Первый:
«Я – твой сын, что коня в восемь лет оседлал.
Много стран я объездил, людей повидал.
Моя мать – дочь Катила. Сейчас расскажу я
О себе и о том, как тебя разыскал.
Кровь увидеть случилось мне в месте одном,
Эта кровь даже в землю уйти целиком
Не могла, даже птицы, ее не клевали.
Дома матери я рассказал обо всем.
Ничего мне тогда не ответила мать,
Тайну крови не стала она открывать.
Удивлен и растерян, я – как ни пытался –
Не сумел этой тайны причину понять.
Долго странствовал после по разным краям,
Тайну крови у каждого спрашивал я –
Уклонялись они от прямого ответа,
Лишь одно говорили, жалея меня:
Твой отец воплощеньем Тенгри был для нас,
Всех от участи страшной однажды он спас.
Честь его сохраним в своих душах навеки,
Память матери так же священна для нас.
От отца своего появился на свет,
Грудью матери вскормлен, заботой согрет.
Им – родное дитя, а для нас – дорогое.
Мы не можем открыть тебе этот секрет.
Уважая отца, мы молчать поклялись,
Тайну матери мы сохранить поклялись.
Пусть сама перескажет историю эту –
С уважением к слову ее отнесись».
И на этом пришлось мне вернуться домой.
Снова к матери я обратился с мольбой.
Ничего не сказала она, промолчала,
Несмотря на обиды и слезы рекой.
Приготовив постель, уложила в кровать
И, подумав, что сплю, вдруг заплакала мать:
«Как ушел мой Урал – так исчез безвозвратно,
Сыну время настало коня оседлать.
Он родился таким же, каким и отец,
Рос бесстрашным, как будто бы с парой сердец .
Кровь отца моего до сих пор не впиталась –
Он узнал и с покоем расстался вконец.
Как же мне удержаться и не рассказать?
Расскажу – так уедет Урала искать.
В одиночестве горьком, оплакав обоих,
Буду я во дворце свои дни коротать»
На рассвете я вновь вокруг крови кружил:
«Знать, отец мой тебя в этом месте пролил.
С ним на битву вы вышли и пали в итоге,
Когда он в эти гиблые земли ступил.
Потому ли с тех пор ты не можешь остыть,
Воронье не спешит грязной крови испить?
Потому ли ты в землю с тех пор не впиталась,
Что батыру случилось расправу вершить?»
Не успел я слова эти с ветром послать,
Как кровавое озеро стало вскипать
И горячая капля на камень упала –
Вот о чем от нее довелось мне узнать:
«Мы – Катил-падишаха четыре раба –
Бились против Урала. Жестоко судьба
Наказала за это и мы превратились
В кровь злодейскую – втуне пропала мольба.
И с тех пор даже в землю она не уйдет,
Солнца луч избегает ее, не берет.
Стаи воронов выпить ее умоляем –
Улетают они, лишь завидев ее.
Ты к Уралу, отцу своему поезжай
И от нас, безутешных, привет передай,
Пусть отыщет он способ в батыров достойных
Снова нас превратить, а пока же – прощай!»
Я вернулся и матери все рассказал,
Когда эту запретную тайну узнал;
У горы созвала она воронов стаю,
И один из них вскоре куда-то пропал.
Через несколько дней прилетел он назад –
С полным клювом воды прилетел, говорят.
В кровь велела она ему выплюнуть воду –
Воскресила батыров она, говорят.
Четырем тем батырам сказала она:
«На Катил-падишахе позор и вина!
От него униженья терпели и муки –
И за это ему отплатите сполна!
Если правду считаете долгом своим,
А Урала считаете другом своим,
Тем, кто зло в своем сердце взрастил – не жалея,
Отвечайте же праведным гневом своим!
Вместе с сыном идите Урала искать,
Мой привет поспешите ему передать!» –
После слов этих четверо вырыли яму,
Чтобы всех до единого смерти предать.
На подмогу позвал я их вместе с собой,
Осознав наконец, кто отец мой родной.
Я – Яик – сын Урала-батыра, рожденный
Для того, чтобы в битву пойти за тобой!»
Второй:
«Моя мать – Гулистан. Шесть мне было, когда
В наших землях случилась большая беда:
Змей с Шульгеном явились, страну разорили –
Люди в страхе дома покидали тогда».
Когда мать не могла уже на ноги встать,
Когда стала от горя она увядать,
О тебе вспоминая – тут змеи напали,
Одному мне пришлось против них воевать.
Стариков и детей на плоты посадил,
Сам же с дивами жуткими в битву вступил.
Пусть считали меня они слабым ребенком –
До единого всех на куски изрубил.
Видя, что отстоял я страну от врага,
Что в бездонной пучине не сгинул пока
Ни один из людей – вышел против ребенка
Сам Заркум – его встретил я с саблей в руках.
Был ребенок ничуть не слабее его,
Не боялся ребенок ударов его –
Бился с ним как батыр. Обессилевший, пал он –
Вместе с ним и могучие дивы его.
Не считаясь с тяжелой болезнью своей,
Моя мать поспешила ко мне поскорей.
Заливаясь слезами, она прошептала:
«Я тебе благодарна от всех матерей!
Мой Нугуш – от Урала-батыра рожден.
Как отец, благороден и столь же силен!
На тулпара садись и скачи на подмогу,
И да будет твой путь на успех обречен!»
Третий:
«Моя мать от Самрау и Кояш рождена.
В небеса ежедневно взлетает она.
О любимом Урале тоскуя и плача,
Сон отринув, тайком причитает она.
«Мой Урал, где твои затерялись следы?
Я горюю – об этом не ведаешь ты.
Дивы с джиннами землю вокруг затопили –
Против них в одиночку сражаешься ты.
Как бездонное море ты переплывешь,
Как усталому сердцу надежду вернешь,
Дивов, жадных до крови, и прочих злодеев –
Как один одолеешь ты и перебьешь?»
А потом посмотрела она на меня
И сказала: «Ах, если бы сесть на коня
Смог бы сын мой, родившись немного пораньше,
Став Уралу опорой, утешить меня…»
Так меня убаюкать пыталась она,
За ребенка меня принимала она –
Лишь беззвучно рыдая, в слезах причитала,
Только тайны своей не открыла она.
Поздно ночью, когда приготовились спать,
Кто-то в дверь нашу яростно начал стучать.
Разлетелась она: див огромный ворвался,
Вознамерился матушку смерти предать.
«Не тому ли, кто нашу страну погубил,
Камень в скалы метнув, нас огнем опалил,
Ты возлюбленной будешь, Хумай? Не тому ли,
Кто в подарок коня и булат получил?
Твою голову я сей же час отрублю,
Вдоволь крови горячей сегодня попью!
Тело брошу в огонь, а к ногам же Урала –
Твою голову, горе ему причиню!»
Так сказал и набросился бешеный див,
Но увидев меня, на мгновенье застыл:
«Не батыр ли дитя, от Урала рожденный?»
Мать, немея от страха, стояла без сил.
Я же слабым ребенком себя не считал –
Без раздумий на дива-злодея напал.
Из одной головы жарким пламенем бил он,
Из другой ядовитые струи пускал.
То один, то другой, не щадя, нападал.
Изловчившись, я все же его оседлал.
Без дубинки – одними лишь только руками
Горло дива коварного крепко сжимал.
Кровь из пасти чудовища стала хлестать:
Изнемог, на ногах не сумел устоять.
Я ударил еще раз – он рухнул, как горы,
Весь дворец начал кровью своей заполнять.
Мать – по пояс в крови – мне воды подала:
«От батыра тебя я на свет родила!
Стал батыром подобно отцу мой сыночек –
Счастья большего я и желать не могла!
Хоть и телом ребенку подобен еще,
Хоть и сердцем горяч ты и молод еще,
Но теперь возмужал – разыщи же Урала,
Ты ему на подмогу успеешь еще!»
С тем в дорогу меня и отправила мать,
Чтобы в битве батыру соратником стать.
Я – Идель, сын Хумай и Урала, что прибыл
Чтобы вместе с тобою теперь воевать».
Четвертый:
«Моя мать – Айхылу, а отец мой – Шульген,
Что когда-то попал в черной зависти плен.
Стал враждебен добру, много крови пролил он –
Нечестивое сердце не ждет перемен.
Мать себя обрекла на беду и позор:
Пожелтело лицо, затуманился взор.
И однажды, не в силах стерпеть униженья,
Откровенный со мной начала разговор:
Я дитя, что когда-то Луной рождена.
Мглу ночную собой озаряла она.
Когда див меня замуж отдал за Шульгена,
От печали тотчас потускнела она.
Навсегда с того дня изменилась лицом –
Появились родимые пятна на нем,
Меркнет свет, моего устыдившись позора –
Только солнце теперь обнимает ее.
И отец мой великий позор испытал,
Ведь любимую дочь за злодея отдал.
Видно, горем объятый, дворец он покинул,
Скрылся с глаз и бесследно куда-то пропал.
Оседлай же, сынок, Харысая-коня
И Уралу привет передай от меня.
За Иделем скачи, будь Хакмаром-батыром
И отца разыщи!» — наставляла меня.
Всех батыров внимательно слушал Урал
И отцовскую гордость за них испытал,
Как росли они – будто своими глазами
Увидал он и с радостью в битву помчал.
Впятером против дивов пошли, говорят.
Все батыры друг другу под стать, говорят.
Месяц бились ли, год ли – случилось однажды
Самого Кахкаху победить, говорят.
Вспенив море, барахтался он, говорят,
И кричал, и вопил, и гремел, говорят.
Из кусков его тела еще одну гору
После боя сложили они, говорят.
Море то разделила гора, говорят.
Растерялся, опешил Шульген, говорят.
Всех оставшихся дивов к себе подозвал он.
Начал новую битву Урал, говорят.
В час, когда на земле каждый камень дрожал,
Когда в небе сильнейший огонь бушевал,
Когда волны морские, разлившись, кипели –
В жаркой схватке схлестнулись Шульген и Урал.
И сражались они меж собой, говорят,
Не жалели друг друга они, говорят:
Посох был у Шульгена, а меч – у Урала,
Небеса раскололись тогда, говорят.
На Урала Шульген нападал, говорят,
Пламя посох его извергал, говорят,
Но ударил Урал безо всякого страха,
Что есть силы, и посох разбил, говорят.
Море озером стало тогда, говорят,
Дивы разом ослабли тогда, говорят.
Акбузат и батыры, пощады не зная,
Их к ответу призвали тогда, говорят.
А Урал, изловчившись, Шульгена схватил.
Перед ним устоять больше не было сил.
И не выдержал он, повалился на землю –
Тут, мечом замахнувшись, Хакмар подскочил.
Но удар нанести не позволил Урал,
Всех людей к месту битвы кровавой собрал –
Там Шульген перед всеми предстал, побежденный,
И такие слова от него услыхал:
«С детства зерна коварства в душе прорастил,
Из ракушки ты крови когда-то испил,
Не послушав отца, от добра отвернулся,
Перед злом преклонившись, себя погубил.
Море крови своими руками пролил,
Жег огнем и водой беспощадно топил
Эту землю, а дивов друзьями считая,
Стал врагом для людей и о чести забыл.
Злоба вместо тулпара теперь у тебя,
Сердце каменным стало в груди у тебя,
Молоко материнское в яд превратилось
И отцовское слово – ничто для тебя.
Ты коня выбирал – я его уступил,
Выбрал девушку – я и ее уступил,
Даже посох волшебный я отдал однажды,
Верным другом тебе и попутчиком был.
Ты же жаждал всю землю в крови утопить,
Лжи поверив, невинных в воде утопить.
Дивам ты подчинился, о славе мечтая,
Но увы – лишь злодеем случилось прослыть.
Из красавиц сосватал одну за тебя,
Расхвалил, чтоб она полюбила тебя.
У родителей словно жемчужину сердца
Вырвал я, отдавая ее за тебя.
Ты же данного слова, увы, не сдержал,
Против дивов со мною пойти не желал,
Твердь земную, что ровной раскинулась гладью,
Словно язвами, шрамами ты покрывал.
Победило добро – ты увидел теперь?
Всех сильней человек – ты увидел теперь?
Туши дивов поверженных станут горами,
У существ Кахкахи ног не будет теперь.
Если, землю целуя, мне клятву не дашь,
Перед всеми склонившись, мне слово не дашь –
Уничтожу тебя безо всякой пощады
Прямо здесь, если вновь свою совесть предашь.
Словно камень, я в сторону гор запущу
Твою голову, тело в муку обращу,
Мотыльковую душу твою, не жалея,
Я в туманную дымку тогда обращу.
На горе Ямантау я оставлю тебя.
Там никто не найдет, не помянет тебя –
Лишь для гадов ползучих да птиц кровожадных
На скале одинокой оставлю тебя.
Неподвижно Уралу внимал, говорят;
Смерть почуяв свою, задрожал, говорят,
Старший брат и такие слова, заикаясь,
Перед всеми тогда произнес, говорят:
Шульген:
«Это озеро создал своим колдовством –
В нем лицо я омою, прощаясь со злом,
Чтобы больше вовек не нарушить обычай –
Будет помнить земля и о брате твоем!
Буду дружбой людскою теперь дорожить,
Чтобы верой и правдой народу служить;
Мать свою и отца, наконец, повидаю –
Этим славу себе постараюсь добыть».
Урал:
«Кровью ты умывался не раз и не два –
Не отмоет ее никакая вода.
Сердце жаждало крови – уже не смягчится,
Не отыщет дороги к добру никогда.
Другом люди уже не признают тебя,
Сердце – проклятый камень – в груди у тебя.
Не оттает оно, едкий яд источая,
Даже капельки жалости нет у тебя.
Если хочешь и вправду людей полюбить,
Если славным батыром желаешь прослыть,
Стань врагом для противников рода людского –
Кровью дивов лицо постарайся омыть.
На людей вместе с ними ты в битву ходил,
Понапрасну немало ты крови пролил,
Доброту за позор принимая, злодейство
Почему-то за славу принять поспешил.
От гордыни твоей непомерной теперь
В слабом теле душа, словно загнанный зверь.
Почерневшая кровь пусть о прошлом напомнит,
Пусть страданием сердце наполнит теперь.
Эта скверная кровь, что по венам течет,
Пусть иссохнет и прежний свой цвет обретет –
Лишь тогда человеком ты вновь обернешься,
Лишь тогда тебя снова признает народ».
Так Шульгена Урал вразумлял, говорят,
Дав понять, что не будет дороги назад.
Вновь взмолился Шульген, ни на что не надеясь,
И такие слова произнес, говорят:
Шульген:
«Когда лев, на котором я ехал верхом,
Спотыкался, я дважды его кулаком
Приложил – кровь на теле его показалась,
В пыль у ног моих он повалился ничком.
Когда в третий он раз оступиться посмел,
Обернувшись, с мольбой на меня посмотрел
И поклялся, что больше такого не будет –
В третий раз я ударить его не сумел.
Как тот лев и Шульген – оступившийся брат,
Что сбивался с пути уже дважды подряд.
В третий раз против дивов пойду я войною,
Смыв позор, перед вами предстать буду рад».
Урал:
«Тем, кто имя свое может с грязью смешать,
В жизни света надежды уже не видать.
Тем, в чьих душах таится коварная злоба,
Даже днем будет мраком глаза затмевать.
Ночь была для людей, словно день для тебя.
Убивая, ты славы искал для себя,
Дивов, людям враждебных, назвал ты друзьями,
Но не думал, что кара настигнет тебя.
И в ночи воссияла Луна для людей
И заря вслед за ней занялась для людей –
Ты все это увидел своими глазами:
Для тебя этот день черной ночи черней!
Море дивов теперь обернулось землей,
Азрака-падишах стал скалистой горой,
От злодея и девушки чистой родился
Сын Хакмар – позавидовать может любой!
И мужчины, кого жрали змеи твои,
И красавицы радость свою обрели.
Сам увидев, поверишь – не будет победы,
Если злобой наполнены мысли твои.
Если ты наконец-то все это поймешь
И коварство отринув, к добру повернешь,
Если льва, что споткнулся, примером признаешь,
Мою руку еще раз по-братски пожмешь.
Ради памяти матери я буду ждать,
Ради чести отца я добра буду ждать,
Эту просьбу твою я еще раз исполню –
Напоследок готов я тебя испытать».
Примечания:
Храбрых и отважных людей башкиры называют людьми с двойным сердцем.
Кояш (баш.) – Солнце.
Смыв позор – в оригинале фраза звучит как «вымою черное лицо».
облако тэгов
