Георгий Владимов «Большая руда»
Молодой шофёр Виктор Пронякин приезжает на Курскую магнитную аномалию, чтобы работать водителем карьерного грузовика. Восстановив старенький МАЗ-200, Пронякин начинает возить карьерные отходы (грязь, камни, песок) и ждёт, когда откроется рудоносный слой на новом месторождении. Водитель Пронякин работает в любую погоду, тем самым нарушая правила техники безопасности, и не внимает предупреждениям своих коллег и знакомых...
Впервые опубликовано: журнал «Новый мир», 1961, № 7.
Входит в:
— антологию «Оттепель», 1989 г.
— антологию «Повести временных лет», 2005 г.
Похожие произведения:
страница всех изданий (3 шт.) >>
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
fail of reality, 30 ноября 2025 г.
В 1960 году Георгий Владимов, начинающий советский писатель, создаёт повесть «Большая руда». Через год его текст выходит в печать, и многие читатели принимают «Большую руду» как критику советского человека-строителя и человека-исследователя. Мол, они же все такие героические полубоги, а у Владимова зачем-то показаны реальными людьми (сиречь слабыми человеческими страстями).
Наверное, именно с этой повести начинается активный путь Владимова как будущего эмигранта, его «второй узел» диссидентства. Хотя он ещё подростком-курсантом имел проблемы с тогдашними властями, — за симпатии к опальному Зощенко (это был его «первый узел»). Беру эту информацию из воспоминаний Владимова о встрече с Зощенко.
В общем, я прочитал «Большую руду» и скажу про неё несколько слов.
Во-первых, о завязке сюжета. В конце 1950-х годов на Лебединском месторождении Курской магнитной аномалии разрабатывают перспективнейший рудник. Большой руды там пока не нашли, но все её очень ждут. Пока же грузовики возят с карьера только грязь, камни, глину и песок, — фактически мусор, карьерную отработку.
В администрацию карьера приходит Виктор Пронякин: он хочет быть шофёром на карьерном грузовике, получать хорошие деньги и жить достойно. Он желает взяться за важное дело, закрепиться, осесть на одном месте. Ему дают ушатанный МАЗ-200 («Машина-то прекрасная, добрая, лучше любой десятитонки»), Виктор его реанимирует и выходит на линию.
Начинаются осенние дожди, и все бригады, в том числе бригада Мацуева, подолгу не работают, простаивают (и получают гарантийку без бонусов). Люди не работают потому, что возить из карьера в дождь запрещено правилами техники безопасности. Правила эти, как всем известно (и про что все же регулярно забывают), писаны кровью и слезами. Но Виктор всё же вывозит пустую породу из карьера, стремясь выполнить свою норму и заработать полную зарплату (а лучше — больше).
Кроме того, он мечтает первым открыть большую руду и первым же привезти из карьера уже не грязь, а ценный груз. Руду, ради которой все они, собственно, и собрались у карьера. Но самонадеянность Виктора и его игнорирование норм ТБ до добра не доводят. И Пронякин (шофёр с девятилетним стажем, ранее возивший и кирпичи, и взрывчатку), сталкивается не только с конфликтным неодобрением коллектива, но и с самой Природой.
Во-вторых, главный герой в «Большой руде» весь такой отчуждённый и самонадеянный, что уж куда бы деться. Критик Лев Аннинский писал о повести Владимова так:
Дмитрий Быков тоже высказался про персонажей повести:
Я не претендую на лавры ни первого критика, ни второго, и скажу так: Виктор Пронякин — человек пусть опытный и храбрый, но самонадеянный, гибельно гордый и даже, наверное, глупый, ограниченный. Это тот случай, когда водитель болен синдромом безаварийного вождения, то есть становится слишком самоуверенным в своих силах, и начинает повышать ставки. Тем самым испытывая Судьбу, дёргая её за хвост и гордясь собой.
На мой взгляд, в Пронякине нет никакой трагичности, о которой так любят упоминать литературные критики. Эта какая-то пресловутая, местами чуть ли не дутая, трагичность и неприкаянность главного героя «Большой руды», который сам напросился на то, что с ним случилось в конце. Трагичность и неприкаянность кочуют по книгам Владимова, и возможно, однажды набьют мне оскомину, но пока ещё прокатывает.
Да и общество в «Большой руде» показано вполне адекватное, а не где «все друг другу враги», по словам Быкова. Главного героя неоднократно предупреждают, говорят с ним по душам, объясняют, что он работает в бригаде, в коллективе, а не сам по себе и не сам на себя, — но Пронякину все слова как об стенку горох. Я тоже человек бригадный, и понимаю этот общий закон: все не работают, курят, — и ты не работай, кури; все пошли куда-то, — и ты иди с кем-то.
Человек бригадный должен работать на одной волне с коллективом. Иначе случится то, что случилось с Пронякиным: тебя обзовут выскочкой и начнут сторониться, а то и драться полезут. Я регулярно наблюдаю такое в своей шараге, и сколько раз уже я слышал все эти разъяснительные разговоры с такими вот «пронякиными», да и сам так себя вёл по первости. Живи как хочешь, но на бригадной работе, будь добр, не выпендривайся и работай с коллективом, — такое правило.
Но, видимо, для всяких там быковых и аннинских «работать в бригаде» значит, что обязательно нужно утратить цельность, личность, достоинство, солидарность и прочее. Просто всякие там быковы и аннинские ничего тяжелей хусуяся в руках не держали, и физически никогда не работали. Вот они и судят о простых людях свысока, как о быдле неразумном, которое грызётся между собой и ничего из себя не представляет. А героические «пронякины» становятся изгоями, мол, в среде сирых и убогих…
Как хорошо, что в самом тексте Владимова нет намёков на то, что там увидели Быков и Аннинский. Владимов всё же и ручками маненько поработал на своём веку (пожил на Курской магнитной аномалии, общаясь с местными рабочими, поплавал на сельдяном флоте для «Трёх минут молчания», и в целом не чурался физического труда). Да и понимал он, что люди — они везде люди, что отдельный человек сегодня мёртв, а завтра ест, сегодня чёрт, а завтра — крест. То есть человек — существо во многом ситуативное, а не только хорошее или плохое. У Владимова люди показаны людьми во всей их сложности и непредсказуемости. Пронякин вроде и гордец, а вроде и хочет как лучше, коллектив его вроде и избегает, а вроде и понимает его… Человеческое, очень человеческое.
В-третьих, мне понравился сам язык «Большой руды», то, как написана эта повесть. Не зря родители Владимова были учителями русского языка и литературы. Он, этот авторский слог, такой сочный и вкусный, что некоторые фразы хочется катать на языке и наслаждаться ими. В «Большой руде» (первой крупной вещи Владимова) таких фраз маловато (не как в его поздних произведениях), но они есть. Например:
«И всегда он был молчалив и сумрачен, и вертикальная складка резала его лоб с глубокими залысинами. Впрочем, Пронякин его понимал. Когда у тебя трое ребятишек и беременная жена, это располагает к глубокомыслию».
«Сначала, когда ещё были молодость и любовь, они легко расставались с тем, от чего не пахло ни молодостью, ни любовью, и уходили на другое место, а потом, когда захотелось чего-то ещё, этого уже трудно было добиться, потому что вместе с этим пришла усталость».
Согласитесь: довольно-таки неплохо, очень даже ничего, метко подмечено… Не правда ли?
И в-четвёртых. В 1964 году сняли фильм «Большая руда». Он довольно точно следует тексту-первоисточнику. Фильм мне понравился, потому как составляет отличный тандем с книгой. Примечательно, что исполнитель главной роли, Евгений Урбанский, годом позже погиб на съёмках (разбился на машине). В этом плане его судьба похожа на судьбу литературного персонажа у Георгия Владимова. Вот такое мрачное совпадение.
В общем, повесть пришлась мне по вкусу. Но с трагичностью главгера я всё равно, повторюсь, не согласен. Он просто нагловатый и заносчивый водитель, настолько гордый, что гордость его стала губительной для него и окружающих. Пронякин бросил невесту — потому что ЧСВ зашкаливало, задирал нос перед коллегами, считал себя самым вумным, смелым, опытным… И однажды подвёл сам себя. А иначе и не бывает.
Жалко этого добряка, да. Возможно, он хотел как лучше (для себя и для страны), но получилось как всегда. Жизненно, не так ли?
Кстати, замечу, что девятая глава по духу напоминает «Смерть Ивана Ильича» Толстого. Ранее я думал, что так жутковато может писать только Лев Николаевич. Ан нет, Георгий Николаевич тоже на уровне...
А то вот ты понервничал — это относилось и к Мацуеву, и к Федьке, и, вероятно, ко всей бригаде целиком, — а потом домой пришёл, жена тебя встречает, не жена, а сдоба калорийная, и дом у тебя гастроном с универмагом, и мотоцикл, наверное, в сарайчике стоит.
А мне почему валяться по чужим углам, слушать чужую храпотню?.. Не-ет, я себе жилы вытяну и на кулак намотаю, а выбьюсь. А потом я тоже добренький буду, не хуже тебя. Понял?»