Даниил Хармс «Вываливающиеся старухи»
- Жанры/поджанры: Сюрреализм
- Общие характеристики: Ироническое
- Место действия: Наш мир (Земля) (Россия/СССР/Русь )
- Время действия: 20 век
- Линейность сюжета: Линейный
- Возраст читателя: Любой
Как оказалось, — после того, как из окна вывалилась одна старуха и разбилась, — события ещё только начинались....
Входит в:
— антологию «Ванна Архимеда», 1991 г.
— антологию «Русская литература XX века в зеркале пародии», 1993 г.
— антологию «Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР. 1950-е – 1980-е», 2005 г.
— антологию «50 writers: an anthology of 20th century Russian short stories», 2011 г.
Аудиокниги:
Издания на иностранных языках:
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
AndrewLub, 23 августа 2016 г.
Математически четкое определение происходящего в форме определенного «случая». Где «случай» представляется как «случайность» и как (в то же время) нарицательное, т. е. то, что внезапно произошло. Определение здесь представленно очень четко со стороны — любопытства, однако любопытство это наблюдает (вернее даже — созерцает) бессмысленный абсурд.
Вряд ли можно бы было анализировать произведения Хармса с точки зрения рациональной последовательности символических предпосылок, знаков, метафор, аллегорий и тому подобное. Непосредственный сюрреалистический символизм зачастую у Хармса обобщен в роевом хаосе жизни, полной путаницы и бессмыслицы (которые рьяно импонировали автору). Абсурд и нелепость (доведенная, порой, до пошлости) — предмет воспевания Даниила Хармса.
Так, мы берем нарицательное, субъективно наглядное (и одновременно — объективно природное) и рассматриваем ассоциативное значение.
Бессмысленно обрывающуюся цепочку жизней наблюдает повествователь, который созерцает картину (случай!) со стороны. Каждую прожитую жизнь — каждую старуху — губит одно, это — переизбыток рекурсирующего интереса в рамках абсолютной витальности. Каждая следующая старуха заинтересована в смерти, посредством прожитой жизни (иначе это не были бы старухи).
Сам же повествователь, после выявления несостыковки человеческих судеб (даже посмею предположить — после одноразового потребления жизней людьми в истории), с эпатажной выразительностью превосходства отделяет себя от этой цепочки деструктивности, заявляя о сугубо индивидуальных заинтересованностях в субъективных делах частного случая.
Для повествователя и автора (где, в данном случае, эти понятия тождественны) этот «случай» смехотворен, и смехотворен он своим очевидным саморазрушением. Именно поэтому повествователь заканчивает всё это комическим «случаем» слухов. Где, как бы сверяя эти два случая, он освобождается уже этим анекдотическим тезисом с композиционно логическим концом.
narsyy, 16 января 2015 г.
в этой кафкианской истории смысл есть. в остальных почти во всех — нет. это мое мнение. И вполне возможно, что эта история была придумана гораздо раньше, и не Хармсом.
_Y_, 14 апреля 2014 г.
Наверное, один из самых известных рассказов Хармса и, уж точно, один из самых запоминающихся. Типичный для его рассказов прием, читаешь, вроде бы полный абсурд, а прочел по-математически четкое определение маленькой человеческой слабости; в данном случае — любопытства.
lerka---, 26 августа 2012 г.
Такого бреда я давно не читала! абсолютно не вижу смысла в этих рассказах, в частности в этом. Кто то объясняет это с какой то философской точки зрения, да и в институте нам вдалбливали, что это гениально. Если есть мысль, тот ее можно передать нормально, а не таким извращенным способом, как это делает Хармс.
jamuxa, 29 февраля 2012 г.
Попытка, уже Хармсом, прервать ещё одну эллинскую апорию бесконечности.
Подобную зацикленную бесконечность замечательно проиллюстрировал Морис Эшер, движением пажей, уже утомленно снующих, — вверх или вниз? — по бесконечному кольцу лестницы навстречу друг другу. И достиг он этого только при помощи мастерского изображения оптической иллюзии — никакого мошенничества, господа, никакого: «...а вот, господа, андерманир штук — прекрасный вид: башня чудесная в городе стоит...» (почтицитата из Евгения Клюева здесь вполне уместна). Визуальный трюк: превращая ленту Мёбиуса в ленту Эшера. А на ней старухи из окна, когда эта лента в Питере...
Попытка, — и вполне, на первый взгляд, удачная, — но: лишь повернувшись спиной (...а старухи все падали, падают, и будут падать..., — перефразирую свето-смысловые точки-тире словорифм бессмертного маяка из «Ленинианы» Маяковского), очередной фокус-покус: «...а вот андерманир штук — на мальцевском рынке шали дают...»
Это как достигнуть невозможного — только действием, похожим на трюк: андерманир штук..., — так же вгрызся, в конце концов, в мясо внутреннего сгиба руки, герой Сигизмунда Кржижановского, поставившей целью жизни укусить себя за локоть.
Только повернувшись спиной: только ограничив миросозерцания внутренней ареной клетки, поверх которой наброшена Хармсом вязанная шаль (иначе ничем не объяснить пробивающиеся лучики звезд), только вязанная, с мальцевского рынка: их там слепым дарят....
А там за шалью — старухи так вываливаются из окна.