мгновение облака.
Затем он услышал позади шорох. Присел. Музыка клавесина с карусели оглушала.
«Всё длилось слишком долго, — подумал он. — Слишком долго».
Деревья зашевелились. Ветер. Затем из-за дерева вышел клоун и остановился, наблюдая за ним. Лицо белое, как зубная паста, красная полоса безумной улыбки вокруг губ.
— Ты, — засмеялся клоун. — Ты, — повторил он тише.
— Нет, — сказал он. — Я возвращаюсь. Я ухожу обратно.
Шорох. Клоун ухмылялся.
— Ты, — прошептал он.
— Нет. Прошу...
Клоун поднял связку опаловых ветряных колокольчиков. Сверкающие кусочки издавали звук клавесина, сталкиваясь, гонимые ветром, разбиваясь, звеня.
— Я — рыба.
Клоун ухмыльнулся.
— Ты — клоун.
«Десять лет, — пульсировало в рыбьей голове. — Всё длилось слишком долго».
Его руки потянулись ко лбу и начали сдирать полосы зелёной, чешуйчатой плоти. Клочья отслаивались от лица, повисали вокруг груди. Под искусственными жабрами показалось белое, накрашенное лицо с жирно намалёванной улыбкой.