Мишель Уэльбек «Г. Ф. Лавкрафт: Против человечества, против прогресса»

Очень хорошее эссе, которое показывает тонко понимающему и вдумчивому читателю скрытые пружины и причины, оказавшие мощное влияние на творчество глубоко интравертивной личности — Говарда Лавкрафта. Да, Лавкрафт родился болезненно интравертивным, чуть ли не аутичным, но при этом он не может не писать, пишет и ищет литературных единомышленников, читателей, стараясь сублимировать собственные внутренние страхи в писательство. Хочет быть полезным, понятым и востребованным среди единомышленников, пытается укрыться среди них от сбивающих его с ног перемен окружающего мира. Да, Лавкрафт крайне консервативен, но при этом бескорыстен. Да, он против «глобализации» и «социального прогресса» американских 30-х, выбивающего опоры хрупкого равновесия его внутреннего мира и сметающего этот мир. Можем ли мы осуждать его? Эти перемены представляются Лавкрафту эсхатологическими. Испытывая апокалиптический ужас агорафоба, он против «прогресса», превращающего его и подобных ему «старых американцев» в мусор, в щепки, уносимые мутным потоком погони за «финансовым счастьем» и «американской мечтой». Потоком, состоящим из непонятных, пугающих, говорящих на разных языках эмигрантов, грубых, нахрапистых «новых американцев», варваров нового переселения народов, проникающих во все щели мегаполисов — этих чудовищных «печей» по переплавки привычного в неизвестное.

Уэльбек, как нонконформист, не смотря на различие взглядов, очень точно понимает Лавкрафта. Говоря о ксенофобии Лавкрафта, он не обвиняет его, а, скорее, психологически сочувствует ему и указывает на причины ксенофобии Лавкрафта читателю.

Вот ведь зануда. В итоге, Уэльбек все-таки посредственный исследователь и журналист. Поразительная традиционная, даже до банальности традиционная работа. Уэльбек оказался не в состоянии вытащить голову из своих излюбленных «проблем» и посмотреть на творчество Другого автора, отвлекшись от себя любимого хоть на чуть. На самом деле, это элементарно невежливо, не говоря уж об какой-нибудь исследовательской или научной честности. Итак, по порядку.

Как всем известно, французская философия второй половины 20 века изобрела, а точнее, довела до предела вечно существовавший прием – взять автора, философа, писателя и забить на него, в том смысле, что использовать его как случайный повод, чтобы поговорить о своем. Так Демокрит мог стать постмодернистом и ловко излагать взгляды современного автора, а Де Сад мог стать атеистом, добрым парнем и страстным провозвестником либерализма. И все было бы хорошо, если бы этот прием остался в ведении веселой науки философии. Но куда там – приемчик быстренько был освоен журналистами и авторами учебников, истерся, затрепался и потерял весь свой смысл. И, конечно же, такой «оригинальный» писатель, как Уэльбек, не мог не использовать что-то такое модное и потрепанное (еще и позаимствованное у тех философов, которых он критикует).

Не все полностью плохо. Уэльбек любит Лавкрафта (уж лучше бы ненавидел), и он вроде почитал и о Лавкрафте, и письма этого великолепного бедняги (уж лучше бы не трогал). Хорошо и приятно Уэльбек пересказывает то, что о Лавкрафте уже много раз писалось: о его «ненависти к жизни», о презрении к методам «реалистической» литературы, о его одиночестве и любви к архитектуре, о его причудливой эрудиции.

Но стоит только дойти до какой-нибудь излюбленной темы и можно откладывать книгу – и так понятно, что скажет Уэльбек. Взять хотя бы «расизм» Уэльбека – потому что Уэльбек выводит расизм Лавкрафта из своего «расизма», а не лавкрафтовского. Конечно, Лавкрафт был расистом, как и Э. Р. Берроуз, Киплинг, Уайльд, Л. Толстой и многие и многие другие. Вернее, мы их сейчас называем расистами, в свое время они действительно были милейшими «толлерантыми» людьми. Уэльбек просто с упрямым невежеством игнорирует такую вещь, как исторический контекст. Он поступает как совсем уж невменяемые американские «деятели» в конце девяностых, осудившие за расизм «Хижину дяди Тома». А он ведь не осуждает Лавкрафта, а еще и выводит солидную часть его творчества из расизма, да есть определенные моменты, упоминания, но вот у Чехова сотни упоминаний чаю и из этого нужно сделать вывод, что его творчество во многом основано на чае? У Набокова есть классное сравнение: влажная жара в порту, герой видит негра и у того «лицо, как мокрая галоша» (рассказ «Порт»), и Набоков, конечно же, дикий расист.

Оппозиция жизни, «постоянный иск против жизни — такова высочайшая миссия поэта на этой земле», как утверждает Уэльбек, и в эту свою (ну не особенно она и его) теорию он тщательно утрамбовывает Лавкрафта. А утрамбовать можно кого угодно и куда угодно.

Если бы эта работа была позиционирована как эссе, если бы Уэльбек честно и прямо излагал свои мысли, вызванные прочтением Лавкрафта, и понимал, что бедняга-автор тут не при чем, он чего-то свое писал (мало ли что кому придет в голову: Чарльз Менсон наслушался Битлз и там услышал, что грядет революция и надо всячески людей убивать, потом другой малый начитался «Над пропастью во ржи» и убил Леннона, и что, эти мысли были у Битлз и у Селлинджера?), было бы хорошо, да, немного вторично, но интересно и приятно. Но Уэльбек нагло приписывает свои мысли Лавкрафту, как будто учился в советской школе и точно знает, «что хотел сказать автор».

Скуууууучно!