Виктор Пелевин «Чапаев и Пустота»

Один из самых главных романов Пелевина о нигде, никак и ничто. Абсолютно перечитываемое произведение, раскрывающее нечто новое каждый раз.

Сюжета в обычном понимании у романа нет и быть не может. В психиатрической больнице томится безумец Петр Пустота, вообразивший себя поэтом-декадентом начала века. Эта «ложная личность» доминирует в его сознании. Петр Пустота живет в 1919 году, знакомится с Чапаевым, который выглядит у Пелевина своеобразным гуру, учителем духовного освобождения, влюбляется в Анку, чуть не гибнет в бою на станции Лозовая (где, кстати, находится и его психушка), а попутно выслушивает бреды своих товарищей по палате. Бреды эти образуют четыре вставные новеллы. Из этого дайджеста читатель видит, что роман пересказывать бесполезно, — предпочтительнее с ним ознакомиться, ибо Пелевин пишет увлекательно и смешно.

Идея, она же прием, лежащая в основе пелевинского творчества, довольно проста, но очень своевременна. Это идея религиозная и замечательно удобная для сюжетостроения. Наше существование происходит не в одном, а как минимум в двух мирах: едучи на работу, мы пересекаем бездны, спускаясь по эскалатору, одолеваем сложный этап некоей тотальной компьютерной игры, а посещая общественный туалет, таинственным образом влияем на судьбы мира. Автор играет не то что судьбами, он играет всем, словно Бог, ведя наших героев в таинственную Внутреннюю Монголию.

Не лучший, конечно, роман Виктора на сегодня, в том смысле, что следующие будут ещё лучше. Но ведь 20 лет прошло! Именно поэтому «Пустоту» уже можно считать классикой русской литературы. Книга весёлая и глубокая, радует ум и заставляет улыбаться, что само по себе ценно. Много ли таких книг? Другое название — «Сад расходящихся Петек» — кажется даже более смешным и более адекватным содержанию. Вообще, роман наполнен кучей мелких весёлых штучек, вызывающих то смех, то улыбку. Однако воспринимать его не всерьёз тоже невозможно. В этом Пелевин чем-то напоминает Булгакова, а Петька — Шарикова и Ивана Бездомного.

Роман доверху наполнен всяческими аллюзиями, так что кажется, что распознать их все не сможет даже опытный историк и литературовед. Мне кажется, именно «Чапаевым» Пелевин чётко дал понять, что его творчество не для многих. По-моему, именно это качество делает Пелевина особенным, он совершенно не старается расширить свою аудиторию и повысить продажи книг, хотя легко мог бы это сделать, став чуточку менее умным и ещё более отвязным.

Само повествование, как это ни странно, учитывая его крайнюю неопределённость, удалось выдержать в одной волне. Правда, возникает вопрос, а что за волна? Это какой-то метафизически-психологический бульон, разлитый во времени и пространстве. Ведь не зря о голову главного героя коллеги по психушке разбивают именно бюст отца логики и метафизики, предисловие подписано председателем Буддийского Фронта Полного и Окончательного Освобождения (от чего?), а сам текст записан не где-нибудь, а по всем понятному адресу: Азия, Кафка-юрт.

Не обошлось и без традиционной пелевинской «тайны женского сердца» — любви Петьки к Анне (или всё-таки к «неуловимому и невыразимому свойству её красоты?), в ходе которой (кто бы мог подумать!) все сокровища духа и богатый внутренний мир рассыпаются перед парой резвых рысаков.

И конечно, что особенно радует, несмотря на тотальный абсурд происходящего (в классическом духе Кафки-Камю), всё выглядит предельно серьёзно, как в лучших картинах Тарантино:

- Луку хочешь?

- Сейчас нет. Но не исключено, что через некоторое время дойду до состояния, когда смогу и даже захочу закусывать самогон луком.

Вот так-то. Лук — дело серьёзное...

Ну что сказать – мне потребовалось какое-то время, чтобы переварить это все. Честно говоря, долгое время избегала знакомства с Пелевиным по причине его культовости. Памятуя о том, сколько раз мне доводилось обжигаться на разного рода раскрученных графоманах, я старательно обходила этого очень модного в свое время автора стороной.

С первой же страницы стало ясно, что это мой писатель, и пишет он именно так, как я люблю – фразы хлесткие, меткие, остроумные, емкие по содержанию, часто сквозит в них почти неприкрытая едкая ирония или даже издевка. Живой язык, читается легко. Настолько легко, что в какой-то момент из-за боязни пролететь галопом мимо чего-то важного начала себя тормозить, читать с чувством, с толком, с расстановкой, перечитывая отдельные фрагменты и смакуя цитаты. И все равно, думаю, многое осталось для меня за кадром, надо будет перечитать, возможно, не раз.

Лейтмотив произведения – иллюзорность реальности. Что есть реальность? Что делает ее реальной? Существует ли вообще объективная реальность, кроме собственного сознания, или это все сон? Солипсизм в чистом виде.

Впечатляют абсолютно шикарные диалоги – Петра с Чапаевым, Петра с Черным Бароном, с Анной. Вообще, история отношений Петра и Анны – отдельная тема. Начисто лишенная набора клише, свойственного стандартной love story, она тем самым только выигрывает. Эмоциональный градус чрезвычайно высок, интрига держится до самого конца, а эротическая сцена, где даются только намеки, предоставляя возможность читателю «додумать самому» — вообще выше всяких похвал. Очень здорово. Высший пилотаж.

И еще одно. Так совпало, что я прочла эту книгу в довольно непростой период своей жизни, и тема человека, живущего в эпоху перемен, оказалась мне очень близка. Очень точное, на мой взгляд, высказывание о том, что «любой социальный катаклизм в этом мире ведет к тому, что наверх всплывает темное быдло и заставляет всех остальных жить по своим подлым и законспирированным законам». Грустно, но так оно и есть.

Итог: роман замечательный, писательский талант не подлежит сомненью.

P.S. А над стихотворением на смерть императора я плакала. Серьезно.

Пожалуй, именно с этой книги началось падение Пелевина в бездны солипсизма. А ведь под маской «дзен-буддизма» скрывается именно он. Философская и смысловая части книги выведены, считаю, безупречно — даже если вы не признаёте субъективный идеализм, то почитать «Чапаева и Пустоту» будет как минимум интересно. Очень удачен антураж — Гражданская война, своеобразный слом старой реальности и построение новой, а так же персонажи — Василий Иванович, Петька и Анка давно уже стали фольклором, неотъемлемой частью нашей культуры. Пелевин же вдобавок дописал им вполне увлекательные приключения, события и беседы-рассуждения. Хотя многих может напрячь, и меня в их числе, то... ну, если без спойлеров, то главных героев назвать именно «героями» язык не поворачивается, а обычные красноармейцы представлены именно как тупой, вечно пьяный и неуправляемый скот. Непонятно к чему это, зачем и вообще очень сильно портит впечатление.

Не менее интересна и вторая сюжетная линия из нащих 90-ых. Куда более солипсичная и абстрактная, она не содержит в себе практически никаких событий, но зато отвечает за как минимум три четверти смысловой нагрузки книги.

Честно говоря, не торопился бы называть «Чапаева и Пустоту» классикой и «немедля в учебники111!!!РАСРАС» — это всё же сильно чересчур, но прочитать её всё-таки стоит любому, интересующемуся отечественной постсоветской литературой.

С творчеством В.О.Пелевина я познакомился сравнительно недавно и произведения этого автора произвели на меня весьма сильное впечатление. И лучшим из них,на мой взгляд, является роман «Чапаев и пустота». Этот роман весьма силён с литературной точки зрения. Тут автор не жертвует сюжетом и героями ( а такое с Пелевиным случается довольно часто) во имя идейной, философской части. Хотя и с последней все нормально. И пусть идеи эти и не новы, но как они поданы! Меня восхитили и поразили «японская глава», разговор у костра, «загробный мир» и барон Юнгерн, слоны, которых в России больше, чем ворон, стихотворения Петра. Заинтересовали и заинтриговали рассуждения автора о любви и эротике. Согласен, сильная эротическая сцена получилась(Петр и Анна).

Обычно использование автором ненормативной лексики в литературном произведении у меня вызывает отторжение, но здесь этого не произошло. Что сказать, к месту у Пелевина мат. И даже лёгкий «кокаиновый душок», которым этот роман «пропитан», меня не смутил. Даже это тут мне кажется уместным, а над фразой «растворите экстаз в абсолюте» я смеялся.

Я обычно скуп на оценки и 10 баллов ставлю редко, но «Чапаев и пустота», на мой взгляд , заслуживает этого.

« — Я уже понял, — ответил я. — Знаете, Василий Иванович, не идут у меня из головы ваши слова. Умеете вы в тупик загнать.

— Верно, — сказал Чапаев, с силой проводя щеткой по спутанным конским волосам, — умею. А потом как дать из пулемета…

— Но мне кажется, — сказал я, — что и я могу.

— Попробуй.

— Хорошо, — сказал я. — Я тоже задам последовательность вопросов о местоположении.

— Задавай, задавай, — пробормотал Чапаев.

— Начнем по порядку. Вот вы расчесываете лошадь. А где находится эта лошадь?

Чапаев посмотрел на меня с изумлением.

— Ты что, Петька, совсем охренел?

— Прошу прощения?

— Вот она.

Несколько секунд я молчал. К такому повороту я совершенно не был готов. Чапаев недоверчиво покачал головой.

— Знаешь, Петька, — сказал он, — шел бы ты лучше спать.»

Просто обухом по голове. Самый что ни на есть настоящий дзэн-буддизм во всей красе. Думаю, этот диалог, вкупе с предшествующим ему споре Чапаева и Петьки о пространственно-временном солипсизме, мог бы стать символом всего романа.

«Чапаев и Пустота» — произведение, действие которого происходит, с одной стороны, в Петербурге и за Уралом 1919 года, и, с другой стороны, в психиатрической лечебнице в середине 1990-х годов. Довольно большие главы сменяются засыпанием в одной реальности и пробуждением в другой. Что самое интересное — когда читаешь каждую реальность, именно она кажется действительной, пока не сменяется другой, еще более настоящей:) Но и то, и другое в итоге всё же является вымыслом... Или нет? Или какая разница?

Прочитав все ранние рассказы автора, я приходил к выводу, что Пелевин любит развивать темы солипсизма и периода СССР. В «Чапаеве и Пустоте» обе темы находят свой максимальный градус воплощения. Это, своего рода, целый трактат о пустоте и сознании.

Но не стоит забывать, что в романе есть и всё остальное, что необходимо: огромное количество гениальных цитат и выражений, к которым хотелось бы возвращаться как можно чаще, интересный сюжет, удивительно (даже нехарактерно) объемные персонажи, хлесткий юмор, художественный стиль высокого качества, остроумные исторические и культурные находки. Отдельно хочется выделить труд Виктора Олеговича в создании ряда стихотворений внутри произведения. Мне, как человеку, пишущему стихи, было лестно видеть, как он владеет слогом, называет анапест анапестом и пр. Жаль только, что он называет «катрены» «катернами». Уж не знаю, ошибка редактора ли, или правда ошибся сам автор.

Имея этот роман в серии «Народное собрание сочинений Виктора Пелевина», я воспринимал основной ряд событий через три цвета: белый, черный, красный. Да и сделано это обложкой, видимо, неслучайно — всё-таки автор оперирует именно этими цветами в описании (есть белые, есть красные, а есть черная пустота... голос Чапаева сразу же внутри меня хочет поправить «почему это пустота черная?»). Дак вот. Несмотря на манипуляцию главным образом лишь этими тремя цветами, роман получился настолько ярким, что его фрагменты вращаются в голове, как в калейдоскопе. Сколько же чудесных, ярких, забавных и напряженных эпизодов было в романе... И три истории психбольных просто Марии (Шварцнеггер и фаллические символы самолета), Сердюка (японцы) и Володина (братки с их внутренними прокурорами, адвокатами, свидетелями и никем). И беседы с Чапаевым, особенно когда ткачи бунтовали, а Василий Иванович выказывал полное безразличие. И чудесная цветная река посреди острова пространства, названная Чапаевым «Урал». И, конечно же...

Конечно же, все эпизоды с Анной. Анкой. Тачанкой. Touch Анкой, как угодно. Это великолепный женский образ. Она просто прекрасна (простите, но я тоже влюбился). И их диалоги с Петькой, когда он балансирует на грани, и всё же попадает впросак — всё это так трогательно, цепляюще... Размышления о любви, о красоте, об идеальных образах и неидеальных оригиналах, всё это очень интересно. Но больше всего, даже из целого романа, мне запомнилась цитата, которую я привожу ниже. Как бы пошло это не звучало, она открыла для меня то, чего мне так не хватало в понимании правильного взгляда на взаимоотношения, и на понимание себя. В своих собственных рассуждениях на эту тему, я останавливался лишь на первом пункте цепочки, поэтому Спасибо автору за такое открытие. Всё, дальше — цитата:

Размышление сложное, глубокое, пессимистичное в определенном смысле. Именно поэтому я вдвойне был рад концовке с пустой бутылкой и золотой этикеткой. Право, прекрасный роман. Нет слов.

«Чапаев и Пустота» — первый роман Виктора Пелевина, который был мной прочитан. Не знаю, как сильно отличаются (и отличаются ли?) по качеству и наполнению другие его книги, но этот запал в мою душу буквально с первых страниц. А после того, как я закрыл последнюю страницу, пришло понимание — писатель надолго войдет в список любимых. Ведь произведение настолько сильное и глубокое, наполненное разными смыслами и в то же время имеющее строго определенную тему, встретишь не каждый день и не каждое десятилетие.

В чем же суть? Ответ на этот вопрос уже содержится в названии: этот роман о Чапаеве, и, в большей степени, о Пустоте. Пустота, в данном случае, это не только отсутствие чего-либо, но еще и фамилия главного героя. Кто же он? Петербургский поэт начала двадцатого века, воплотивший в себе печаль по уходящей в прошлое России или душевно больной интеллектуал постперестроечной эпохи, который воображает себя первым? Ответом на этот вопрос, и является ключевая тема романа, и, поверьте, она намного сложнее, чем может показаться после первых глав. Но, в то же время, нельзя сказать, что начало романа резко диссонирует с его концом, как бывает иногда с произведениями, берущими на себя обязанность раскрыть какую-либо непростую тему. Первая глава представляет собой потрясающе детализированную зарисовку революционной Москвы, невероятно драйвовую и насыщенную действием. Здесь же происходит знакомство с главным героем, характер которого, в общем-то, остается неизменным на протяжение всего романа: Петр Пустота — печальный интеллектуал и поэт, который, конечно, не имеет ничего общего с реально существующим Петькой, соратником Чапаева. Вторая глава — этакое пробуждение, возвращение в реальность: герой оказывается в психбольнице в 1996 году, и, пусть он все еще смотрит на мир глазами поэта-контрреволюционера, нам недвусмысленно дают понять, что с Петром явно что-то не так, и он действительно душевнобольной. Но уже здесь, в разговоре Петра с его лечащим врачом, присутствует зачин того, что вырастет в последующих главах в основную тему романа. Ну а в следующей главе уже появляется Чапаев, и, благодаря введению этого персонажа (который тоже не слишком похож на историческую личность, к которой мы привыкли), автор, сначала размыто, а затем все более уверенно и четко, вываливает на читателя Идею.

Идея это состоит в том, что мы никто, момент времени, в который мы существуем, называется «никогда», и, самое главное, находимся мы нигде. То есть в абсолютной пустоте. Реальность субъективна, а Вселенная — в голове человека. Конечно, идея эта не нова, она лежит в основе не только дзен-буддизма, но и еще нескольких полурелигиозных и философских течений, но автор развивает её с такой искусностью, пользуясь всеми возможными литературными средствами, подкидывая намеки и какие-то необычные факты в потрясающе эмоциональных моментах романа, что постепенно эта пустота становится практически осязаемой. Уже ближе к концу книги понимаешь, что буквально каждая сюжетная линия, каждая отсылка, да практически каждая строчка работают на идею. Большинство персонажей, помимо того, что выписаны просто отлично (что тоже большое исключение для романов, в которых содержание превалирует над формой), вносят свою лепту в выстраивание идеологии автора. В «революционной» части романа к числу таких персонажей относится, разумеется, Чапаев, а также Котовский и таинственный Черный барон. В «постперестроечной» — это все соседи Петра по палате, ведь каждый из них рассказывает историю, так или иначе связанную с «пустотой».

Помимо уже описанных особенностей романа, определенную лепту вносит антураж — здесь много рассуждений о России и о ее бедах, а также о том, к какому миру ей следует принадлежать — восточному или западному. Не страдает сюжет — он остается динамичным даже под таким гигантским идеологическим грузом. И написана вся эта громадина просто потрясающим языком, в котором четко прослеживаются традиции русской классической прозы.

Поначалу, возможно, и складывается впечатление, что «Чапаев и Пустота» — история о психе с раздвоением личности, но уже к середине книги приходит понимание того, что «больничная линия» настолько же нереальна, как и «чапаевская». И, с другой стороны, обе они реальны, потому что сон так же реален, как и то, что происходит в состоянии бодрствования. Точнее, нереально все, потому что единственная реальность — это Пустота. Вот так вот замысловато, но даже это не передает и частицы того, что заложено в романе. С одной стороны, о нем можно сказать очень много, но лучше всего молчать — ведь все слова лишены всякого смысла. Это надо читать, только читать, и только потом уже «читать про», а затем, скорее всего, не согласиться, ведь вещь просто чудовищно субъективная. Лично мне она запала и в сердце, и в разум очень надолго.

Согласен в одном — роман уникальный (пока ничего, хоть отдаленно похожего не читал), и да, это тоже первый и пока единственный роман читанный мной у Пелевина. Впечатления — самые противоречивые, но негатив перевешивает. Не могу не согласится с талантами автора: чтобы все это описать, увязать в цельную структуру, заправить философией, эзотерикой, выкладками из психиатрии и много чем еще, использовать обрывки общественных мифов, штампы современной поп-культуры, взращенной на Шварцнегерах, просто Мариях, японских якудза и т.п, красиво даже обработать затертые анекдоты, это надо быть очень образованным, начитанным, многогранным и талантливым человеком, а в нашем случае, еще и владеющим ярким, своеобразным (отличающимся от других) авторским языком. Мне, кажется, удалось даже постичь цельную картину произведения, и тут выбранное место действия — психиатрическая клиника — подходит наилучшим образом, просто попутно автор еще размышляет о том, что в отдельном сознании все его возможные картины бытия, будь то сон или альтернативная реальность вызванная психическим расстройством — равновероятны и каждый из нас в своем сознании имеет свою собственную вселенную, которая может и не пересекаться с вселенными других сознаний.. как то так.. В общем это я уже полез в дебри — читайте роман и пробуйте осознать эти идеи самостоятельно :) (тут автор не первый, есть и другая литература на эту тему, но, наверно, он первый облекший эти идеи в яркую художественную форму). Вся эта психоделика увязана автором в достаточно четкую, хоть и неординарную (что здесь плюс) структуру романа с определенным смыслом и идеей. В отличии от многих психоделически-маразматических бессмысленных некоторых произведений других авторов (да у того же Шекли можно найти определенные примеры), здесь есть смысл и чувствуется идея, выложенные оригинально и неординарно, что литературе в основном, повторюсь, во благо.

Но, восприятие философии, идей солипсизма, дзен-буддизма и теряюсь чего еще, меня занимало только первую половину произведения, а дальше наступило прозрение, что автор просто играет со своим читателем и за всеми этими выкладками нет никаких четких логических увязок и законченных сущностей, за фасадом скрывается п у с т о т а. Пелевин и Пустота. Ломать мозг пытаясь уловить в тексте то, чего там нет, перестало быть интересным. Это что касается философии, в конечном итоге я пришел к выводу, что все поверхностно и наносное, не хватает истинной глубины. Язык. Меня коробит от вульгарности и матершины. Можете считать это снобизмом или чем еще, но употребление матерных выражений даже в дозированных количествах у меня однозначно ассоциируется с бескультурьем и отталкивает. Да я осознаю, что в наш век это общепринятая практика и большинство с этим настолько срослось, что может даже не замечать, но это не отменяет вывода, что весь наш век/мир мелкий, пустой, безкультурный, материальный и бездуховный. Мне милей изъяснения в духе: «Сэр, разрешите с Вами не согласиться, Вы мне настолько противны, что я вынужден буду набить Вам морду», чем «Да пошел ты на ..., твою ... так ... ... ...». Хоть я тут немного и утрирую. А философствования укуренных новорусских братков на полянке с грибочками... только дополняют эти ощущения. В этот же разряд стоит отнести и неясный кокаиновый дымок/шарм укутывающий все произведение.

Ну а в любой цельной и законченной системе ценностей, философии, должна быть цель, что в конце, цель существования. Гармония, духовность, единение с природой и т.п. на одной стороне весов, и Я центр вселенной! — на другой. Ну ты центр, ну ты осознал, что есть лишь пустота и ты в ней, а что дальше? В чем смысл твоего существования? В удовольствиях, наркотиках, кокаине, русских дамах закамуфлированных под японских гейш? А дальше опять приехал Чапаев на своем броневике и???

Может по интеллектуальному уровню я до произведения и не дорос, чтобы постичь всю глубину его смыслов, но, по моему, я уже достаточно дорос, чтобы не испытывать детского восторга, от «солипситической» идеи пустоты вокруг одинокого сознания заключающего в себе вселенную. А в виду однозначной привязки к конкретной исторической эпохе — 90-е, у меня сложилось мнение, что и весь роман, вся его «гениальность», они — яркая вспышка, вспыхнуть и погаснуть, уйти в небытие, ведь если новые поколения еще знают Шварцнегера, то сообразить кто такая Просто Мария будет все сложнее, так и со многими другими деталями антуража...

Основная идея любого посмодерниста ясна — человеческая мысль ушла в застойный цикл и вырождается в самой себе. Пелевин в своем романе берется за две таких мысли: реальный образ Чапаева с его Петькой-адьютантом, и истинное лицо России. Первая попадает в область фольклора, а значит опошляется и теряет свой смысл. Вторая подвергается попыткам «алхимического брака» — избитым идеям сближения с Западом или Востоком — и таким же образом из одного хаоса приходит к другому. Но все это лишь контекст, потому что идеи и способы объяснения действительности, ее интерпретации могут быть любыми — Пелевин уже затрагивал мысль, что болтовня часто не приводит к тому, о чем талдычит. События двух эпох, описанных Пелевиным (Гражданская война начала века и лихое десятилетие его конца) попали на времена беспорядка и разрухи, когда орудовали самые решительные люди, для которых дело было превыше слов. Помещение в них главного героя — это отличная попытка героя среди окружающей неразберихи разобраться в самом себе.

Зарубежные постмодернисты заполняют деталями бессмысленные пространства, в то время как Пелевин ясно указывает на наличие небытия в пустотах и даже ставит западному мышлению в укор, что его представители норовят эту самую пустоту забивать мельтешащей мишурой. Уж не знаю, почему вдруг роман записали в культовые, но он интересен как явление, попавшее в моду своего времени. В девяностые и нулевые как раз терлись эзотерические темы и псевдодокументалистика на основе квантовой физики (фильм и книга «Секрет», например, или пресловутый «Трансерфинг»), которые множественность реальности равняли под ее отсутствие, а потом провозглашали материальность мысли и делали ставку на магические силы визуализации. В этом плане осмысление постмодернизма играет ключевую роль в перестановке акцентов: утверждение мысли как реальности — безумие. Лучше уж осознавать пустотность окружающего бытия, чем пытаться его заполнить фальшивкой.

Постмодернизм активно использует образ зеркала. У Уилла Селфа (британский постмодернист) — это зеркальные городские здания, а у Пелевина дискотечный шар в клубе. Хаос современности на самом деле ничем не отличим от отсутствия чего бы то ни было. «С возрастом я понял, что на самом деле слова «прийти в себя» означают «прийти к другим», потому что именно эти другие с рождения объясняют тебе, какие усилия ты должен проделать над собой, чтобы принять угодную им форму». Пелевин обращает внимание на человека, а не на то, каким его пытается сделать мир или заедающая среда. Петру Пустоте легко свыкнуться с мыслью о своем отсутствии, когда и сама реальность настолько иллюзорна. Тут главное не вокруг смотреть, а попытаться себя увидеть в реальной перспективе, где не существует навязанной иерархии, а пошлый солдафон неотличим по свободе действий от начитанного петербургского поэта. И действительно, какая может быть разница, когда едешь с ними на одном поезде-жизни из одной пустоты в другую?

Зря Пелевина критикуют за его бессодержательность. Подобные критики либо хотят очередной псевдонаполненности, либо повтора вечных тем, продолжение которых они назвали бы развитием традиции. Еще один парадокс: так все-таки смена заевшей пластинки о неумирающих ценностях или засорение литературного пространства различными вариациями того, что слышали уже тысячу раз? А разве фраза Чапаева «живи по законам того мира, в который ты попал» не похожа на христианскую истину жить тем, что есть и не придумывать иной жизни?

Что разочаровало, так это похожесть романа «Чапаев и Пустота» на дидактическую литературу с типичным сюжетом, где педагог-философ решил направить своего сбившегося с пути ученика на верную тропу и выпустить его в мир с полным осознанием собственной личности. Помню в детстве наткнулась на советскую книгу для юношества о подростке, который познавал истину через путешествие по сюрреалистичным мирам собственной психики с помощью переделанного под эту процедуру зубоврачебного кресла. И лучше уж произведение с таким посылом будет действительно написано в художественной прозой, а не станет претендовать на статус эзотерического труда. А с другой стороны, Пелевин таким образом не изобрел ничего нового, зато смело открыл глаза на забытое и скрываемое мишурой современности важное креативное начало — пустоту.

Было ожидание от прочтения. Ожидание чего-то неизвестного и почти невозможного. Чуда не произошло. Идея достойная, реализации нет.

Как же я надеялся, что книжка подарит мне что-то особенное!

Но этот аэроплан пролетел мимо. В пустоту, да. Вместо гладкого полотна я увидел шизо-франкенштейна.

Относительно яркая революционная часть, с бесподобными Чапаевым и фон Юнгерном. Вот с кем бы я пошел в разведку!

Странная и затянутая дурдомовская часть, и очень неровная психоаналитическая.

Сначала предельно ясно, кто кому снится. А вот к середине книги это становится уже не так однозначно. Я серьезно начал думать, что реальность осталась в начале века, а не в психлечебнице. «Да, Петька, не зря тебе дурка снится».

(Кстати, я помню, как в одном сне я рассказываю, что у меня было в другом. И не только у меня такое бывает. А вот чтобы во сне описывать реальные события как сон — это вот очень интересно, и никогда у меня такого не было.)

И где-то тут этот трюк дал сбой. Я не познал всепроникающее сомнение в природе реальности. Вместо зазора между сменой пленки я увидел испитую рожу киномеханика.

Авторская игра с образами на меня также не подействовала. Я другого поколения, мозги не продолбаны советским эпосом про Чапаева, Ленина в разливе и прочих совдеповских покемонов. И честно, пелевинский Чапаев мне кажется вполне реальным и убедительным.

Лучшая его книга для меня все еще Поколение П. На этом уровне тут только кусочки про внутреннего прокурора, Внутреннюю Монголию, ну и харакири.

В общем, за Чапаева, товарищи! Во Внутреннюю Монголию! Ура!

Размышления о высоких материях в психушке — добрая традиция для нашей страны. Где еще найти для этого время? Да и где грань, отделяющая совсем сумасшедших от не кондиции? Нету, а потому и фантазии главного героя совсем не удивляют и даже увлекают. Он не сказал ничего нового. Все мысли Петра Пустоты можно найти еще у древнегреческих философов. Но связь историко-философского материала с реалиями начала и завершения двадцатого века придает абстрактным рассуждениям о первичности сознания некий бытийный реализм и толику здоровой иронии.

Пелевин мастерски показал расщепление сознания героя в его фантазиях. Вот перед нами Чапаев, Анна, Котовский, Юнгерн: Петр беседует с ними и все происходящее воспринимается как самая настоящая реальность, до момента, когда собеседники переходят к теме первичности сознания и местонахождения пресловутого нигде. В речи собеседников сразу начинает звучать один голос — голос Пустоты, спорящего с самим собой.

Наверное, так и выглядит расщепление сознания изнутри, когда человек настолько уходит в свой внутренний диалог, что его внутренние прокурор, адвокат, подсудимый и некто четвертый, у которого нет названия, получают воплощение в образе и объекте. Человек уже настолько внутри себя, что его Внутренняя Монголия становится внешним миром. А внешний мир что же? А бог его знает. В этом и состоит одна из неразрешимых загадок мироздания: внешнее познается только через внутренний инструментарий личности, поэтому так легко перепутать горизонты событий, если слишком пристально вглядываться во внешнее изнутри.

Если вглядываться слишком пристально, то каждый видит свою объективную для него реальность: кто-то Шварценеггера на истребителе, кто-то харакири, а кто-то с Чапаевым в СВ разъезжает. Это в клиническом варианте. Вне клиники происходит примерно то же самое, только не так эпатажно. Поэтому условно не сумасшедшим так трудно бывает понять друг друга, ведь видят и говорят каждый о своем, а взаимно объективироваться в рамках общей темы не у всех получается.

Средневековый классик объявлял мир театром. Пелевин сделал следующий шаг и показал в своем романе мир как сумасшедший дом. И в этом есть свои резоны: никто из нас не может быть вполне уверен в своей психиатрической адекватности, ибо судим изнутри. Чапаев и Юнгерн — еще не самые плохие собеседники с собственным «Я».

В психиатрической составляющей причудливо преломляется сатирическое. Герой размышляет вроде бы о вечном, но и сиюминутному политическому достается искорка нирванного света: не в пустоте же пребывает Пустота, мир вокруг есть, хоть и меняется постоянно. А герой не может или не хочет зафиксировать какое-то одно состояние внешнего. Отсюда и психиатрия, в этом ведь и есть единственная разница между теми, кто по разные стороны забора — одни зафиксировали внешнее, других швыряет через время и пространство.

Вывод из этого сюрреалистического декаданса — все есть екклесиастовская «суета сует». Не ново, но не скучно, прочитать можно.

Мне кажется, что у нас катастрофически мало литературы в жанре постмодернизм (может Ерофеев тут что-то близкое). Пелевин ловко и очень умело заполнил эту пустующую нишу. Да еще в меру сдобрил свои произведения дзэном.

Мне нравится язык этой книги (только приходится иногда закрывать глаза на матерные слова). Никакой зауми, поучительства и зашоренности. Где-то даже на грани стёба. И целый калейдоскоп быстро сменяющихся мыслей, историй, героев и целых миров этих героев. Порой также непонятно где сон (18-й год?), а где явь (психбольница 90-х годов?).

Книга «выбивает» из колеи и не оставляет равнодушным. Она либо очень понравится, либо вызовет бурное отторжение. Про такую книгу трудно сказать в двух словах о чем она. Ее надо прочитать.

Пелевин, как обычно, поражает отточенными логическими выводами, альтернативными взглядами на привычные вещи и простыми ответами на сложные вопросы. Тем не менее, кроме отдельных пассажей, отлично характеризующими окружающую действительность, как показалось, ничего нет. Возможно, это и есть эффект от того, что «действие романа происходит в абсолютной пустоте» и все повествование именно под это заточено, но честно говоря, никакого «сухого остатка» по прочтении произведения не ощущается.

Не скажу, что роман плох или неудачен. Скорее всего, он попал ко мне не в то время или, может быть, сказывается влияние классической литературы, которую я в последнее время только и читал — оттого и сложности понимания. Занятно, необычно, местами злободневно и актуально — но не более. И на том спасибо.

Читал эту вещичку «по приказу». Другими словами, когда учился в Лите преподаватель современной русской литературы дал всем задание прочитать и потом обсудить. Ничуть не пожалел — отличная вещь.

Спасибо автору!