Майк Гелприн «Смерть на шестерых»

Стремное какое-то чтиво. Демонстративно… эээ… недостоверное. Как рассказ с чужих слов о чем-то, о чем автор не просто не имеет никакого представления — о чем оный автор даже и не собирался ничего ни у кого выяснять: ему, оному автору — типа, вполне достаточно своего мнения.

Начнём с того, что урки сороковых не могли играть в очко по правилам блэкджека, это — полнейшая бредятина. По поводу возможных разночтений даже мысли не допускаю, ибо меня — в своё время, так получилось — основам карточных игр учили как раз те, кто — уже теперь в их своё время — постигали оные основы как раз в Великую Отечественную, и как раз именно в партизанском отряде. Далее: отсутствие у Смерти антропоморфных конечностей — это, опять же, чисто западная традиция. Наша, отечественная, старуха с косОй — как раз кОсит оной литовкой человеков аки траву, довольно ловко имитируя человековые навыки косьбы. Так что сдвинуть колоду — костяшкой ли скелета кисти, али единым мановением, не суть важно — вполне себе способна.

И т.д. и т.п. — сплошным потоком. Короче, уважаемый потенциальный читатель: с какого это бодуна, за шестью россиянами (пусть и с примесью еврейской крови, это — как раз — не новость), на просторах среднерусской равнины явилась, почему-то именно американская Смерть — этого я понять не могу. Тем более, что в тексте это и не обыграно. Никак.

А почему — в такОм рАзе — оценка не чистый «кол», так это — как раз — просто: когда на уличном представлении канатоходец сверзивается с высоты и разбивается обземь на глазах почтеннейшей публики, в шапке хозяина бродячего шапито не оказывается меньше медяков. Как раз — наоборот. Многие заради именно такого дела на представления и приходят. Да — не устоял. Видимо — квалификации не хватило. С кем не бывает. Но видно же — человек старался

Отряд советских воинов получил задание пустить под откос вражеский эшелон. Шестеро участников акции вышли из партизанского лагеря и ... бесследно пропали. О том, что случилось с ними в белорусских лесах под Могилёвом, и рассказывает данное произведение. Сюжет только в общем напоминает басню Эзопа «Старик и смерть». Общим в обоих творениях является то, что главные герои в них осознавали реальность смерти и пытались ее перехитрить. Главная интрига в том, удастся ли это сделать таким ярым атеистам, какими являются участники операции. Они все разные по характеру и социальному происхождению: профессиональный военный, лесник, бывший зек, молодой и неопытный подпольщик и даже молодая медсестра. Такой пестрый состав понадобился автору, чтобы показать разную реакцию на появление Смерти, а также сформировать в группе несколько показательных конфликтов. Конфликты нужны, чтобы вскрыть истинную сущность предъявленных читателю персонажей. Например, что единственный военный специалист в отряде Миронов на самом деле является трусом и предателем, а бывший зек Бабич не ожесточился под давлением жизненных тягот и сумел сохранить в своей душе честность и благородство. И, самое главное, что пятеро из шести решили выполнить порученное им задание, хотя знали, что оно будет для них последним. А образ Смерти и вовсе вышел нестандартным: она не только разговаривает со своими жертвами, но и немного помогает им в критический момент. Честно говоря, ни у кого из писателей я еще не видел чего-то подобного. Весьма и весьма впечатляет! Особенно цепляет душу финальная сцена: один из диверсантов ценой своей жизни (точнее, своего везения) спасает жизнь другому. И шаблон «неумолимой смерти» тут же разрушается. Выходит, ей тоже не чужды эмоции?

-----------

РЕЗЮМЕ: история диверсионной группы советских партизан, сумевших обменять собственные жизни у самой Смерти на выполнение порученного им задания. Так и хочется закончить свой отзыв знаменитыми строками: «Да, были люди в наше время, / Не то, что нынешнее племя: / Богатыри — не вы! / Плохая им досталась доля: / Немногие вернулись с поля... / Не будь на то господня воля, / Не отдали б Москвы!»

Вечером, перед прочтением, заглянул в отзывы. Один товарищ спрашивал: почему Смерть подыгрывала нашим, какое имела право? Я удивился — такой явный косяк?!

Рельсовая война времен Великой Отечественной. Диверсионная группа на задании. Тысячи произведений на эту тему. Всех жанров и форм. Этот рассказ выделяется. Уж больно главный герой необычен. Смерть. Много кто пытался ее использовать. Почти все образы выветрились из головы. А этот запомню, потому, что необычный. Пристрастная. Со своим отношением ко всему происходящему на Земле. Но тогда почему она не влияла на исходы исторических событий? Столько наших полегло в войне, из них больше половины – не на поле боя. С другой стороны – мы же войну выиграли. Так может все-таки повлияла?

Так можно до опупения сидеть и перебирать: с одной стороны, с другой…. Но я теперь всегда буду думать, что Смерть за наших, за моих. Подсыплет деньков, если для дела. Эх, дело бы еще…

Предвзятая Смерть, да еще умеющая соврать или передумать. Кто-то на самом верху определяет ход событий, а Смерть уже действует по обстоятельствам. Как бы так.

Но рассказ не прост, хотя сюжет – прямая, вроде, линия. Ясно дело – пуля ее (Смертушку) не берет, пространство не удерживает. И всех нас она прибирает. Ключевое звено мироздания. А вот она у ног израненного Бабича: “сидела, согнувшись, скорчившись, едва не свернувшись в клубок. Брошенный Бабичем шмайссер лежал на траве у её ног.

- Стреляй, падла! — заорал на Смерть Алесь. — Что расселась, сука, стреляй!

Смерть резко выпрямилась, её шатнуло из стороны в сторону.

- Я не умею, — прошептала Смерть горестно. — Мне нечем стрелять.

- Чтоб тебе сдохнуть, — Алесь вновь припал к ручнику.

- Я бы не прочь, — отозвалась Смерть. — Но не могу вот”.

Этот ключевой момент рассказа я вообще только с третьего чтения разглядел. Скорчившаяся, спрятавшаяся в клубок – это ведь она от стыда, что не может помочь. — Смерть со стыдом! Офигеть. А вот это “Я бы не прочь” – так она такая же заложница судьбы, как и я. Вот бы с кем за жизнь перетереть. С Черненькой под беленькую. И даже без Черненькой есть о чем про жизнь под таким углом подумать.

Весь рассказ под Смерть заточен. Смерть сразу всех профильтровала, передо мной распахнула. До чего разношерстная группа на дело шла. Единственный специалист (подрывник) оказался единственным слабым звеном. И — блеклый образ. Потому и красавчик.

Докучаев о деле просил. Ну да – командир, коммунист. Всё внутри выжжено? Красной линии эквивалент. А слезы, навернувшиеся от обещанной Смертью поддержки их Делу? Слишком много ему довелось пережить, и он знает, что только Дело может сплотить всех, осмыслить все потери, не дать потерять человечий вид.

Отпетый уголовник Бабич просить не привык. Сыграл за жизнь какой-то соплюхи, душу на кон поставив. Ну ладно, понты у блатных – любимое дело. Но ему-то зачем за чье-то дело так стоять? Сначала я подумал – упростил автор, подыграл времени. Но нет, как раз у Бабича душа не выжжена. В ней нежность робкий росток пустила. В самый жгучий момент он и распустился, расцвел. Не зря именно Бабича Смерть выделила. На коленях пред ним стояла.

Потерявшие семьи старик Лабань и смертник из гетто Левка, да семнадцатилетняя Янка, успевшая хлебнуть горюшка – ядро воюющего народа, ничем не выделяющаяся часть. Они притушены, лишь Янка выделилась своим спасением. Что и понятно – на молодых девушек у Смерти особые права, иначе кто рожать будет.

Слезы Докучаева, молитва Левки, любовная сцена, высоко держали тонус. Но на одном уровне, чуть-чуть повышая. Короткая схватка у железной дороги резко его подняла. Столь яростной, беспощадной была. Смерть, скорчившаяся возле умирающего Бабича, – высший подъем. Зашевелились мурашки. И вдруг – сброс. Тонуса, мурашек. Почему-то спасение Янки сработало в минус. Жаль. Сразу вспомнились мелкие зацепки типа истлевших пальцев Смерти (сколько можно), пустые глазницы (то же самое), выплеска семени (перебор)…

Подытожу. Ум блаженствовал. Написано классно. Чувствовал себя очень комфортно. Глубина и продуманность оказались выше чувства. Эмоций маленько не хватило до пробоя. По сути 10-ка, но без мурашек.

Неплохо. Антифашистки настроенный Ангел Смерти немного напомнил Смерть у Тери Пратчета. Мистическая линия вышла яркой и самобытной.

Гелприн впечатляет колоритом событий, и контрастной сменой декораций. Мистика сменяет безнадюгу, смерть сменяет любовь, и снова смерть.

К сожалению, наше поколение, увы, перекормлено военной драмой. Однако, рассказ прочёлся с интересом, оставил хорошее впечатление.

Стандартный рассказ о Великой Отечественной. Подонки из НКВД и благородные уголовники в наличии. Удивлён, что так скромно на заднем плане маячит инфернальное тёмное усатое существо. Недоработка автора. В палату мер и весов сие произведение. Ах да, ещё там есть Смерть. Просто фантастика! Оценку не ставлю, не дорос я ещё до эталонов.

Рассказ авиабомбой ахнул в самое средостение, оставив после себя кровавую воронку, на краю которой, виновато ссутулившись, сидела Смерть.

Стилистику советской партизанской повести и мистическое содержание чуть борхесовского оттенка автор сплёл столь искусно, что ни швов, ни стыков не разглядеть. Повествование движется тоже по-партизански: бесшумной скользящей поступью, ограничиваясь скупыми, точными фразами-жестами.

Шестеро из заглавия кажутся невыдуманными: они пришли сюда из жизни, чтобы встретиться со Смертью. На краткий миг выступают они из-за светового занавеса небытия, чтобы побудить нас напряжённо вглядеться в эти лица. Хорошо, что автору хватает щедрости не выращивать сюжет в повесть: лаконичность, «выхваченность» словно бы фрагмента из куда более объёмного текста производит сильное впечатление.

И даже не предполагайте, что вам уже из названия всё стало ясно. Не буду выводить мораль, ограничусь цитатой из Визбора: «...ведь слово «смерть», равно как слово «жизнь», // Не производит множественных чисел...»

Рассказ обласкан. Это видно как по количеству изданий на бумаге, так и по изданию в виде аудио книги. Номинация на премию тоже о чем-то да говорит.

Можете в меня кидать тяжелые камни, но мне рассказ не понравился. Не могу понять мотивацию смерти. Отчего она так благоволит, в хорошем смысле слова, советским солдатам и так хочет насолить немецким? Может быть это советская смерть в высоком НКВДшном чине? А у немцев есть своя смерть в черной форме с двумя рунами сиг в петлицах? Я воспринимаю смерть как великого уравнителя и вероятность ее работы на «парней из той фирмы» мне совсем не нравится.

Сцена с попыткой обыграть смерть. Я очень извинюсь, если кого-то задену, но при чтении этой сцены у меня возникли немного не те мысли, которые, как мне кажется, хотел вложить в меня автор. Вместо размышления о геройском самопожертвовании (которое таковым не являлось), у меня в памяти крутились невесть как запоминавшиеся кадры из старой дурацкой комедии «Приключения Билла и Теда» — когда два раздолбая обыгрывали смерть в разные молодежные игры.

В догонку через три недели после написания отзыва. Случайно зашел на страницу этого рассказа и был удивлен, хотя скорее не был удивлен, увидев, что в 2014г. он был переиздан три! раза. Скорее всего в рамках «государственного» или «общественного» заказа. В прочем, писать о мире на великом и могучем сейчас уместно только в контексте «русского мира».

Во второй раз в догонку, но уже через два месяца. Никак не могу понять, чем вызвано такое обилие отзывов на, в принципе, обычный рассказ. Один из отзывающихся прочитал его, вдумайтесь, три! раза. Такое впечатление, что неким рецензентам дали задание написать на этот рассказ восторженные отзывы. Не могу себе представить, чтобы я прочитал рассказ, даже который мне очень понравился три раза подряд. Посидеть и подумать над рассказом — да, но чтобы сразу кинуться его перечитывать? Лично я написал на него отзыва, так как решил написать отзывы на все рассказы из сборника РЖБ Азимут. И право же, в этом сборнике есть рассказы, заслуживающие большее внимание, чем «Смерть на шестерых».

Лично для меня этот рассказ немножко потерял в качестве (оцениваю по триаде Стругацких «Чудо – Тайна – Достоверность») из-за того, что я не узнал в нём русскую карточную игру «двадцать одно» (знаменитое «очко»). Я сам в неё резался в рабочем посёлке моего детства. Фабула неоднократно изданной «Смерти на шестерых» строится на том, что один из героев проигрывает Смерти. На самом-то деле выигрывает, хоть и жульничает (да и Смерть жульничает). Но я не об этом. Я о том, что у играющих в рассказе очко получается складыванием значений туза и короля. А ведь король в советской игре «двадцать одно» обычно считался за 4 очка, а не за 10. (11 + 4 = 15, а не 21). Это в американском «блэкджеке» с полной стандартной колодой в 54 листа «картинки» (валет, дама и король) «весят» по десять очков. Мне кажется, что, учитывая время действия (Великая Отечественная), естественнее выглядело бы, если б герои играли обычной «русской» колодой в 36 карт, в обычное русское очко. Автор, когда-то профессионально игравший в азартные игры, любезно разъяснил мне, что игра со Смертью вполне могла проходить по описанным им правилам, но, к сожалению, это произошло уже после того, как я рассказ прочёл и первое впечатление о нём составил.

Что касается «Чуда» и «Тайны», то они в «Смерти на шестерых» присутствуют в полной мере. Братья Стругацкие довольны.

Смерть — необходимое условие Жизни, ее сестра-двойняшка. Вместе пришли они в этот мир, вместе по Земле ходят. Но не сами по себе, а в людей воплотившись. Старый Лабань увидел Смерть по выходе из болот. Но подошла она к шестерым гораздо раньше, в обличье человеческом. Вот он — этот момент:

Докучаев выбрал подрывника Миронова, подрывник Миронов выбрал место — здесь Смерть к ним и подошла. Жизнь дважды спорила с сестрой своей за эту шестерку: в первый раз, когда Янка в группу запросилась и старый Лабань через болота группу вести отказался, второй раз — когда Миронов уговаривал Докучаева вернуться с задания. Но оба раза непреклонный Докучаев вел группу вперед — к месту встречи со Смертью. Не знал он про вражеский отряд с собаками, не знал про дрезину, знал только одно — железнодорожное сообщение должно быть прервано.

Не получилось у Жизни свернуть группу в пути, вышли они на точку рандеву. Для Смерти все было как всегда — пришли, стало быть забрать следует. Но вдруг:

Никто о жизни своей не торговался. Торговались о Деле, девушке и встрече с любимыми. Да и то вяло. Видно было умудренной Вечностью Смерти, что при любом исходе торга пойдут дальше, рельсы взрывать. Из тех, кто беседовал со Смертью, ни один не считал свою жизнь слишком высокой ценой, за Дело ею готовы были рассчитаться без споров.

Наверняка, Смерть и раньше такое видела — опыт Вечности неисчерпаем, но смелость и самоотверженность смертников не могла не вызвать у нее симпатии. Достойных людей ей предстояло забрать на этот раз, хороший улов для запредельного пространства. Так почему бы не подыграть людям напоследок? Хотя бы за то, что от просьб и рыданий избавили. Вот и подыграла, как могла, в границах установленной для нее вариативности. Не советской армии против гитлеровской подыгрывала Смерть, а храбрым людям, с которыми пути пересеклись.

Все рано или поздно с нею встречаются. И только ей одной не дано увидеть себя. При этом и двойняшку свою Жизнь она тоже не видит. А этой шестеркой (точнее — пятеркой, Миронов не в счет) залюбовалась невольно. Слишком близко подошла и получила вот это:

Здесь редкий случай, когда всесильная Смерть вдруг ощутила свою беспомощность и чуждость каждому из миров: и живым, и не живым. Умерший практически человек требует действия — убийства врага, а Смерть не может стрелять, нет у нее разнарядки именно этого врага именно в это время забрать себе. Нечем стрелять, сестрица Жизнь шмайссер держит. И сдохнуть не может пока Жизнь жива. Единственное, что ей дано: видеть, как живут и умирают люди. Живут по своему разумению, к сестрице Жизни особо не прислушиваясь, умирают под смертной дланью, и еще Смертью манипулировать пытаются.

Как это часто бывает, самый могущественный персонаж оказывается на поверку самым беспомощным и самым трагическим. Яркий образ, необычный рассказ с причудливым переплетением военных, философских и мистических элементов. Он требует напряженной работы ума, это снижает градус эмоциональности. Но ведь и героям пришлось приглушить свои чувства, чтобы как можно эффективнее отработать отпущенное Смертью время. Наверное, так надо, чтобы лучше представить их жизнь.

Один из первых прочитанных мною рассказов. Ну, в этом рассказе собраны все три составляющие от Автора.

Иногда правду жизни приходится тащить в фантастику. Некоторые это не воспринимают на клеточном уровне, но против правды не попрешь.

Вот и в реальности: мир толкают алеси бабичи, а не рафинированные герои.

«Изволь, я подарю тебе шанс».

Суровый рассказ, открывший сборник «Миротворец 45-го калибра», надолго останется в моей памяти и не только из-за своей фантастической части. Все те мысли, которые появились во время прочтения, глубоко укоренились внутри меня и не отпускают.

Сюжет расскажет о диверсионной группе, идущей на задание. По пути к месту диверсии к группе присоединяется смерть. И группа понимает, что они обречены на гибель. Кто-то может смериться с этим, кто-то — нет, а кто-то хочет сыграть со смертью в карты, ставкой послужит душа.

Снова я читаю творчество Майка с открытым ртом и глазами, наполненными влаги. Рассказать историю в таком малом объёме текста, плюс еще и включить в нее дух войны, смысл жизни и смерти – это дорогого стоит.

Всё здесь хорошо: и герои, и ситуация, и её развитие/разрешение, и даже финальные слова, а вот... Ничего не дрожит внутри, хотя речь идёт, вроде бы, о самых простых и важных вещах: о жизни и смерти, о Любви и Смерти... Ни секунды не споря с техническим мастерством автора, могу сказать: больно простой способ для раскрытия персонажей — столкнуть их с самой Смертью. Обнажить самое потаённое. Ведь это не сами душу выворачивают, их присутствие инфернальной предопределённости заставляет делать это.

Штампы тоже в наличии. Главный красавец оказывается, тем, кем оказывается. Будто автор, описывая его вначале, хитро подмигивал читателю: «Ты ему не верь, почитай, что дальше будет!». Да, я сразу и не поверил герою, и поверил автору, и не разуверился. Всё так оно и произошло. А где интрига? Где обман, который заставит в финале ругаться — ай да автор, ай да... и далее по тексту. Нутро Алеся замаскировано лучше, да. По большому счёту, его поступки — наиболее живые в рассказе. Он больше всего похож на героя.

Может, так оно и есть?

В самом начале рассказа очень сильно сделан переход от бытовых мелочей: мокрые портянки, перевернутые для сушки сапоги — к Смерти.

Да и далее много замечательных моментов. Особенно понравился эпизод, когда Смерть заканчивает молитву словом «Амен». Как бы говоря «Боги Богами, но смерть имеет собственную автономию».

Рассказ сильно зацепил, снимаю шляпу перед автором.

PS: приятно, что автор проживающий в США, затрагивает в своих произведениях тему ВОВ.

Отличный слог! Гармоничное переплетение всех этих оборотов, диалогов, абзацев...

Читать просто здорово! Вот берет автор опытом, трудолюбием, серьезным подходом к своим вещам!

Но в окончании некоторых рассказов Майка, да и в сюжетных виражах не достает этакого полета безумной фантазии.

Слишком часто идут непробиваемым клином: карты, деньги да стволы...

Послушал рассказ в МДС, очень понравился. Персонажи живые и яркие, что в короткой форме бывает не часто (у многих авторов и в романах-то персонажи картонные) и вызывают искреннее сопереживание (даже, так сказать, Главная Героиня), сюжет необычный и интересный. Да и тема ВОВ здесь цепляет и звучит вполне реально (а то в последнее время мне всё какие-то беспонтовые книжки про попаданцев-шапкозакидателей подворачивались).