Пытаясь разобраться, как ему поступить в данной ситуации, он отправляется в мораториум к покойной жене, дабы посоветоваться с ней. В будущем научились растягивать последние часы умирающих на долгие годы, пряча их в специальные саркофаги-морозильники, ненадолго таких «спящих» можно пробуждать, всё остальное время они проводят в бессознательном состоянии, блуждая в лимбе группового подсознания, складывающегося из тлеющих разумов всех упокоенных в мораториуме.

Наряду с Альфредом Бестером и Уильямом Бэрроузом, Филипа Дика не зря называют одним из предтеч киберпанка, несмотря на то, что виртуальной реальности в привычном для этого жанра виде в его мирах практически не бывает. Зато все его книги переполняет ощущение нереальности происходящего, потеря ориентиров у героев, когда не понятно – где настоящий мир, а где порождение разума, это обыное дело. Толчком к тому может служить что угодно – более сильный разум, наркотики, внушение, эмпатическая атака, божественное вторжение, а то и всё сразу. Реальность в романах Дика зыбка, и может сломаться в любой момент, причём персонажи не сразу могут это и заметить, а заметив попытаться выбраться обратно, в «свой» мир, хотя уверенности в том, каков из миров «свой» тоже нет, а выбравшись, уже никогда нельзя быть уверенным до конца, что выбрался ты именно туда, куда хотел.

А ВОТ ДАЛЬШЕ УЖЕ СПОЙЛЕР.

Виктор Пелевин для романа «Чапаев и Пустота» придумал шикарный слоган: «Первое произведение в мировой литературе, действие которого происходит в абсолютной пустоте». При всей моей любви к этому произведению, могу сказать, что до него был «Убик», действие которого происходит в не менее абсолютной пустоте, только философствований на эту тему в нём гораздо меньше, больше действия и бытового сюра, связанного с временными петлями, изменением прошлого усилием воли одной девушки, распадом бытия и осознанием своего загробного существования.

По сути действие «Убика» происходит в герметическом пространстве потусторонней пустоты. Погибшей во время взрыва Рансайтер продолжает по инерции воспринимать своё бытие в привычном пространстве, вписанном в рамки чувств и ощущений. Находясь в мораториуме, но не в качестве посетителя, а постоянным его «обитателем», он, лёжа в саркофаге, «проживает» свою «жизнь» дальше, после момента смерти, словно того не было. Но ментальной энергии у него становится всё меньше, поддерживать видимость реальности разум не может и мир постепенно тает, остаётся лишь пустота, в которой, оказывается, тоже можно существовать. Есть лишь одна опасность, что более сильный «постоялец» вневременного обиталища может сожрать тебя, энергию для продолжения «жизни» можно добывать и так. От таких поглотителей и помогает «Убик» — универсальное защитное средство.

Я — Убик. Я существовал до появления Вселенной. Я есть. Я создал светила и миры. Я сотворил жизнь и определил, где ей протекать. Живущие делают, как я скажу, и идут, куда я им указываю. Я и есть мир, и мое имя никогда не произносится. Его никто не знает. Меня называют Убик, но это не мое имя. Я — есть. Я буду всегда.

ПС. В данном издании есть технический брак, превращающий чтение запутанной книги в ещё более запутанный аттракцион: в романе «Три стигмата...» перепутаны страницы — за 354-й идут следующие: 357, 358, 355, 356, 365, 366, 363, 364, 367, 368, 369, 370, 373, 374, 371, 372, 375, 376-378, 381, 382, 379, 380, 383, все на месте, но расположены сами видите как. Таким образом Дик получил дополнительных свойств от Кортасара, и его роман стал неким подобием «Игры в классики».