Не уверена, что это только подростковая книга.

Во-первых, далеко-о не все подростки такой перевод стерпят, а во-вторых, ... ну, тогда мир может гордиться столь мудрыми подростками.

Кто захочет найти минусы в этих книгах, тот, разумеется, их найдет. Но в таком случае, для чего читать вообще — чтобы разыгрывать критиков?

Ведущие темы книги — а) любовь, прежде всего в христианском понимании и б) «диалектика» понятий сила/храбрость/самоотверженность — трусость, слабость и т.д. Ну и сложность отделить плохое от хорошего, по сути — разыгрывание/проигрывание заповедей «не осуди» и «не убий».

На протяжении книг было несколько проигрываний смерти Трис, когда она не верит в свою смерть, несмотря на , казалось бы, очевидность происходящего и призывает жизнь (когда ее чуть не сбросили в Яму, когда ее чуть не казнили Эрудиты и когда она чуть не погибает от смертельной сыворотки — здесь в ней кричит желание жить/доделать что-л., хотя вообще эта безумно героическая и почти монументальная девочка чуть не гибнет каждые 50-70 эл. страниц),

Вообще Трис — это самоотверженность — бесстрашие-любовь, мало тела — много духа, она любит высоту, она не красива, но прекрасна, она как птица и гибель ее по-христиански логична, трагична (сорри за грубую рифмовку) и светла. Она соединяется со своей матерью. И тему матери здесь тоже можно проговаривать, но не хочется, п.ч. очевидно — Богоматерь, далее Натали Приор и еще ниже — Эвелина,

В то же время Трис настолько суперменна, что ...

Трогателен образ Тобиаса. Кем бы он ни был — суперменом Четвертым, или Тобиасом Итоном, болезненно переживающим свою ... поврежденность, но еще пока не генетическую, или Тобиасом Джонсоном, сумевшим «восстановиться» и храбро живущим после гибели возлюбленной — он подкупает и притягивает своим желанием быть настоящим, быть лучше. И в этом его храбрость и непреклонность. Ему почти всегда очень тяжело, потому что он не так импульсивен, не так гениально проницателен, потому что много думает, ошибается ну и т.д. И при это чертовски лиричен. Очень обаятельный образ.

Сильно сиропным я бы его не называла: он бывает груб, он не всегда нежен, далеко не всегда понимает, мне кажется некоторые диалоги просто подслушаны из текущей жизни. Они часто притираются с Трис болезненно и грубо, как два сильных. Мне понятна и его твердолобость и привычка надеяться только на себя, мне понятны ее как бы (кто-то назвал) «капризы» . Но они оба умницы. И иногда все это отдает проигрыванием психологии отношений, что тоже любопытно.

В связи с Тобиасом есть две сцепки. Ну, может и не две, но...

Во-первых, Ал, -«депрессивный трус», большой размерами, физически очень сильный мальчик из Искренних, которому не ответила взаимностью Трис, потому что вызывала отвращение его Искренность с уклоном в сопливость. К Бесстрашным Ал приходит, чтобы его родители им гордились.

Во-вторых, Питер. По сути, это выродок. Почти Смеагорл у Толкиена: самого гадкого не убили и он принес пользу — «не убий».

У Тобиаса Итона, знающего себя как жестокого человека, осознающего в себе монстра и борющегося с ним, один из четырех страхов — убийство человека. Не потому, что это опасно для его, Тобиаса, жизни, а потому, что это слишком легко. И Тобиасу дан его монстр отец, его постоянный страх и указатель, чем нельзя быть. Вот какая польза от этого отвратительного, коварного и жестокого Маркуса — от него происходит рыцарь без страха (минимум страхов — 4) и упрека Тобиас. Рыцарь прекрасной дамы Беатрис.

Конечно, болезненно читать о его горе, труднее, чем о смерти Трис. И вообще он уязвимее Трис. При том, что это тоже супермен, как и Трис, часто читателю-человеку, грызущему печенье за книжкой и т.д., он бывает поближе. Потому что ошибается, мается и идет дальше.

Одна из тем — тема восстания против соц. несправедливости, но также против своей природы. Замечательна идея о несводимости человека к его генетике, физике, физиологии – о важности самой личности. Хотя в реальной жизни иногда думаешь, что, напротив, к физиологии все и сводится, большая часть действий. Книги о губительности людского высокомерия, о скрытости правды-истинного-подлинного за гордостью-страхом-эгоизмом.

Безумству смелых поем мы песню…

Если все это и есть подростковая литература, то она мне нравится – она не цинична.

Оценка 10

Книга о Вечном Возвращении, прежде всего, в ницшеановском контексте. Об этом кричит почти повтор (или повтор? я читала в эл. версии) названий мест Сильваплана в истории с А.Юингом и Луизой Рей и Сильвапланд — место, где Ницше «озаряет» мысль о В.В.; Эйрс почитает Ницше; о повторе «вторят» все и т.д. И что это дает? Смотря как прочитать Ницше, смотря как прочитать Митчелла... Что в бессмысленный повтор окружающего надо великой ценой (не исключено, что с осознанным риском стать посмешищем — аболиционист Юинг, н-р) внести крупицу смысла? Сверхчеловек в бессмысленном повторе?

Кавендиш как сверхчеловек. Когда жмет на тормоза, а, оказывается, нажал на газ и оказался успешным героем... Луизе Рей везет: ее убивают раз 5-6, все вокруг мрут, а она на коне. В то же время безнадежность и нежелание/усталость бороться у гениального музыканта Фробишера, автора «Облачного атласа» и юнги с «художественным» именем Рафаэль. Сиксмит хотел предложить на пару суицид Луизе, хихикнул — это дало сил доделать важное, за что и получил пулю без всякого суицида.

Мистических моментов хватает, но они как в жизни — хочешь верь, а не хочешь не смотри и не лови. Как сказал Закри о Предвидящих (благодаря цивилизации): они ничего не знают о мертвых.

Хорошая книга. Не на раз.

А о фильме... Ну, его сделали кассовым. Отсюда столько лав. стори. А в книге все грубее и, м.б., честнее.

Хорошая детская литература должна быть интересна и взрослым и детям. Моей дочери расти до «Начал» еще прилично, а мне понравилось. Что именно? Прописанность эпизодов с детьми, любование антуражем, деталями Иордан-колледжа. Все это смазывается в «других» мирах второй и третьей книг: мир лорда Азриэля – схема, Читагаццо сводится к городку с несколькими улицами и полям возле городка. Однако и эти полусхемы, туманные зарисовки вызывают полуузнавание, аллюзии как на реалии, так и на литературные места. Башня лорда Азриэля – это и вавилонская башня (сколько ее образов в живописи, в том числе и Босха), Страна с Призраками – это почти перекресток между мирами, а башня (опять башня) – место и достижений культуры и колыбель разрушения – есть европейское средиземноморье. Ну и т.д. Но и при отмеченной «смазанности», схематичности картин этих мест образ в голове читателя создан. А хорошо (полнокровно!) получается у автора то, что он действительно знает.

Грандиозность Мильтона тоже узнается, еще до появления эпиграфов. Путешествие в страну мертвых – современное обыгрывание популярного в средневековье жанра загробных видений. Однако пафос, идея – за язычеством. Притом не только убежденное восхищение мигом, жизнью, телом, плотью вообще (фрукта или тела человека, ствола гигантского дерева, мощью короля медведей), но и признание Рока, судьбы, Ананке.

Я согласна с теми, кто пишет об однобокости отношения к христианству. Но это изъян человека, живущего в стране, где церковь не попиралась на протяжении десятилетий. Четко, даже дидактично проводится тема ограниченности науки и гибельности любого фанатизма, нечуткой убежденности в правоте.

Апофеозом звучит тема творчества. Это следует, в первую очередь, из имени героини – Лира! Автор, сам искусно и прихотливо сплетающий текст из фигур ведьм, медведей, Ариэля (Шекспир)-Азраила (ангел), Лилит (м.Колтер) и Евы и т.д., — превозносит искусство наррации до душеспасительных высот. Интересно рассказав правдивую историю своей увлекательной жизни, Вы поможете своей бессмертной сущности освободиться от загробного прозябания и терзаний. И еще: Лира по наитию должна стать Лирой осознанной – Лирой-искусством/выношенным мастерством. А чего стоит сочетание «творческая пассивность».

Касательно жизни-смерти, Бога-природы автор – пантеист. Ему дорога греческая тема атомов: радостно освободившись от «загробья», душа (?)/дух (? Деймон-душа ведь исчез, тело умерло) распадается на атомы и сливается с природой, атомы при жизни любящих друг друга ищут друг друга, сцепляются и не расстаются (во всяком случае, намереваются сделать это). Но трехчастность (дух – душа – тело) человеческая возводится к христианству, это указано самим Автором. В общем, все смешалось, а классическая филология – канва, по которой автор смело вышивает.

Вторая и третья книги условно детские, по-моему. Не вижу я детей в этих детях. Какие-то вещи делаются, наверное, грубо: первая книга так «вкусна», что оторваться не можешь, а послевкусие скверное – агнца Роджера убивают, л.Азриэль – чудовище, о чем потом как-то забывается. Вообще к убийству здесь своеобразное отношение. А смерть отца Гомеса? А показательное убийство ведьмы, предавшей друзей перед смертью, и «морализирование» по этому поводу?

А по поводу аналогий с поттерианой – думаю, да, есть. И дело не только в общей детской теме взросления, но в их общем пунктике – республика. Что-то этих англичан не устраивает, и рисуют они в своих книжках революции, бунты и республику.

Да, самое главное: и что же такое «темные начала»? Бездна, противостоящая пыли-смыслу, темные начала в человеке, которые он должен преодолевать в себе? И вообще, почему вселенский смысл, подобный ,ну, ноосфере… называется ПЫЛЬЮ? В смысле, «когда б вы знали, из какого сора…»? И т.д.

Конечно, можно побрюзжать, но литература эта добротно сделана.

По поводу «соплей» у Майер. Тема любви – это не сопли. Сопли – это то, КАК дается тема. Например, «Ромео и Джульетта» — не сопли. Философия, трагедия, катарсис, задающий ценностную шкалу и делающий душу/ … (не знаю, как это назвать) более упругим. А вот «Ах, какая женщина… мне б такую» — это, наверное, даже хуже, чем сопли.

Так вот, по-моему, Майер это не сопли. Большая часть здесь развернутых реплик в связи с Майер говорят о соплях. Пожалуйста, пишущие о соплях, объясните, где вы их увидели. Только не ругаясь и не слишком образно, а просто объясните, что вот в таком эпизоде вот то-то и то-то – это сопли.

Прошу серьезно, потому что «соплей» не вижу.

Во-первых, задана изначально трагическая ситуация: принадлежность возлюбленных к двум практически не совместимым ипостасям (если вампиры – это ипостась человека). В этом смотри аналогию с враждой Монтекки и Капулетти. Эта трагедия преодолевается героями, заканчивается апофеозом любви, которая, кстати, изменяет мир. (Есть фраза, что вампиры почувствовали, что грядут перемены).

В мире существовали вампиры, оборотни, люди. Последние самые уязвимые, оборотни есть реакция экосистемы на существование вампиров. В результате нечеловеческих усилий вампира, наступившего на горло собственному естеству, и человеку, преодолевшему инстинкт самосохранения, — и все это не во имя любви, а по причине любви – в результате всего этого появляется новый вид — прекрасный полувампир-получеловек, также имеющий прививку к вечности. Идея – любовь творит чудеса. «Любовь, что движет Солнце и светила», «Любовь, любить велящая любимым…» и т.д. Т.е. здесь отсылка к философии любви.

Во-вторых, возлюбленные – очень достойные люди, постоянно превозмогающие инстинкты, пытающиеся уважать чужие взгляды, принципы, и себя (что не значит любить себя так просто, но уважать за что-то). Они же постоянно борются-сопротивляются опасности, исходящей от них же. И это не сопли. Вообще, любить –ну, например, если по Цветаевой, то это означает любить в любимом задумку Бога, — трудно. И эта «трудность» здесь задана. Кстати, набивший многим оскомину постоянный эпитет «тигриные глаза» Эдварда здесь должен читаться буквально: Вы заходили в клетку с тигром? Этим эпитетом задается опасность ситуации.

Любовь сверхчеловека/полубожественного существа (а Каллены здесь принципиально не-монстры) и человека и их забота друг о друге; сверхъестественное самообуздание своих импульсов, желаний и трепетная забота о человеческом в человеке, с одной стороны, восхищение, жертвенность и в то же время сохранение индивидуальности, с другой –это тоже не сопли.

Кроме того, ирония в этом тексте – один из ведущих принципов в выстраивании позиций/ образов героев, и не только главных. Здесь смесь иронии, самоиронии ( первые главы «Сумерек» — это же сплошь отстраненность (не «остраненность») и подтрунивание над собой, над происходящим), пробивающейся трагической интонации, с которой пытаются справиться герои, и постоянно обуздываемая лирическая тема. Несколько другого окраса ирония, переходящая в гротеск, где-то добрый юмор присутствует в пострении образов Джессики, Майка Ньютона, Чарли (подтрунивание над позицией заботливого родителя) и т.д. А эпизод родов (кН. «Рассвет»), на который я «сругалась» в предыдущем отклике как на отсутствие чувства меры – это черный юмор. Наверное, «сопли» и ирония все же, как минимум, нейтрализуют друг друга.

Так что все зависит от нашего умения читать и нашей искренности, или честности.

Далее о том, на что ворчит Dark_Tutor. Во-первых, что бы Вы не говорили, но сопли и не надо любить, это по меньшей мере, не гигиенично. И вполне понятно, почему все пытаются откреститься от «соплей». Во-вторых, надо как-то четче определить, что такое «сопли», а что нет. Если Майер, по-вашему, «сопли», тогда не понятно Ваше наслаждение ими. В-третьих, на территории обсуждения текстов можно, мне кажется, как хвалить, так и ругать текст. Этикет регулирует не это, а то, насколько грубо/вежливо это делается.

А вот по поводу оправдывания, Вы, наверное, правы. И это интересно.

Почему оправдываюсь/-емся?

А) позиция «чувствительных» уязвима. И здесь Вы правы, когда пишите о нечестности и о маске. Это, прежде всего, защита. Наверное, поэтому мало мужчин, высказавшихся ЗА Майер: девочки импульсивнее и искреннее.

Б) Этот пункт Вы, конечно, освистаете, но он имеет место — статусность. История первой любви, решенная на материале 17 –летней девочки и вампира – ну, это … как-то несерьезно. Здесь статусны, пожалуй, Шекспир, «Демон» Лермонтова… Здесь есть сцепка с пунктами а) и в).

В) Самый важный, определяющий пункт – ЯЗЫК и архитектоника текста. Есть довольно много текстов о любви, которые читают вне зависимости от возраста и пола. И их вечную «ликвидность» обеспечивает язык – стилистика, образность, синтаксис, фоника, выводящие на уровень философии, серьезной философии. Поэтому лирические темы чаще решаются в поэтических текстах. Здесь сага. Но дело не в жанре. А в том, что тема решена средствами массовой литературы: сплошь события, глагольность, простые предложения и т.д. Да еще этот черный юмор, в который я, н-р, не сразу «въехала». Предельная легкость языка (я не ругаю!), стремительная событийность, занимательность сюжета, тема любви вампира… Так много признаков «профанной» литературы, что опасаешься: а не деградирую ли я (падать-то всегда легко)? А с другой стороны, если поднапрячься, то в возможных претекстах можно разглядеть и «Серафиту» Бальзака: у главного героя Серафиты/Серафитуса сверкающая белая кожа, золотистые глаза, алые губы, стремительность и легкость, 17 лет, это ангельская душа и т.д.

Легкость языка, постоянное удерживание внимания, простота формы изложения (здесь вопрос: Майер технически не сумела соединить точку зрения Эдварда («Солнце полуночи») и Беллы («Сумерки» и т.д.), это было так задумано, или мы видим, как творится история-текст – какой из вариантов?) — обеспечили популярность, но и подняла волну снобизма: еще пока существует культ элитарной литературы, а Майер по очень многим признакам относится к массовой. Однако ценно-то не это, а умение зафиксировать трепет и отвагу влюбленных. (Любовь как сила и сопротивление душевного материала). И она это сумела. В общем именно эта промежуточность саги и смущает и увлекает. Ну, и заставляет оправдывать чтение взахлеб.

Не знаю, благодарна ли я Майер, за то, что меня так надолго переключило на ее фикшн? :smile:

Похоже, это хороший тон — ругать Мейер. «Натасканные» на занятиях по литературе девочки встают и с яростью, по схеме: непрорисованные характеры, сюжет, фабула, интрига (кто-то говорит, что интриги нет — ну, в таком случае посмотрите определение «интриги»).

1. Бесспорно, это, с литературной точки зрения, весьма слабое произведение. Другого и не скажешь. А кроме того, почти все мы читаем плохие, небрежные переводы. Промахов масса на всех уровнях, но... от этого отмахиваешься, предполагая, нет, желая помочь автору/переводчику.

2. Немножко занервничала:почему я попалась на это? Но вообще-то все объяснимо. Согласна с Lessandr'ой: образы, восходящие к архетипам, схемы, эпизоды, клише, психологически сильные. Ой, только не надо смешков. Вобще-то, 18 век Ричардсоном зачитывался, а 19 — Бронте. Так что не надо ужасаться за «нашу молодежь» (ну, неискренне, правда?) «Запасть» на «чувствительную» литературу, притом лишь с намеком на эротику, с темой ответственности как в отношении родителей (со стороны Беллы), так и в отношении людей со стороны сверхлюдей (хорошие вампиры и оборотни оберегают людей; девиз Калленов — ответственность) — ну что уж тут закатывать глаза. Притом и написано бегло, действия много, есть попытки обмануть ожидание читателя, создать «пороговые» ситуации, смешать жанры (согласна, где-то чудовищно, вульгарно. сцена родов, «кости хрясть», мизинец оборотня от удара тоже хрясть).

3. Здесь же не фсб-эшник или чувствительный олигарх. Здесь вампир (читай, перспектива в вечность), здесь сочетание 100-летней жизни/опыта, культуры/знаний и юности (пылкая любовь, юный вид). Другое дело, если бы 100-летнего интеллектуала (а Эдвард соотнесен с Карлайлом, доктором и, извините, гуманистом, что отсылает к вечным образам гуманистов-естественников (весьма дальним, но родственником может быть Фауст); Эдвард музыкант, ну и т.д.) — создавал У.Эко... А Майер задает координаты, часто — ну да, бессильно- не изображая, а просто оговаривая, что речь вампира изысканна, обороты не современны, но чаруют, манеры безупречны, а сам он галантен, но при это силен, ловок и т.д. Ее вампиры (разумеется, хорошие) это люди в квадрате : четче видят, чутче слышат, больше знают и т.д. И кроме того, это люди, т.е. вампиры, «себя сделавшие»: ответственность, самообуздание.

Еще раз оговорюсь, Майер удивительно задала координаты — и мы «наращиваем» образ. Все это могло быть и тоньше, и интеллектуальнее, и роскошнее, но есть «крепко» заданные координаты тем и образов, и роман продержится.

Кроме того, триаду Эдвард -Белла-Джейкоб можно из мира мифического (сосуществование вампира (нежити, но в данной ситуации сочетание рацио (не даром Карлайл ученый) и животного начала), оборотней (граница животного и человеческого начал) и человека, притом женщины (чувствительность, склонность к жертвенности, тема воспроизводства), спроецировать на мир внутренний. Подсознание (Эдвард) всегда с Беллой, говорит бархатным голосом, а затем действительно Майер встраивается в подсознание Беллы в критических ситуациях. Джейкоб — с животным, горячим, безответственным. Белла при жизни пытается это соединить, а после смерти вполне логично связана с Эдвардом, который своими отчаянными инновациями в области медицины (Карлайл гордится тем, что сын додумался ввести в сердце яд) — и кстати, после того как Джейкоб сдался -и дарует Белле бессмертие.

4. О фильмах. На книжку среагировала после «Сумерек». (Вообще-то, ни в любовных , ни в вампирских книжках не ориентируюсь). Просмотрев минут двадцать, хотели ставить другой фильм, но потянули и раздумали. Красота пейзажей (качество фильма!) и звука (саундтреки) задают объем происходящему, задают статус ценностей. Это другое дело, что дотягивает или нет, но статус задан. А вот второй фильм, простите, скомкан, это конспект книги, хотя в него вложились. Кроме того, очень раздражает раздвоенный образ Эдварда — (как правильно?) Паттисона: это любующийся собой актер или страдающий Эдвард. Мальчик красив, но сыграл отвратно: театр поз.

5. А почему общим местом стали нападки на домохозяек? Майер вырастила троих детей (это, пожалуй, делает чуть более полнокровными отношения между мальчишками-волками, упоминания о быте Беллы, и домашние, семейные эпизоды). Вы вырастили хотя бы одного? Это работа и это жертва, уверяю вас. И это ответственнее, чем кандидатская. Вот родила и вырастила трех человек ( а у вас какой вклад в историю человечества?), а теперь принялась самореализовываться :)

6. Спасибо создателям сайта, за территорию, где можно говорить.