Бен Х. Уинтерс «Underground Airlines»

Версия заметки для Medium (http://bit.ly/2cnX8IK).

Добро пожаловать в 2016 год с ноутбуками, коммуникаторами, социалками и блэкджеком. Правда, без первых трех категорий этого списка средний американец вполне может обойтись, как обходился, скажем, во времена «11/22/63» Стивена Кинга. Если поднапряжется. А поднапрягаться вынужден. Экономика страны, покинувшей ООН после демарша госсекретаря Киссинджера сорок с лишним лет назад, в таком аховом положении из-за международных санкций развитых государств, что аппер-миддлам приходится ездить на африканских машинах с кассетными магнитолами (проникновение компакт-дисков на музыкальный рынок только начинается) и курить индийские сигареты.

Кинг, в числе многих экспериментаторов с болевыми точками американской истории, пробует спасти Кеннеди в Далласе даже ценой мирового ядерного конфликта и хаоса на времялиниях; Уинтерс следом за Собелем посещает еще более популярную кузницу и смело приколачивает недостающим гвоздем подкову коня убийцы Линкольна. Гражданская война вычеркнута из истории, как, по всей видимости, и по крайней мере одна из мировых; большинство южных штатов мало-помалу отпускают рабов на свободу в ходе медленных политических трансформаций мирного времени и дальнейшей войны с Техасом, но некоторые упорствуют, определяя этим весь ход дальнейшей экономической, научной и культурной истории США.

Всего таких штатов четыре, их право на рабовладение закреплено Восемнадцатой поправкой к конституции, а три миллиона порабощенных там негров, или, говоря политкорректнее, “пибов” (PBs, Persons Bound), способствуют некоторому экономическому перевесу Большой Четверки над остальными штатами США, поскольку труд рабов, разумеется, бесплатен.

Виктор, темнокожий федеральный маршал со множеством имен и не менее темным прошлым раба на плантации, готовится убить своего сотого пересмешника. Или сто пятидесятого? Или двухсотого? Он, признаться, и сам уже потерял счет беглым рабам, которых настиг, снял с рейсов “Подземных авиалиний” и вернул хозяевам на Юге… чтобы хозяевам не вернули его самого. Сюжетная ткань обильно прослоена флэшбэками, без труда объясняющими, почему герою лучше крутить колеса, пока не упал. Очередного пересмешника зовут Галка (Jackdaw), а коллективным Аттикусом Финчем за него заступается подпольная ячейка аболиционистов Индианаполиса, где и происходит основное действие. Однако почему заказчик так настойчив в требованиях вернуть беглеца? Что особенного в этом рабе? И как вообще удалось довольно точно срастить версию реальности, мало отличную от актуальной, с унесенными ветром великих побед белыми одеждами стюардессы “Подземных авиалиний”?

Удачная альтернативная история обыкновенно дистопийна (по тем же причинам, по которым удачные космооперы обыкновенно носят военный оттенок), и в этом ее несомненная бытовая ценность: отрываясь от знакомства с миром книги, читатель убеждается, что его окружение, при всех недостатках, не так уж и безнадежно. В свежем романе Бена Уинтерса пропорция компонентов АИ-коктейля подобрана столь грамотно, в особенности по меркам американского рынка, для которого «Подземные авиалинии» предназначены, что я не удивлюсь, если эта книга вскоре и сама взлетит на полки мгновенной классики; а пока роман признан лучшей книгой Amazon в июле.

В современной Америке свободно высказываться на расовую тему могут позволить себе только черные. Сериал «Гетто», фильм «Прочь», недавний лауреат Букера «Sellout» — все они подходят к теме жестко, но с юмором, самоиздевкой и горечью. Данная книга Бена Уинтерса точно входит в этот ряд. Однако Уинтерс — белый.

Действие романа происходит в альтернативных Штатах — Гражданской войны здесь не было, юг и север после убийства Линкольна сумели договориться об ограничениях и правах штатов. В последующие годы было немало юридических баталий, поправок в Конституцию и различных законов (многие из них упомянуты в тексте — и они вполне убедительно рисуют историю перемен в обществе, зажатом между совестью и деньгами), так что в современности остались только четыре рабовладельческих штата — Hard Four — зато беглых рабов (их называют Person Bound to Labour — PBL) можно ловить и возвращать обратно. Главным героем как раз и выступает охотник за рабами, soul catcher. И он черный.

Во многом сюжет смахивает на «Союз еврейских полисменов» Чабона — на фоне альтернативной реальности разыгрывается рутинное полицейское дело, внезапно оказывающееся далеко не рутинным и способным изменить жизнь не только главгероя, и всего окружающего мира. Soulcatcher Винтерса не курит, не пьет, у него нет жетона и помятого пиджака, но цинизм и неверие в возможность перемен у него ни чем не отличаются от любого персонажа нуара: движет им только желание спастись самому, пусть и за счет десятков выданных их хозяевам рабов и сотен отправленных за решетку белых аболиционистов. Под конец роман мутирует из боевика в научную фантастику, но вполне логичную, а оглядываясь на уровень современной науки, уже и не такую фантастику.

Как мне показалось, автор достаточно четко, хотя и завуалировано демонстрирует собственную позицию — например, в одном месте осуждая тех, кто воевал в Техасской войне (явный парафраз Вьетнама), он гребет под одну гребенку как защитников рабства (в Гражданской войне нашего мира), так и защитников прав и свобод отдельных штатов, выступивших против «диктатора» Линкольна. И в общем-то достается всем — и черным воннаби-гангста, сдающих беглых бро за бабло, и белым, считающим, что раз белые устроили рабство, только они и могут спасти черных от него. Если копнуть поглубже, то заметно сходство рабовладельческих фирм юга и современных корпораций, когда руководство может апеллировать к формуле «Ведь я лично не навредил ни одному негру!», хотя такая аналогия, возможно, и не входила в планы автора.

Книга написана весьма искусно, сплетая рассуждения о политике, социуме и выборе с детективной беготней, напряженной атмосферой триллера и отдельными экшн-сценами. Роман, конечно, невероятно актуален — в том числе и в связи с последними событиями и тенденциями в США, а благодаря осовременивающему рабство сюжету он глубоко укоренен в истории и не выглядит конъюнктурным и сиюминутным.