Генрих Сапгир «Земля»

Есть поэтическая вселенная, названная Генрих Сапгир...

И так начало, Сапгир, «Земля»:

Полдень. Пыль. Удары.

Разрыты горы.

Экскаваторы – чудища!

(осколок романтическиго соцреализма — Маяковский: ...под старою телегою рабочие лежат... «Через четыре года здесь будет город-сад!»... Дань на алтарь: планов громадьё..., на что, вразрез: ...как в смирительную рубаху мы природу берём в бетон... — горькая лирика Есенина. О разбивке на слова, вспоминается не Блок: Ночь. Улица. Фонарь..., — а ритм Кирсанова, как это поёт Градский: Жил. был. я. Стоит ли. об этом...)

Вдвоем, уединения ища,

Пришли на кладбище, –

На козье пастбище.

На могилу прилегла она:

Чулки из нейлона,

Косматое лоно.

(эротический соцреализм (без права на секс) — на тридцать лет пораньше (1931), Павел Васильев (забили насмерть на допросах в 1937...), «Любовь на Кунцевской даче»:

...Обрызганная смехом,

Просторная, как счастье, — белизна,

Меж бедер отороченная мехом.

Лебяжьей шеей выгнута рука,

И алый след от скинутых подвязок...

Ты тяжела, как золото, легка,

Как легкий пух полузабытых сказок.

Исчезло все. И только двое нас...

Ремарка в ремарке (Ремарк в квадрате:))- в этом же сборнике Сапгира «Голоса» (1958-1962), на две странице раньше, стихотворение «На шпалах»:

Разгружал стальные балки.

Водку пил с обходчицей.

Из-под век видны белки.

Блевать хочется.

...........

Ветер сдул подол юбки:

Чулки, белое тело.

– А я тебя ожидала...

Вымя сжал корявой лапой.

Повалил ее на шпалы.

И ощерясь жарко дышит.

.....

Слышит:

Рельсы загудели.

Рванулся. Держит, не пускает.

Старуха

Зубы скалит.

Обессилен весь от страха.

.......

Грохот рядом! Кое-как

Вырвался из цепких рук,

Выскользнул из-под колес,

Покатился под откос.

.......

Но время, как бремя, на этих годах: лет пятнадцать как после войны и старухе-то, дай Бог, чуток за сорок: без мужика, но на мужских работах, старели быстро, а природа все равно своего просит... и пусть первый спутник, медленно сгорая, накручивает орбитальные витки, а за ним шлейф и вторых и третьих и..., и первый космонавт срывается на бесшабашное «Поехали!!!» (года-то сборника — 1958-1962 — пузырятся космическим энтузиазмом), пусть; пусть на партийных съездах осуждают-обличают, принимают-выполняют, пусть; пусть выворачивают суставы и рвут мышцы на подбивке шпал кайло и лом, пусть; но хочется, до слез, до воя, хочется, ещё хоть разик урвать плоть в плоть — по-воровски, по-пьяни, на шпалах, пусть — но хочется, что б наконец подол соломенный вдовы пропах, насквозь пропах — как по Платонову — материнским запахом..., пусть — чуть-чуть да подзасыпать непоправимые демографические воронки прошедшей войны...)

Узкогруд,

Худ Он.

Нервно возбужден.

Руки дрожат.

Она ждет:

– Ну!..

Что-то бормочет,

Пунцов от досады.

Она над ним хохочет.

Зной на них течет.

Зыблются ограды,

Памятников груды.

– Ушел.

– Убежал!

(обыденный соцреализм — бытовой социальный реализм — А ведь это вот полнейший Хармс, цирк Шардам, смех сквозь слёзы:

«Обезоруженный, или неудавшаяся любовь», процитируем всё! —

Лев Маркович (подскакивая к даме): Разрешите!

Дама (отстраняясь ладонями): Отстаньте!

Л. М. (наскакивая): Разрешите!

Дама (пихаясь ногами): Уйдите!

Л. М. (хватаясь руками): Дайте разок!

Дама (пихаясь ногами): Прочь! Прочь!

Л. М.: Один только пистон!

Дама (мычит, дескать «нет»).

Л. М.: Пистон! Один пистон!

Дама (закатывает глаза).

Л. М. (Суетится, лезет рукой за своим инструментом и вдруг оказывается, не может его найти).

Л. М.: Обождите! (Шарит у себя руками). Что за чччорт!

Дама (с удивлением смотрит на Льва Марковича).

Л. М.: Вот ведь история!

Дама: Что случилось?

Л. М.: Хм… (смотрит растерянно во все стороны).

Занавес)

Летит одуванчиков пух...

В лопухах

Возник

Козел:

– Бе!

За рога притянула к себе.

(офигенный мифогенный реализм — античность, когда боги и полубоги запросто шныряли меж дам и к дамам — от оргазма к оргазму! — и снова Васильев и Кунцевская дача:

...Жеманница! Ты туфель не сняла.

Как высоки они! Как высоко взлетели!

Нет ничего. Нет берега и цели.

Лишь радостные хриплые тела

По безразличной мечутся постели.

Пускай узнает старая кровать

Двух счастий вес. Пусть принимает милость

Таить, молчать и до поры скрывать,

Ведь этому она не разучилась...

Ещё одна ремарка в ремарке: А включая «смехаческую»(...о, рассмейтесь, смехачи!...) составляющую бытия и его жизнеописания: ...любовь зла — полюбишь и козла...)

Щекотанье меха – брюха...

Задыхается от смеха

Зарычала глухо

В упоении греха...

(и снова, снова Васильев и Кунцевская дача:

...Ага, кричишь? Я научу забыть,

Идти, бежать, перегонять и мчаться,

Ты не имеешь права равной быть,

Но ты имеешь право задыхаться.

Ты падаешь. Ты стынешь. Падай, стынь,

Для нас, для окаянных, обреченных.

Да здравствуют наездники пустынь,

Взнуздавшие коней неукрощенных!

Да здравствует!.. Еще, еще... И бред

Раздвинутый, как эти бедра... Мимо

Пусть волны хлещут, пусть погаснет свет

В багровых клочьях скрученного дыма,

Пусть слышишь ты. . . . . . . . . .)

Мясисты

Листья

Лопуха...

(а ведь это и Александр Кондратьев с приветом из Серебряного века с рассказом «Белый козёл» — там, где сама Артемида и сам Пан.... Из мифов возникли — и в мифы уйдём.)

Под дерном застонали кости

От зависти

И злости.

Рычат моторы.

Экскаваторы

Землю грызут.

Отдается сразу

Всем она!

В воздухе летают семена...

Женщина

Растерзана и смущена,

Красным солнцем освещена

По земле идет, ступая,

Как пьяная или слепая,

Туда –

Где спутались шоссе и корпуса,

Столбы и волоса.

Репейник ей вцепился в провода.

(а уж это — магический реализм, во всей красе)

Сапгир — Вселенная...