Первая мысль, посетившая меня по прочтении «Бритвы Дарвина» была: повезло! Как повезло мне, что знакомство с творчеством Дэна Симмонса было начато не с этого произведения — ибо в противном случае никогда более не протянул бы я руку к книгам, на обложке которых стоит его имя.

При всей полярности отзывов об этом романе, я все же рискнул прочесть, полагая, что встречу нечто похожее на трилогию про Джо Курца: крепкое, честное повествование в стиле «нуар», хорошую работу умелого мастера. Но не тут-то было.

«Он одновременно вызывает смех и слезы. Собственно, этот роман — рукописный памятник человеческому юмору и идиотизму» — говорится в аннотации. Истинно так, дорогие друзья. Вопрос только в причинах смеха, слез, а также в том, кому воздвигнут памятник.

Роман стилистически неоднороден. Боевым эпизодам не хватает жесткости и динамизма, потому что каждое действие, каждое движение и выстрел автор предварительно объясняет долго и муторно, подчеркивая тем самым невероятный ум и знания своего героя. Динамика теряется полностью. Так называемые юмористические вставки о смертях лауреатах «премии Дарвина» интересны, но не более, и нисколько не оживляют произведение. Образ главного героя надуман до крайней степени: описание его квартиры и дома излишне подчеркивают уровень достатка и тонкий вкус, что совершенно не добавляет ничего к мотивации его поступков. Сами мотивы противоречивы и бессвязны. Что же до личной жизни, то без недоумения невозможно читать томные признания двух взрослых людей в десятилетнем (!!!) сексуальном воздержании и очень актуальном упоминании о том, что герой не носит трусов — видимо, это добавляет яркости его неповторимому образу.

Единственной удачей в книге является отрывок, повествующий об эпизоде времен вьетнамской войны. Тут даже язык другой: фразы краткие и емкие, образы точные, чувства настоящие. История противостояния четырех стрелков целой армии противника, их доблести и смерти занимает всего несколько страниц — но они оставляют впечатление намного более сильное, чем многостраничные описания математических выкладок и умозаключений доктора Дарвина.

Очень сложно писать двадцать девятую по счету рецензию на книгу, о которой было уже так много сказано — причем сказано полно и аргументированно. Поэтому остановлюсь на самом главном минусе этого произведения, вызывающем недоумение, близкое к разочарованию — мистической составляющей.

Вообще, знание эзотерических и оккультных традиций в общем культурном контексте никогда не было сильной стороной американских беллетристов. Почему-то ошибочно считается, что для того, чтобы описать, например, жизнь и быт подводников или шахтеров или писать на тему творчества Тулуз-Лотрека — нужно изучить материал, следовать некоей правде, чтобы не понаписать глупостей. А вот с оккультными знаниями можно обходиться вольно: написал слово «тролль» или «вампир» — и можешь фантазировать сколько душе угодно, не считаясь с тем, что за любыми метафизическими понятиями тоже стоит своя правда. Именно так, поверхностно, дилетантски и даже глупо поступает Симмонс с египетской мистикой.

Огромные гнусные черви, роющие ходы под землей. Омерзительные ленты то ли соплей, то ли слюней, паутиной затянувшие помещения старой школы. Какая-то желеобразная паукоподобная мерзость под потолком, порождающая вызревающих в коконах ревенантов. Какое отношение вся эта физиологическая фантасмагория, словно сошедшая с кадров «Похитителей тел», «Дрожь земли» или «Нечто» имеет отношение к египетским мистериям?! И почему именно к египетским?! С тем же успехом Симмонс мог бы скинуть все эти красоты хоть на вуду, хоть на индейских шаманов — степень художественной правды была бы та же. И уж совершенно неуклюжей выглядит надуманная история о какой-то смертоносной стеле, переплавленной в колокол (!!!) и связанной с семьей Борджиа. Причем именно переплавленной — хотя согласно некоей книжке, знания из которой помогают героям победить зло, как раз огонь — та стихия, которая может уничтожить это самое зло, в стеле-колоколе заключенное. Грустно видеть подобные эскапады, выходящие из-под пера автора, вдумчиво, подробно и детально реконструировавшего историю в своем «Терроре».

К слову сказать: Стивен Кинг гораздо аккуратнее обращается с мистическим в своих произведениях. Чаще всего мы сталкиваемся с неким безымянным, бесформенным злом, которое действует через слабости и пороки в душах людей — и в это есть и великая правда, и большая писательская мудрость человека, следующего правилу «пиши про то, что знаешь».

К сожалению, в «Лето ночи» эта чудовищная клюква, рассчитанная на безграмотного читателя со среднего американского Юга, полностью убивает то ощущение художественной правды, которого автор стремился достичь подробными описаниями характеров и быта маленького городка. Потому что совместить в одном мире достоверность психологических портретов и совершеннейшую чушь, согласно которой египетские мистерии Осириса связаны с подземными миногами — невозможно. И уж совсем неуместным пассажем выглядит то, что юные герои в итоге спасают мир от того, чтобы зло не захватило его полностью. Цель благая, конечно, и совершенно оправданная где угодно — хоть в «Армагеддоне», хоть в «Блейде», но абсолютно неуместно звучащая там, где содержатся подчеркнутые элементы психологического и исторического реализма.

«Лучший из романов об Алоизе Пендергасте!» — гласит надпись на обложке книги. Я скептически отношусь к подобного рода громким высказываниям — «лучший, потрясающий, превзошли самих себя»... Но в данном случае я склонен с этим согласиться.

Первое определение, которое приходит в голову при чтении «Наваждения» — «серьезный». Думаю, не ошибусь, если скажу что от большинства романов серии остается ощущение игры, каких-то не совсем серьезных похождений, фокусов, разыгрываемых персонажами комедии масок. В этом нет совершенно ничего плохого: эти игры восхитительные и захватывающие, и Престон с Чайльдом увлекают нас в мир своих фантазий, как соседские мальчишки, каждый день придумывающие новые забавы. Вот чудище Мбвун — оно не страшное «взаправду», просто то ли Дуглас, то ли Линкольн надели на себя старую мамину шубу. Вот зловещие «морщинники», списанные с хулиганов из соседнего двора. Загадочные подземелья, наполненные старинными игрушками и чучелами, подвалы и чердаки, на которые так любят забираться мальчишки, и страшные истории, на этих чердаках рассказанные. Даже трилогия про зловещего Диогена выглядит продолжением мальчишеской игры в войну, просто два брата выросли и немного заигрались. Ведь действительно: ну что страшного в итоге учинил Диоген? Какой серьезный ущерб нанес Пендергасту? Уничтожил несколько статистов, появившихся на страницах романа только для того, чтобы с треском исчезнуть.

Не то в «Наваждении». Роман заявлен, как первый в новой трилогии, и старт этот весьма многообещающий. Здесь все по-настоящему: и любовь, и ненависть, и боль, и смерть.

Сюжетообразующим событием романа является смерть жены Пендергаста, Хелен, погибшей в когтях льва во время охоты в Африке двенадцать лет назад. Мы становимся свидетелями этой душераздирающей сцены, а до нее — истинной нежности в отношениях агента и его жены, и после — его настоящего, сокрушающего горя. Если странная любовная линия с Виолой, начавшаяся и закончившаяся в трилогии о Диогене, ограничилась джентльменским манерничаньем, то в отношениях с Хелен есть все: истинная любовь, истинная преданность и боль от потери.

Совершенно случайно Пендергаст узнает о том, что смерть его жены была спланированным и изощренным убийством. Призвав на помощь верного Винсента, он отправляется в карательный поход против виновных в смерти Хелен, идя по едва заметному следу, оставшемуся в пыли времени двенадцать лет спустя.

С момента начала этого расследования роман становится суровой сагой о дружбе, верности и ненависти. Винсент д'Агоста, как и прежде, является на помощь другу, и двое мужчин словно разыгрывают на двоих строгую партитуру. Никаких мистических загадок, древних чудищ и зомби. Гремят выстрелы из обреза, свистят пули снайперов, скрипят колеса на опасных поворотах: два друга делают суровую мужскую работу, готовые подставить плечо, а если понадобится — и сердце под пулю, предназначенную товарищу. Что, увы, и происходит.

Никаких журналистов (вечная память тебе, Билл!), никаких женщин-ученых. Женские голоса на подпевках этого мужского дуэта — глубокое контральто Хейворд и чистое холодное сопрано Констанс. Престон и Чайльд, продемонстрировав свою безжалостность убийством Смитбека в «Танце на кладбище», держат читателя в напряжении, заставляя искренне переживать за судьбу героев: в этом романе погибнуть может каждый.

Престон и Чайльд сделали то, чего уже мало кто ждал: сохранив все основные элементы цикла о приключениях Пендергаста, каким-то образом вдохнули в роман новое эмоциональное содержание. Кроме того, получила драматическое продолжение и сюжетная линия Констанс Грин, утопившей своего новорожденного ребенка в водах Атлантики и заключенной в тот самый дом для сумасшедших преступников, где ранее находилась знаменитая тетушка Корнелия.

В конце хочется подвести итог, выразить надежду и сожаление. Итог: всем ценителям серии читать обязательно. Надежда: хочется верить, что эта трилогия, возможно, завершающая для всего цикла, будет украшением серии. И сожаление: ждать перевода новых романов придется еще долго...

Ужас, скорбь и недоверие — вот первые эмоции, которые приходят на смену радостному ожиданию встречи с любимыми героями при прочтении первых десяти страниц книги. «На Уильма Смитбека, репортера газеты Нью-Йорк Таймс, и его жену Нору Келли, работника Музея Естественной Истории, совершено жестокое нападение прямо в их квартире в Манхеттене» — скромно говорится в аннотации. Нет, друзья, Уильям Смитбек Младший УБИТ в своей квартире на Манхеттене. Бесстрашный, веселый, неугомонный Смитбек, выживший в затопленных подвалах Музея естественной истории, сражавшийся с кошмарными «морщинниками» в катакомбах Нью-Йоркской подземки, Смитбек, чуть не ставший жертвой вивисектора, взрывавший вместе с Пендергастом гробницу Сенефа бутылью с нитроглицерином, тот Смитбек, которого пощадили пули зловещего Диогена — зарезан в собственном доме каким-то ничтожеством. Именно это событие становится сюжетообразующим для «Танца на кладбище» — отныне Пендергаст и д'Агоста будут останутся вдвоем, без своего постоянного спутника.

Собственно, смерть Смитбека — единственное, чем Престон и Чайльд по-настоящему удивили в своем очередном романе. Внимательные читатели помнят, как неохотно авторы расстаются со своими постоянными героями: даже демонический Диоген не смог уничтожить никого из самых близких Пендергасту персонажей цикла, включая Марго Грин, удивительным образом выжившую после смертельной схватки и ножевых ранений. Решение вывести из игры Смитбека тем более странно, что место «смешного друга главных героев» осталось незанятым, в то время как той же Марго Грин была замена в виде Норы Келли, выступающей в роли «смелой женщины — ученого».

Но довольно скорби — Смитбек достаточно оплакан и отмщен на страницах книги. Что же до самого романа, то здесь поклонники Престона и Чайльда найдут все, что ценят и любят в их произведениях. «Танец на кладбище» словно собран из необходимых элементов. Тут есть экскурсы в историю старого Нью-Йорка как в «Кабинете диковин»; зловещие лабиринты подземелий как почти во всех книгах серии, будь то подвалы музея, туннели подземки или катакомбы южных штатов. Есть массовые беспорядки как в «Реликварии», есть некомпетентное полицейское начальство, наказанное за свою чванливость. Есть мистические преступления и их околонаучное объяснение, кажущееся еще более невероятным, чем любые оккультные явления. Само построение сюжета, а также финальная сцена романа до боли напомнила все тот же «Кабинет диковин». Конечно, не обошлось и без сюжетных натяжек и «роялей в кустах» — но это привычные и симпатичные недостатки авторов.

В целом книгу можно рекомендовать всем поклонникам приключений агента Пендергаста. Это классический роман серии со всеми необходимыми элементами и героями. Сам Пендергаст привычно поражает разносторонней гениальностью и джентльменскими манерами, д'Агоста проявляет характер терьера, Хейворд пытается внести рациональное зерно во все происходящее, скорбящая Нора Келли помогает следствию, Рен исследует архивы. Упоминаются и Марго Грин, и Констанс. И только Уильям Смитбек Младший ушел навсегда, унеся с собою, к сожалению, немалую доля обаяния романов серии...