Проклятье, воплотить в жизнь идею путешествий на околосветовой скорости оказалось несоизмеримо легче, чем попрощаться. Банджоко ещё больше скрючился над сервисным портом, крутя плазменные жгуты, чтобы проверить каждый энергоузел. Схемы, цепи, корабельный протокол — понятные элементы, дарившие уютное ощущение безопасности.
— Энергоузлы в порядке, отец. — Голос Меропы звучал мягко и спокойно, но не мог развеять грусть от того, что она улетает слишком рано.
В последний раз пробежавшись взглядом по узлам, Банджоко захлопнул смотровую панель. Хватит нервничать, хватит думать об одном и том же в эти прощальные мгновения. Он отшатнулся и сунул руки в карманы.
— Следи за эмиссионным потоком и соблюдай график обслуживания плазменных струн, — скомандовал Банджоко.
— Знаю, отец. Это у меня в массиве служебных данных.
— Я просто напоминаю. Не забывай инструктировать экипаж по основным процедурам, чтобы не расслаблялись.
Банджоко знал, что излишне перестраховывается, ведёт себя почти нелепо. Меропу обучили всему, что потребуется для задания.
— Просто лететь так далеко, — вырвалось у Банджоко, хоть он и не собирался признаваться в этом вслух.
— В том-то и прелесть.
О нетерпении Меропы говорило то, как повысился её голос, и то, как она загудела в стыковочных зажимах.
Банджоко оглядел коридор, дугой уходивший к навигационным отсекам.
— Где сейчас твой экипаж?
— В операторской. Хочешь поговорить с ними?
Банджоко залился краской.
— Это лишнее.
Команда уже намекала, что находит его гиперопеку оскорбительной. Что ж, они были правы. Все причастные — профессионалы и вложили много трудов ради успеха Меропы…. только вот отпускать он не умеет.
Банджоко пришёл в проект одним из первых, сначала был ведущим ИИ-инженером, затем — руководителем. Он рядом с Меропой всё время, что та существует, а это десятилетия его собственной жизни.
И вот все эти годы спрессовались в финальный момент, как если бы сами пространство и время схлопнулись обратно в сингулярность. Собственная вселенная сжимается, а вселенная Меропы вот-вот взорвётся.
Он горько положил ладонь на обшивку. Сердце замедлило ход, стучало глухо, неровно. Им было отпущено так мало вместе. Пора сказать «прощай!».
— Меня ведь для этого полёта и создали, отец.
— Да, Меропа, ты была рождена для него.
Команда проекта, да и журналисты подтрунивали над Банджоко за то, что он говорил о Меропе словно о живом существе, но он видел её расстроенной, любопытной, счастливой… пытающейся обрести себя. Для него Меропа именно родилась.
— Помнишь, как учила теорию плазменного двигателя? – спросил Банджоко.
— Голуби улетают поутру. — В её голосе проскользнули журчащие нотки, которые у него ассоциировались со смехом.
Оба одновременно произнесли закодированную мнемоникой фразу:
— Градиент плотности. Ускорение ионов. Пространственно-временной коридор.
Банджоко заулыбался, вспоминая те уроки.
— Когнитивный скачок! — продолжила Меропа.
— Все уже готовились отдать проект другой команде.
— Но ты в меня верил.
— Я знал, ты сильная.
Банджоко бился над тем, как скрестить протонейронное поле с плазменной системой. Придумывал уловки, чтобы ускорить синтетико-синаптическую связь и часами просиживал над своим детищем, хотя многие хотели двигаться дальше. На неё всегда делали главную ставку в гонке за тёмную энергию*.
Вскоре Меропа стала называть Банджоко отцом, самостоятельно изменив его индентификационный маркер. Для команды это стало поводом для шуток, но Банджоко воспринимал подколки спокойно. Ну, а его самого поступок Меропы одновременно поразил и растрогал.
— Ты никогда не сдавался, отец, верил, что у нас всё получится. И вот я лечу к Проксиме b**. Меропа пустила волну огней по коридору, зажигая светильники в определённой последовательности. Её условный сигнал «празник».
Банджоко усмехнулся.
Прозвучало оповещение на высадку для посторонних.
— Время прощаться, отец. Скоро вылет.
Последний час пробил.
— Знаю, — выдавил Банджоко и больше не доверил голосу ничего. Слова застревали в горле. Воспоминания душили, словно вокруг него затягивал кольца удав. Ну же, скажи «прощай»!
Он помедлил на выходе, не в силах что-либо произнести. Ему больше никогда не ступить на борт этого корабля. К тому времени когда Меропа со своим экипажем вернётся на станцию, сам Банджоко превратится в смутное воспоминание, годы его жизни сгорят в пламени её разгона.
Между тем техники на смотровой палубе уже отключили стыковочную систему, и зажимы с глухим звуком расцепились. Длинное тело Меропы поплыло из док-камеры, обрамляемое проёмом ангарных ворот. До чего же красивая!
За ухом Банджоко прожужжал трёхтональный зуммер – запрос по частному каналу, созданному для Меропы. Как только экипаж запустит плазменный двигатель, эта коротковолновая связь разорвётся навсегда. Остались считанные мгновения. Скажи «прощай!».
— Спасибо, отец, — прошептал на ухо голос Меропы.
Она развернулась за воротами ангара и уплыла прочь. Теперь была видна только извечная лента Млечного Пути.
В ухе протрещало:
— Отец?
— Я здесь, Меропа.
Пространство озарилось яркой вспышкой — заработал стартовый ускоритель.
— До Проксимы так далеко.
— Для тебя не так уж и далеко, Меропа.
Она снова заговорила, но слова потонули в шуме радио помех, искажённые выхлопом плазмы. Корабль набирал скорость, и сигнал исчез, но прежде чем связь окончательно порвалась, Меропа успела что-то сказать. Прощай? И что-то ещё, даже более невнятное. Может, «Я люблю тебя»? Или показалось?
Ей были не доступны любовь и чувство утраты. Во всяком случае, по-настоящему. А вот ему самому — да.
Он потерянно смотрел в чёрный зев ангарных ворот на россыпь чужих солнц. Сейчас где-то там Меропа. Глупо, но хочется, чтобы хотя бы иногда она вспоминала о доме.
— Прощай, дочка!
Банджоко никогда так её не называл, отказывая себе в этом шаге, но сегодня тот казался верным, как никогда.
— Прощай, — сказал он в радиотишину и осознал, что Меропа действительно его покинула.
«Голуби улетают поутру» — в оригинале Doves Fly in the Morning. В авторском тексте эта фраза мнемонически кодирует другую: Differential—Function relation—Inverse correlation—Mass acceleration. Технической фразой пришлось пожертвовать, заменив на другую, так как сохранить лиричный, работающий на ассоциации заголовок виделось более важным. Многим видам птиц действительно свойственно покидать гнёзда утром ради поиска пищи. Dove (белый голубь) — символ мира, надежды и души, в отличие от обычного сизого голубя (pigeon). Название рассказа напрямую связано с именем Меропа. В греческой мифологии Меропа — одна из сестёр-Плеяд, вознесённых на небо. Её часто отождествляли с голубкой, которая, согласно некоторым интерпретациям мифа, была обречена на циклическую гибель и возрождение.
* В фантастике тёмная энергия используется как источник антигравитации для сверхсветовых двигателей (варп-двигателей).
** Проксима b (Proxima b) — ближайшая к Земле экзопланета. Вращается вокруг красного карлика Проксима Центавра (ближайшей к Солнцу звезды) и находится в зоне потенциальной обитаемости, что делает Проксиму b целью для поиска внеземной жизни.