Роберт Эйкман «Night Voices: Strange Stories»

Замечательный сборник, чьим недостатком является его посмертная, а не авторская структура. В отличие от предыдущих сборников, собранных самим Эйкманом, здесь сочетаются рассказы трех этапов творчества писателя, поэтому о каком-то стилевом единстве говорить не приходится, а значит и анализировать книгу в целом бессмысленно. Можно лишь сказать, что поздние произведения, коих большинство, при своей тематической разнообразности (от гротескного языческого хоррора и набоковской по элегантности философско-сентиментальной прозы до психоаналитических переработок городских легенд) несут в себе редко встречаемый ранее у Эйкмана отпечаток постмодернизма, так как являются не самоценной вещью в себе, а авторской рефлексией на какой-то исторический миф, театральную постановку или литературный источник. Еще одним отличием большинства выбранных здесь рассказов (кроме повести The Stains с ее натуралистичностью) от сформировавшегося к концу 70-ых годов у Эйкмана стиля, наполненного жесткой сатирой, черным юмором, а иногда и гиперреализмом, является серьезность интонаций, а среди преобладающих эмоций читаются тоска, грусть, боль одиночества и ощущение увядания. Не знаю, возможно это связано с восприятием Эйкманом своей надвигающейся смерти со всей, учитывая отказ от лечения рака, ее близостью и неотвратимостью.

Несколько слов о каждом рассказе:

The Stains — самое длинное из прочитанных мною произведений Эйкмана (роман и автобиография пока не прочитаны) и одна из его творческих вершин. Повесть, которая несколько раз обманывает ожидания читателя, начинаясь как готическая мелодрама со всеми аттрибутами, затем перерождается в натуралистичную страшилку в духе «Книг Крови» Баркера, а заканчивается как философская и навечно закольцованная история о невозможности счастливой любви в этом мире.

Just A Song at Twilight — рассказ из того периода, когда Эйкмана больше всего интересовали портреты женщин-аутсайдеров, которые могут быть замужем и иметь детей, но все равно понимать свою неуместность в этих условиях, часто эти женщины, как героини Моники Витти в фильмах Антониони могут бесцельно бродить по округе, не замечая никого, словно контуженные и даже волшебство, внезапно возникающее перед их глазами, не может их отвлечь от смурных раздумий. По справедливости, самый простой рассказ сборника, хотя обычно чем меньше говорит Эйкман, тем больше хочется додумывать за него картину после перелистывания последней страницы, поэтому определенно кандидат для повторного чтения.

Laura — сентиментальная даже по меркам эмоционально прочувствованной прозы Эйкмана история о скоротечности жизни и о том, что твоим ангелом-хранителем в разные периоды жизни может стать беспечная блондинка, с которой хочется закрыться наедине в комнате наверху.

Rosamund's Bower — еще одно предостережение торопящимся жить, хотя в первую очередь в глаза бросается яркость и сложность повествования о герое в Зазеркалье, наполненность сюрреалистическими образами, навеянными Алисой Кэролла и абсурдными диалогами, похожими на «Процесс» Кафки. Когда в финале на смену этой барочной запредельности приходят две простые, но яркие фразы, их ошарашивающий эффект лишь преумножается.

The Trains — первый опубликованный рассказ Эйкмана, в котором помимо удивительной для новичка набитости руки, как в матрешке, одна за другой лежат все его фирменные уловки и интересы: портрет рефлексирующей женщины, загадочный призрак, часто как и здесь оказывающийся на заднем плане, путешествие как символ обретения себя, заговор или тайна прошлого, природа которого остается для читателя загадкой. Если хочется наиболее полно познакомиться с Эйкманом по одному рассказу, то стоит прочитать именно The Trains.

Mark Ingestre: The Customer’s Tale — Марк Инджестре — это герой пьесы о маньяке-парикмахере Суини Тодде, персонаже городского фольклора Лондона. Именно представляя своего рассказчика как потенциальную жертву Тодда и его компаньонки, готовящей из людей мясные пироги, Эйкман снова фантазирует на свою любимую (спасибо Фрейду, которым он увлекался) тему первого сексуального опыта как одновременно кошмара неизведанности и освобождения личности от страха и чужой власти.