Василий Ян «Батый»
- Жанры/поджанры: Историческая проза
- Общие характеристики: Военное | Приключенческое | Социальное
- Место действия: Наш мир (Земля) (Россия/СССР/Русь | Азия (Центральная Азия ))
- Время действия: Средние века
- Сюжетные ходы: Становление/взросление героя
- Линейность сюжета: Линейно-параллельный
- Возраст читателя: Любой
В этом историческом романе красочно описывается история Бату, внука Чингисхана. В результате Западного похода, что он возглавил, были завоёваны западная часть половецкой степи, Волжская Булгария, Русь, побеждены и покорены все страны до Адриатики и Балтики.
Входит в:
— цикл «Нашествие монголов»
1942 г.
1959 г.
1960 г.
1970 г.
1979 г.
1981 г.
1982 г.
1982 г.
1983 г.
1984 г.
1984 г.
1987 г.
1988 г.
1989 г.
1989 г.
1989 г.
1993 г.
1993 г.
1994 г.
1994 г.
2003 г.
2003 г.
2005 г.
2006 г.
2006 г.
2007 г.
2008 г.
2009 г.
2009 г.
2009 г.
2014 г.
2015 г.
2015 г.
2016 г.
2018 г.
2018 г.
2018 г.
2018 г.
2019 г.
2019 г.
2020 г.
2021 г.
2023 г.
Самиздат и фэнзины:
2021 г.
Аудиокниги:
2006 г.
2007 г.
Электронные издания:
2007 г.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
[ 8 ]
Читач, 28 марта 2023 г.
Начало романа очень динамичное, с неожиданными поворотами некоей восточной сказочностью можно точно описать яркой цитатой:«Иволга гонится за осой и не замечает, что охотник уже натянул лук и готов догнать ее острой стрелой... В это же время тигр готовится к прыжку, чтобы растерзать охотника! Кто знает наше будущее: кто раньше погибнет — тигр или охотник, иволга или оса?.»
Огромное войско после многомесячного пути переправляется через реку Итиль. Какие такие татары? А может быть мимом пройдут? И такие ли они страшные, как об этом говорят первые доходящие слухи? Медведь вон тоже страшен. Но ты его рогатиной валишь на землю. Да и половцев били не раз. Русь еще не знает с каким врагом ей придётся столкнуться. Сказочность повествования улетучивается.
Есть некая неровность в стиле написания книги, большинство героев романа так же, как и в «Чингизхане», эпизодичны. И это понятно. Огромное пространство, такие разные народы, в каждом из которых жизнь человеческая слишком коротка.
Есть книги авторов, распиаренных и награжденных престижными литературными премиями, читать которые невозможно. А есть книги, от пожелтевших страниц которых, невозможно оторваться. «Батый» — такая.
[ 10 ]
strannik102, 4 марта 2017 г.
Могущество Василия Яна — писателя таково, что все первые главы второй части трилогии ты однозначно сочувствуешь Мусуку и Юлдуз, сочувствуешь Арапше, да и поначалу едва ли не гонимому преследуемому Бату сочувствуешь тоже. И только когда повествование переносит тебя — русского и славянского рода-племени человека — на просторы Руси, и когда ты начинаешь видеть картину военного похода монголо-татарского войска на родную твою землю, и сам этот поход превращается уже в погибельное нашествие вражеских орд, только тогда ты вдруг уже вновь воспринимаешь и Бату-хана, и Субудай-багатура, и всех прочих монголо-татар врагами, да и Мусук тоже становится чуть ли не личным твоим врагом. Таково мастерство Писателя!
Но вот знаете, на что обратил внимание? О том, что монголы задумали поход на Русь, говорится в книге ещё тогда, когда Бату-хан вовсе не является главой этого нашествия и всего монголо-татарского войска. Но тогда возникает закономерный вопрос — а кто же тогда задумал этот самый поход на Русь, кто конкретно, персонально и лично столкнул в горы машину трёхсоттысячного нашествия (кажется такая цифра мелькает где-то в тексте?)? Некий верховный всемонгольский каган, восседающий в Каракоруме? Но почему тогда его имя так и кануло в пучине времён и столетий? Почему мы (и вся Европа вкупе с остальным образованным миром) спустя восемь столетий вспоминаем именно о Батые (Бату-хане), имея ввиду именно его как самого главного нашего врага и супротивника? А если этим верховным и главным был некий верховный каган, то почему не он, а хан Батый по возвращении ордынского войска с Руси в половецко-кипчакские степи распоряжается, где ставить столицу нового своего (!) государства и решает, как жить всем этим самым монголо-татарам дальше? А ведь есть ещё старший брат Бату-хана, имя которого писалось впереди... Как-то я подзаблудился в этих вот вопросах иерархии...
Второй роман в сравнении с первым («Чингисхан») вызывает чуть более сильные чувства и эмоции, но это, скорее всего, связано не с тем, что тут автору больше удались эмоционально окрашенные главы и строки, а с тем, что речь идёт о страданиях русско-славянского народа, русско-славянских людей — родство крови сказывается...
И мелькали по мере чтения мысли о разрозненности русских земель и о соперничестве русских князей, помешавшей им собраться воедино под одним стягом и единым руководством, под «одной головой и одним сердцем» (как пишет в романе Ян) и попытаться дать отпор завоевателям... И дальше пошли мысли-рассуждения о том, где заканчивается свобода и независимость удельного князя и его вотчины, и где уже начинаются общенациональные интересы... в общем, уже куда ближе к современным нашим горьким и печальным делам потянуло. А ведь получается, что нас опять рассорили друг с другом и будут теперь опять тащить и волочить порознь по земле привязанными к их иноземным коням... Эх!
[ 10 ]
Михаэль, 5 мая 2016 г.
Чингисхана нет в живых, в Каракоруме сидит на престоле сын его Угэдэй, а внук Потрясателя Вселенной, молодой Бату, сын убитого по приказу великого кагана Джучи, рвется к власти в одном из улусов.
впервые мы встречаем Батыя как беглеца, который ищет убежища у нашего старого знакомого, дервиша Хаджи Рахима, одного из главных героев и повествователей первой книги.
это пылкий юнец мечтающий о великой славе и раздающий грандиозные, напыщенные обещания, так накормившей его девушке он за три лепешки обещает подарить три царства.
вот только царства эти сначала надо завоевать.
Батый, чьим именем назван роман, получился живым, но несколько «лоскутным» героем, отличным от монументального в своем зловещем величии Чингисхана.
он то предстает в роли похожего на статую, окутавшего себя загадками и церемониями, правителя, но закатывает истерики, то являет побежденным дикое степное рыцарство, то внезапно уходит в натуральный запой, который однако, потом подает как мистическое путешествие к своему великому предку.
исподволь складывается ощущение, что человек-то он сам по себе обычный, каких на дюжину десяток, и возвысился благодаря тому, что его вытолкнула наверх часть знати, мечтавшая о все новых походах, новой добыче и новых улусах.
особенно выпуклыми вышел зловещий старый Субудай, для которого война стала смыслом жизни, и самой жизнью.
впрочем, не только знать, но и простые степняки тоже мечтают о «священной добыче».
Яну удалось то, что может не каждый писатель.
не злоупотребляя одними только масштабными описаниями битв и переходов, он через главы, посвященные рядовым участникам похода, умудряется создать у читателя ощущение грандиозности, величия происходящих событий.
с места двинулись целые народы, полудикие племена и более цивилизованные, скованные железной дисциплиной монголы и увязавшиеся за ними в расчете на добычу кипчаки, силой угнанные китайцы и покорившиеся силе половцы...
Орда предстает обычно в русских книгах как некая темная, злая сила, налетающая из-за горизонта, чтобы грабить, а ведь состояла она из самых обычных людей, которые до того, как встали под ханский бунчук, пасли где-то свои стада, кого-то любили, о чем-то мечтали, кому-то завидовали, кланялись сильным мира сего, строили планы...
и вот они уже с диким визгом наседают на русские рати, косоглазые, свирепые, будто бы не боящиеся смерти.
кем же они были, эти страшные кочевники, которых сравнивали с нечистью, мусульмане называли иаджуджами, а христиане — гогами и магогами?
всего лишь людьми.
вот где-то в глубине Азии жила себе семья бедного Назар-керизека. глава семья — ворчливый и хвастливый старик, жена его, измученная тяготами жизни, шесть его сыновей, да приемная дочь.
и подхватил их всех вихрь великого похода, обуяла старого Назара жажда славы и добычи, и отправился он на войну с четырьмя сыновьями, а пятый отправился один, потому что поссорился с родичами... ведь он хотел жениться на красавице Юлдуз, а они продали ее как овцу на базаре!
пятый же, отчаянный храбрец Мусук волею судьбы возвысится, но забудет дорогу в родные степи.
и пожалеть бы наивных степных богатырей, которые были простыми конюхами, да поддались на посулы добычи, но ведь они и такие как они и составляли ту самую черную силу орды, которая жгла и грабила, зверствуя с изощренной жестокостью на русских землях.
«Батый» наверное, жестче и кровавее «Чингисхана».
после долгого описания внутримонгольских интриг, подготовки великого воинства к походу, преодоления природных преград, армия Батыя обрушивается на Русь, и кровь течет рекой.
веселые и по-своему неплохие парни из далеких кочевий, за которыми так интересно было следить, когда они братались после борцовских поединков, уплетали сладкое печенье, слушали сказки про Аттилу и ловили в горах шарлатана-колдуна, будут раздевать на морозе пленных, насиловать женщин, а потом вспарывать им животы, сжигать людей заживо в храмах и разрушать плоды многолетних трудов.
над ними будет возвышаться скрюченный старый Субудай, за спиной которого сверкает глазами амбициозный молодой хан.
но и Субудай не абсолютное чудовище, а просто старый служака, привязанный к своему коню, любящий своего сына, не лишенный своеобразного чувства справедливости, а уж его попытки приударить за пленной «урусуткой» нескрываемо комичны.
просто время жестокое...
и взятому в поход в качестве летописца Хаджи Рахиму остается только патетически восклицать на страницах своей книги на тему «какие ужасы я видел!», и пытаться чуть смягчить эту разлившуюся над миром жестокость, спасая без разбора русских и монгольских раненых своим мастерством лекаря.
и русы действительно отпустят «татарского блаженного»...
к счастью, в дни, когда Ян писал свою книгу, «почвенная» картина мира, в которой бесконечно мирных русских почем зря террозировали все кому не лень, а они только молились, чтобы настало единое государство, и спасло их, еще не успела сформироваться.
поэтому древние русы тут отчаянно храбрые воины, верные товарищи, неунывающие оптимисты, склонные шутками встречать обрушивающиеся на них ужасы вторжения.
перед читателем предстают князья и бояре, простые крестьяне и духовные лица.
и князья не сплошь мыслят о том, как бы лечь под орду, и бояре горазды не только перебегать к победителю, и поселяне не склонны вздыхая смотреть на окоем, ожидая нашествия нехристей, с которыми бороться бесполезно.
все они вызывают симпатию, несмотря на некоторый налет сказочной лубочности.
наверное такой эффект сложился от того, что речь русских героев чуть стилизована «под старину» и пересыпана присловьями и прибаутками.
оттого выразительность русских персонажей вышла плоская, в сравнении с хорошо прописанными азиатами.
хотя не восхититься могучим Евпатием Коловратом или не проникнуться уважением жизнестокойкостью поселян из Перунова Бора, которые и нашествие пережили, и повоевали славно, и отстраиваться начали, едва «царь Батыга» ушел за Волгу, но самым живым и интересным персонажем вышел все равно предатель князь Глеб, совершивший злодейство поистине грандиозного размаха, и наказанный за то судьбой и жестоким Батыем тоже грандиозной, эпической мерой.
любопытна роль религии и церкви.
выразительна суеверность монголов, которые равно верят во всех богов, только одних считают своими, помогающими им, а других — вражескими (Евпатия он быстро провозглашают «урусутским Сульдэ»), она приводит порой к комичным сценкам, вроде попыток молиться святому Власию, покровителю скота, а их вера в собственных шаманов и прорицателей очень уж земная, те должны говорить то, что хан и войско хотят от них слышать.
по-своему не может не восхищать мусульманский фатализм.
православие в самом деле способно утешить души верующих, или вдохновить их на подвиг, но цветет среди русов и корневое, лесное-болотное родноверие с заговариванием снежных муринов на погибель врагам, столь же хтоническое, как и монгольские верования.
среди священников есть достойные люди, но когда церковь начинает в буквальном смысле кадить «царю нашему и повелителю Батыге Джучиевичу» еще до того, как не знающий по-русски ни слова, «Батыга» хотя бы одержит полную военную победу, удержаться от улыбки тоже невозможно.
да, эта жестокая книга, в которой рушатся стены городов, на огромных кострах сгорают тысячи трупов, по дорогам валяются трупы людей и животных, а наши предки терпят поражение за поражением, иногда дает читателю отдохнуть на бытовых и комических эпизодах.
в общем вторая часть эпического повествования Яна получилась ничуть не слабее первой, и если я и оценил ее цифрой чуть ниже, чем «Чингисхана», то это из-за чуть плакатных и публицистических выступлений от лица древнерусских крестьян, которые все-таки начинают иногда долбить как по учебнику истории Отечества, о вреде феодальной раздробленности и пользе единоначалия.
так и хочется возразить не то им, не то автору примером из его же книги, из первой ее части.
«вот у хорезмийцев все в порядке было с вертикалью власти, помогло оно им?»
но это в самом деле мелкая придирка, относящаяся не к таланту автора, не к его изобразительному дару, а скорее к общей исторической концепции советских времен.
«Батый» же силен не как исследование, а как масштабное художественное полотно.
[ 4 ]
glupec, 15 сентября 2015 г.
Вульгарная социология, помноженная на несомненный писательский талант -- вот секрет успеха исторических романов Яна (во времена СССР, само собой). Александра Македонского он изображает одуревшим от сытости и роскоши (к тому же -- и от природы не слишком-то умным). Батыя, кстати, тоже -- хотя на самом деле это был довольно-таки мягкий, незлобивый правитель (с точки зрения монголов, конечно же); недаром ему дали прозвище Саин-хан, т.е., «справедливый, милосердный» (по тогдашним понятиям, это вовсе не было комплиментом).
В начале книги он и изображен дерзким, энергичным юношей, который рвется к трону даже не из властолюбия, но — прекрасно понимая, что консерваторы вроде Урду заведут славную империю Чингисхана в тупик. Но потом Ян снова свернул на накатанную дорожку — раз хан, да к тому же и враг России, значит, ничего положительного в нем быть не должно. (Ну да, ну да -- аналогии с фашистской Германией вполне очевидны... Вот только не стоило ТАК все примитивизировать).
В книге есть отдельные отличные моменты (к примеру, описание жизни бедняка Назар-бобо и его семьи). Есть трогательный юмор (монголы не разумеют простых слов «лайка», «блины» и «баба», но зато им вполне понятно, кто такие «беси». « -- Ты полезный человек, ты будешь их от меня отгонять!» ) Есть весьма чувствительные сцены, например, когда пленные русские бабы видят в монгольском шатре старика-раба, и узнают в нем земляка... Впрочем, кто хочет насладиться чисто литературным мастерством Яна -- пусть лучше читают «К последнему морю». Там куда больше хорошего языка и живописных исторических подробностей; а тут... Идеология вроде бы и не на первом плане, но сквозит, сквозит из-под описаний древнерусского быта. Хотя историк же, по идее, должен быть бесстрастен...
В целом — все-таки довольно средняя вещь. Даже «Чингисхан» с его антивоенной риторикой вышел гораздо лучше.
[ 10 ]
ii00429935, 6 октября 2012 г.
Внука Чингиз-хана Бату трудно назвать выдающимся полководцем. Формально он и главой Монгольской империи не был (титул великого кагана носили другие люди). Однако нашествие Батыя на Русь и созданная им позднее Золотая Орда оставили в нашей истории такой глубокий и кровавый след, что и через семь веков это волнует... Трилогия Василия Яна «Нашествие монголов» — возможно, лучшее из написанного об этой эпохе. Ну а роман «Батый» (2-я часть цикла) прекрасно читается и как самостоятельное произведение.
Мне очень нравится взгляд Яна на историю. Тираны, мнящие себя владыками мира, приходят и уходят, а умный, работящий народ остается, переживая все невзгоды. В контексте романа «Батый» такой оптимизм может показаться фальшивым. Русь терпит поражение за поражением. Огню и мечу преданы Рязань, Владимир, Москва. Кругом — море крови и горы трупов. Но здесь и проявляется мастерство писателя, способного в кромешной тьме увидеть лучик света. Здесь мне вспоминается мудрая мысль: «Все, что не убивает, делает нас сильнее». А уничтожить целый народ не по силам даже Бату-хану.
Ни на секунду не оправдывая захватчиков, автор продолжает верить в человека, показывая, что неплохие люди были и «с той стороны». Так, например, Мусук и его возлюбленная Юлдуз, ставшая женой Батыя, заставляют вспомнить о Ромео и Джульетте. Даже предатель князь Глеб вызывает скорее жалость, чем отвращение. Для романа, созданного в сталинские времена, такая авторская позиция довольно необычна. Возможно, и поэтому тоже книги Василия Яна пережили многие романы, считавшиеся шедеврами советской прозы.