Оказывается, что Борман может любить. Да, не просто тискать девку, а любить. Хотя и не смог ее спасти… Но, мне кажется, если бы он смог пересилить страх смерти, то, вполне возможно, не просто орал Нине из воронки «Не ходи туда!», но и добрался до нее, не пустил бы в блиндаж, в который впоследствии угодил артиллерийский снаряд.

Череп уже не гордится тем, что был скином и пару раз даже бьет Спирта за то, что тот болтает лишнее. Сначала вроде бы как-то с неохотой, но когда оказался в плену у немцев и познакомился с Соколовым (а именно его просила найти старая бабка в самом начале фильма), то с какой-то злостью говорит о том, что не ходить парням со свастикой по столице… Несколько наивно, конечно, смотрится момент, когда, вернувшись в свое время, Череп немедленно и с ожесточением сдирает наколку с плеча. Но вместе с тем… Да, именно так и надо. Пусть наивно, пусть «по-советски», пусть чересчур выпячен патриотизм, но… Кто бы поступил по-другому, пробыв несколько дней среди людей, которые готовы умереть в любую минуту «За Родину! За Сталина!», и лишь в краткие минуты отдыха, обнявшись с винтовкой, слушают как поет под гармонь санитарка…

У Чухи появляется чувство товарищества – настолько сильное, что он отказывается сбегать без Бормана.

Менее всех, на мой взгляд, изменился Спирт. Если он и делает что-то так же, как его «преобразившиеся» товарищи, то только потому, что у него нет выбора. Он идет в разведку только потому, что шанс выжить там больше, чем если он откажется и попадет под трибунал. Он не сбегает к реке, чтобы нырнуть в нее и оказаться в нашем времени только потому, что понимает – без портсигара, что у Бормана, ему не вернуться. Он идет в атаку только потому, что в лицо ему тычут револьвером… Хотя, возможно, я и ошибаюсь и в нем произошли изменения такие же серьезные, что и в прочих, просто это было не так для меня заметно.