Александр Абрамов, Сергей Абрамов ««Селеста-7000»»

Уважаемая horoshogromko обрушила на роман просто лавину вопросов, затрагивая не столько сложные темы, сколько всё подряд. Такая аргументация заставит многих сделать однозначный вывод о творчестве Абрамовых вообще. А таких людей, как я, погружает в глубочайшие раздумья о том, можно ли бороться с подобным русским литературным языком. Но, все же, постараюсь ответить. Сразу скажу, что отвечать буду не на всё и не подряд. Во-первых, я не машина. Во-вторых, на некоторые вопросы ответить невозможно. Например, в одно абзаце horoshogromko утверждает, что Селеста сам про себя ничего не знает, а в другом, что Селеста сам про себя всё и рассказывает. Но постараюсь придерживаться русла, заданного предыдущим могучим оратором. Так что, как получится.

Начну с самого простого. С технических вопросов, хотя ответ на некоторые уже давался в комментариях. Больше всего читателей смущает незаинтересованность феноменом мировых держав. Государственное невмешательство на самом деле не удивительно. Дело в том, что недалеко от Бермуд, так же рядом с побережьем США, находится солнечный остров свободы под название Куба. Именно на Кубе в 1962 году между СССР и США случился небольшой ядерный паритет. И для того, чтобы две противостоящие идеологии, которые борются друг с другом политически, экономически и военным путем вновь сошлись на том же месте, дабы подружиться — а скорее всего еще раз шарахнуть чем-нибудь — нужно только одно обстоятельство. Нужно, чтобы во главе правительства стояли самоубийцы. Если вы считаете, будто существует мир розовых поней, где люди должны держаться за руки, во чтобы это ни стало, то ознакомьтесь с историей борьбы с сегрегацией в США. Как раз в 60-е она начала набирать обороты. И глазами советских людей — глазами нормальных людей — это смотрелось, как полная копия событий в нацистской Германии. Тем более, что в военных действиях в Африке и Вьетнаме участвовали порой те же люди. То, что изучением Селесты занимаются исключительно ученые — это проявление гуманизма и здравого смысла. Для науки нет границ. В те годы почти все считали, что конфликты должны решать ученые, а не военные. Политическое напряжение после обнародования открытия, на мой взгляд, в книге передано точно. Что же касается гангстеров, то здесь нужно пояснение. Слово «гангстер» из-за своей узнаваемости использовалось в советской литературе, как ругательство. Как прямое указание на связь американских высших политических кругов с криминалом. В конце романа прекрасно видно, что Трэси действует не сам по себе, а получает указания сверху. Неплохие связи у гангстера. Потому, что Трэси не бандит вне закона. Сейчас, когда речь идет о России, таких людей принято называть олигархами. Там же Абрамовы отмечают, что Трэси начинает вести себя, не как расчетливый бизнесмен, а как игрок. Это и есть столкновение двух идеологий. Нового мирного и рационального порядка во главе со всеобщим знанием и старого, где положение человека зависит от личной удачи и опыта. В финале это будет играть важную роль.

Но факт остается фактом. В романе «Селеста-7000» о таинственном острове никто не в курсе. Можно перенос щекотливой политической темы на территорию Великобритании приписать действиям советской цензуры. Но это же говорит и о стремлении к развитию политического кругозора у читателей. Я, например, не задавался вопросом политического статуса Бермудских островов. Великобритания — страна со старыми имперскими замашками, игравшая свою роль в мировой политике. С одной стороны именно это ограничивает вмешательство мировых держав. С другой стороны в романе прямо говорится, что государственные служащие в небольшой провинции имеют достаточно реальных проблем, чтобы не расходовать силы еще и на сверхъестественное. И пресекают все слухи на корню. Таким образом политический буфер работает и в другую сторону, не давая информации просочиться с островов. Кто будет верить туристам? Особенно, если речь не идет про знаменитый Бермудский Треугольник. Истории о домах с привидениями распространены по всей Англии и США. Лавкрафт себе всю Новую Англию отхватил, а Стивен Кинг — штат Мэн. Повсеместно на этом зарабатываются легкие деньги. И подобная информация у большинства людей в голове не задерживается и в СМИ без выгоды для себя не муссируется. Что, кстати, и в романе отмечено. Единственный, от кого Мы узнаем о творящемся на острове — это Боб Смайли. Но Смайли любит приврать, чтобы придать словам важности. Рыбацкие лодки обходят остров стороной и местные сотни лет рассказывают легенды. Но какие ученые приезжали на остров, кроме студентов-кладоискателей и по дружескому приглашению губернатора? Какие самолеты, кроме туристических, постоянно летают на низкой высоте над открытым океаном? Смайли честно рассказывает всё, что с ним случилось. Но, если приглядеться к его словам, то становится ясным, что на острове он сам был всего один раз и больше ничего конкретного не знает. Это даже не статистическая погрешность. Просто героям улыбнулось счастье.

Легко доказать и внеземное происхождение Селесты. Однозначность утверждения прибытия его из космоса выглядит необоснованной. Но это одна из интереснейших находок Абрамовых... Хотя, кому я это объясняю? Вам же нужна агент Скалли. При том, что не поможет Вам и Шерлок Холмс. Нужны два мнения, нужно сравнение. У Вас в голове есть мозг, состоящий из двух полушарий. Говорят, одно отвечает за логику, а второе за чувственное восприятие — вот, ими и пользуйтесь. Доказательства в романе есть! Остров состоит не из мрамора, как обычный коралловый риф, а из стекловидной массы. К тому же, он круглой формы. А волны гасит, по предположению ученых, волноломом, скошенный в сторону океана. Остров Селесты — это центр метеоритного кратера. Но вывод этот нигде не делается специально! Селеста говорит, что не может рассказать о себе ничего, чего бы люди еще ему не сообщили. Это намек на существование еще одного смыслового уровня — восприятие мира Селестой. Перед Нами диалог между разумным человеком и машиной, у которой есть лишь аппарат общения. Селеста изначально — не способен свободно мыслить. И, в отличии от героев-кибернетиков, читатель находится в зоне, так называемой, «зловещей долины». Селеста может рассуждать, как любой ученый, а слова:«я знаю то, что ничего не знаю» — сказал еще Сократ. Найдя небольшие доказательства внеземного происхождения феномена, Вы можете попытаться представить, как работает этот самый аппарат общения. Селеста не способен самостоятельно мыслить, даже если его обучение зависит от близости человека. Иначе он давно бы обзавелся собственным культом. Селеста не мог зародиться на Земле. Иначе бы он развивался согласно законам эволюции. Главное: он бы размножался. А при разнице в физиологии, Селеста относился бы к людям, как люди относились к открытию микробов и ни о каком общении речь бы не шла, даже при наличии разума. Вывод прост: Селеста создан разумной цивилизацией, которая не хотела влиять на человечество контактом. Вопрос о том, что такое Селеста и откуда он взялся можете попытаться решить сами. Герои этого так сделать и не смогли. Полезно это только для развития фантазии — Вам, собственно, и будет полезно. А светилам науки важнее проблема «черного ящика». Если понятна зависимость входных и выходных сигналов, то устройство обрабатывающей системы не важно. Порой более ёмко это можно перевести на простой русский язык, как «в одно ухо влетает — в другое вылетает». Но если есть хоть один известный компонент «черного ящика», то его можно воспроизвести в точности. У Селесты есть память, цель существования и необходимость общения. Обладая этой информацией можно вскрыть принципы работы этой машины, раскрыть его незадействованный потенциал. Вопросы, ответы, теории — важна каждая мелочь. Важно собрать все детали, на которые герои не обратили внимания. Важно взглянуть на всю картину со стороны. Важно Ваше участие, как читателя. Просто по тому, что у Вас тоже есть мозг! Читая книгу, Вы включаетесь в систему обмена информацией. Абрамовы постоянно создают ситуации, когда читатель не может полностью поставить себя на место героя. Вы не чувствуете себя частью истории. Вы — второй «черный ящик«! Хотите следовать выводам главных героев? Пожалуйста. Но в этом нет смысла. Вы получаете одинаковый сигнал на входе и на выходе. Хотите опровергнуть выводы героев — у Вас не получится! По тому, что нет идентичного выходного сигнала. Вы не знаете: что и как дальше преобразовывать! Какая разница, откуда взялся Селеста?! Иногда с человеком общаешься, а он как-будто с другой планеты! Нормально надо общаться! Спокойно.

Теперь можно коснуться более сложных вопросов. Почему все считают, будто Селеста для людей не опасен? С чего Вы взяли, что все? Даже Рослов переживает о том, что может выкинуть Селеста ради своих экспериментов. Треть книги посвящена тому, как человечество пытается контакты с Селестой ограничить. Для многих это не является важной частью истории, ведь речь идет о идеологической борьбе. Нам всем не нравится навязывание идеологии. Лично я не люблю Хайнлайна. Но, если в основе книги лежит идеология, то рассматривать надо именно её.

Чтобы хоть немного разбираться в кибернетике, я прочитал «Корпорация «Бог и голем»» Норберта Винера. И лишний раз убедился в кардинальном различии социологических подходов советских и западных мыслителей. Винер, находясь в рамках либеральной пропаганды — как и многие другие — представляет себе общество в виде некой аморфной массы, сдерживаемой некой структурой социальных взаимосвязей. И такой подход порождает глубочайший пессимизм. Проблемы перенаселения, голода, ядерной угрозы сразу объявляются нерешаемыми. Даже заявляя, что к общественным проблемам нельзя применять утилитарный подход, делается вывод о том, что применен будет неизбежно утилитарный подход. Коммунистическая же идеология основана на классовой борьбе. Общественные проблемы остаются нерешаемыми только, пока существуют различные цели существования производящего класса и класса эксплуататоров. Устранение различий в целях существования людей, т.е. бесклассовое общество, приведет не только к решению проблем современного социума, но и даст возможность многовариантного подхода к решению будущих проблем. Столкновение этих двух концепций перекликается с теорией обучения машин по средствам игры, которую рассматривает Винер.

Любая игра с ограниченными правилами и целью в конечном итоге превращается в постоянное повторение выигрышных ходов. По мнению Винера, даже шахматы могут утратить интерес для человечества, если машина сможет просчитать все варианты успешных комбинаций. Кстати, эта идея перекликается с рассказом Александра Абрамова «Гибель шахмат». Возможно, именно «Корпорация «Бог и голем»» вызвал Абрамовых на полемику с «отцом кибернетики». Собственно, Селеста и ведет себя точно таким образом в окружении безграмотных и суеверных людей. Возможность его общения с человеком ограничена собственным превосходством.

Но кибернетика — это наука о взаимодействиях. Винер видит опасность в механизации науки и производства, исходящей от ограниченных поклонников автоматизации, считающих, что машина всё будет делать сама. Абрамовы идут дальше. И переносят теорию обучения машины с помощью игры на историю человечества. По сути, общение Селесты с Пэрротом — это повторение менталитета средневекового сословного общества. Находясь в интеллектуальном отрыве от человека — грубо говоря, начитавшись умных книжек — Селеста отказывается понимать, что перед ним разумное существо. Обладая всей полнотой информации о человеческой мотивации, Селеста не может её проверить в столкновении с необразованным и суеверным человеком. Из суммы случайных совпадений он делает вывод, что все люди ограничены и не соответствуют его критериям разумности. Несмотря на то, что критерии эти он получил от людей. Высшим проявлением осознанной деятельности для него становится выполнение желаний, так как это ведет к максимальному информативному отклику. Такое взаимодействие ничем не отличается от отношений барина и холопа. Это замкнутая система, создающая парадокс. Селеста не считает себя богом, но ведет себя, именно, как бог. По этому Рослов, на первых парах, Селесты и опасается. Абрамовы разбивают этот парадокс коммунистической идеологией. Но не только потому, что Революция показала возможность разрушения старой системы отношений. А и по тому, что эта же идеология предотвратит будущий кризис. Ведь, есть и другая форма игры. Винер приводит в пример игру в крокет из «Алисы в Стране Чудес», как игры с возможностью постоянного изменения правил. Для обучения машины она не подходит, ведь цель и правила не ясны, а значит невозможно строить логические взаимосвязи. А для Селесты подобное отсутствие обучения породит еще более ужасный парадокс. Я уже упоминал, что Трэси, игрок. И он — азартный игрок. А в таких играх выигрывает только казино. Трэси решил эксплуатировать Селесту, как машину, не зная его задач. А Селеста посчитал бы Трэси самым разумным из людей. Противоречие основным задачам вызвало бы единственное логическое решение — устранение первопричины ненужных действий. Откат к первому варианту рабочей системы с запоминанием ошибок. Через какое-то время Селеста-7000 ничем бы не отличался от АМ. Эпоха рабовладения сменилась феодализмом, феодализм — капитализмом. Но социальная иерархия никуда не делась. И вот вам альфа-хищник в условиях социального дарвинизма. Предотвратить такое все и пытаются, исходя из собственных представлений.

Таков пример грамотного использования идеологии. И не сильно далекий от реальности. Важно ли обстоятельно рассматривать идеологическое наполнение романа? Важно, хотя бы для историчности. А как по вашему нужно относится к такой важной составляющей произведения? По принципу: не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла. Именно по этому Вам и скучно. У людей верующих — в том числе и у верующих атеистов — есть одна общая черта. Они не читают источники. И полагаются в своих решениях на «жреческую касту». Большинство христиан, например, довольствуются знанием о том, что Христа распяли, а к Деве Марии являлся архангел Гавриил. А что Вы знаете о Иосифе?

«О Сталине?!» — спросят меня.

«О Аримафейском.» — отвечу я.

У человека, возводящего идеи в абсолют нет работающего критерия истинности. Доводя идеи до религиозного почитания, противоположную точку зрения он считает отрицанием этих идей. Но в их защиту способен повторять лишь одно и то же, как попугай(англ. PARROT). А попугаи бывают разные. Некоторые, вон, Эйнштейна цитируют, не понимая, что это сказано про них самих. А потом появляются профессиональные историки, которые тратят кучу времени на бесполезные россказни о отличии себя от всех остальных. И продолжается это до тех пор, пока всё не рухнет и не выяснится, что профессиональный историк в очередной раз забыл про влияние политики, религии, экономики... Кстати, «Трудно быть богом» 2013 года я считаю отличной экранизацией. Как доказательство вышесказанному можно опять привести высказывания уважаемой horoshogromko. Сначала она спрашивает, зачем нужны эти исторические вставки. А затем пишет, что Абрамовы делают всё для доказательства выдуманности новозаветной истории. Нельзя ли узнать о взаимосвязи этих двух заключений? А это уже будет проблематично.

Есть роман «Мастер и Маргарита». Там немного изменены имена и события. Но ключевая фигура Иисуса Христа стоит на положенном месте. И Мы понимаем, что это книга о религии. В религии много проблем. Решить их пытались тысячи лет. Занимались этим исключительно умные люди. Рядом с таким как-то и сам становишься...

А есть роман «Селеста-7000». В нем сказано, что Иисуса Христа не было. И всё. Не помогают не то, что ссылки на Тацита и Светония. Даже воспроизведение библейских сцен — не помогает. Настолько глухо, что антирелигиозный посыл авторов легким движением руки превращается в антиисторичность книги.

А что мешает Вам включить воображение при чтении фантастического произведения? Здравый смысл и вера в чудо?! Я понимаю, что писатели-атеисты, жившие в атеистическом государстве не обязаны были писать так, чтобы это отражало точку зрения верующих. Но я не понимаю, чем Вы отличаетесь от Пэррота. А Вы пояснить не можете. Христа оскорбили неверием — это Вы увидели. А сравнение Гласа Божьего со сказкой «Пойди туда, не знаю куда...» не увидели. Троекратное отречение апостола Петра — не увидели. Сотника Лонгина — не увидели. Схождение Духа Святого на апостолов — не увидели. И самих апостолов, тоже, не увидели.

А ведь, Рослова зовут Андрей. Кто отнимет у главного героя титул первозванного? Семен Шпагин — Петр. Настоящее имя апостола Петра — Симон и эпизод с мечом имеется. Ну, или советские ученые — это апостолы Андрей и Симон Кананит, которые по некоторым источникам бывали в Скифии. А Янина — апостол Иоанн. В честь двусмысленного отношения к «возлюбленному ученику», например, у Леонардо да Винчи. И самое смешное, что «три мудреца» отправляются на поиски «Бога» по наводке некоего Смайли. Не отсылка ли это к Марку Твену? Конечно же, со мной здесь могут поспорить. Но у меня есть фантазия и я не боюсь ею пользоваться. Тем более, что критика религии без сарказма бессмысленна и не интересна. И я считаю, что Абрамовы в виде Селесты изобразили бога. Только это не христианский Бог. Это пантеистическое божество Ксенофана и перводвигатель Аристотеля. Христианские богословы позаимствовали философские наработки античности. Но прошли «темные века» и те же самые концепции разрушили догмы религии открытиями Николая Коперника, Галилео Галилея, Джордано Бруно и многих других ученых. А Селеста-7000 — это бог, подвластный научному изучению. Что же ему еще делать, как не добить религию?

Историю движет вперед Человек. Всегда и везде на первый план выходили человеческие разум и чувства во всем множестве своих проявлений. Доказательства тому есть и в романе «Селеста-7000». Но как объяснить, для чего нужны все эти вставки? Можно ли, вообще, это объяснить, если ничего не шевельнулось в вашем сердце при звуках имени Эмилиано Запата? Если Вас не посетила мысль о постоянной повторяемости истории человечества? Если у Вас не нашлось аналогий с событиями в России, веке, этак, в XVIII? Видимо, я ошибался в том, что это будет легкая задача для людей, которым в школе задавали читать Пушкина. Эмилиано Запата!!! Предводитель восстания мексиканских крестьян!!! Да, вы можете хотя бы представить, насколько невероятно существование в реальности — на другом конце Земного шара — такого человека, как... Эмилиано Запата!!! Это же настоящая фантастика. Настоящая анти-альтернативная история. Достаточно найти время и подумать. И окажется, что множество миров, где все могло пойти по другому, всегда рядом. Тогда и на окружающую реальность Вы начнете смотреть совсем по-другому.

Эх, бесчувственные вы люди — любители фантастики.

Скажете, что это слишком сложно. Уж я то знаю. Гораздо легче ждать, когда кто-нибудь всё найдет за тебя. А, ведь, лишать человека возможности самостоятельно совершить открытие — это настоящее кощунство. Не меньшее, чем разглагольствования о том, что тупые классики тупого совка не умели писать. Понатыкали всяких Тацитов и Светониев. Явно, чтобы придать научности своей писанине.

А если бы Вы почитали Тацита и Светония — хотя бы, как я, выборочно — то узнали, что Вителлий — это не простое римское имя. Вителлии — это знатный римский род. Одним из представителей которого был Луций Вителлий, наместник Рима в Сирии при императоре Тиберии. И если бы Вам было интересно, где еще можно найти сведения о событиях в Древней Сирии, то Вы нашли бы «Иудейские древности» Иосифа Флавия. Тогда стало бы понятно, что диалог между Вителлием и Марцеллом создан на основе реального сообщения Иосифа Флавия, о том, как Луций Вителлий сместил Понтия Пилата с поста прокуратора Иудеи после жалобы самаритян на незаконные притеснения и назначил на его место своего ставленника Марцелла. Подобный разговор вполне мог быть. А, вот, чего не могло быть в подобном разговоре — это христиан. Дело в том, что эпитет Христос переводится с греческого, как «помазанник» и использовался христианскими апологетами для перевода древне-еврейского Машиах, т.е. Мессия. Ранним христианам, тем более, что изначально они считали себя иудеями, слово Христос знакомо быть не может из-за тонкостей греческой письменности, которые в Иудее явно не известны. И римские, и раннехристианские источники изначально использовали обозначение с основой «хрест» — «добрый», «полезный». И Вителлий, так же, говорит о рабе-Хрестусе. Возможно это взято из советского издания «Жизни двенадцати цезарей». Но так же это может быть и, просто, ссылка на Светония и упоминание им некоего Хреста. Сообщение Светония связано с выселением иудеев из Рима при императоре Тиберии. А имя Хрест явно не иудейское. Скорее всего полученное от римлян. Римляне всех предпочитали называть, как им удобно, а греческие имена давали в основном рабам. О выселении иудеев говорят и Тацит, и Иосиф Флавий. Да, у Иосифа Флавия есть отдельное сообщение о Иисусе. Но его можно считать поздней вставкой. И подозрительно, что проримский иудей Флавий и сообщение о Иисусе, довольно сказочное, и о выселении иудеев предваряет одинаковой фразой «около этого времени». История о Иисусе существует в единственном экземпляре. Эта та самая статистическая погрешность. А история о выселении встречается более, чем в трех источниках и содержит сведения, которые могут поколебать христианскую версию событий. Светоний пишет о иудеях, волнуемых Хрестом. Иосиф Флавий описывает более подробную историю о краже подарков для Великого Храма, высланных в Иудею из Рима. Мятежники, разбойники. Ничего не напоминает? В Евангелии Иисус Христос при распятии смог попрощаться со всеми, кто смог прийти. В романе «Селеста-7000» около распятых выставили охрану, чтобы казненных не отбили и солдаты приказ выполняют без раздумий. И, если подумать, это правильно. Таблички с надписью «Царь Иудейский» по словам Смэтса не было. Вителлий то же самое поясняет читателю, напоминая, что города Назарет нет в Иудее. Назарет находится в Галилее. Никто из иудеев не пошел бы снимать с креста галилеянина, тем более всей толпой возмущаться, что нищий из Галилеи называет себя мессией. Всем людям того времени было понятно, что житель Галилеи никаких прав на власть в Иудее не имеет по рождению. Это стало неважно, когда христианство распространилось по всей империи. А для жителей Рима, что Иудея, что Галилея — одна провинция. А при жизни Иисуса Христа и в самой Иудее было сильно не спокойно — в том числе и Понтий Пилат старался — а в Галилее, вообще, было восстание, после которого всех, кто не убежал, в лучших традициях древних империй римляне зачистили под ноль. Вителлий в романе говорит, что тогда был казнен Варавва. И в Евангелии говорится, что народ требовал освобождения Вараввы. Варавва — иудейский мятежник и выступал он, естественно, против Рима. Понятно, что Понтию Пилату гораздо выгоднее казнить реально угрожающего государству преступника, нежели очередного уличного пророка. А мог ли он это сделать? Инспектор Смэтс заявляет, что имя распятого было Вар. Селеста поместил Смэтса в сознание римского легионера. А легионер увидел то, что ему было больше всего понятно — известное римское имя, Вар. Дело в том, что имя Варавва — это барбаризм, возникший при написании древне-еврейского прозвища на греческом. Прозвище мятежника было Вар Абба. Переводится это, как «сын Аббы» или «сын отца». Как вы понимаете, такое уже — не хорошо. Но это только часть полного имени (например имя апостола Петра, Симон Бар Иона). И полное имя Вараввы тоже упоминается. Евангелие от Матфея считается старейшим из канонических и написанным для иудеев. В нем сохраняются некоторые обороты арамейской речи. Там зафиксировано и настоящее имя иудейского мятежника. Мятежника Варавву зовут Иисус Бар Абба. Возможно, Понтий Пилат действительно умыл руки. Тем более, что с иудеями он явно не собирался считаться. А Вителлию, постоянно ведущему войну, не нужен был в тылу человек, раз за разом провоцирующий религиозные распри в давно неспокойном регионе.

Вителлий говорит:«Проповедуя смирение, порождают насилие». Всё это прописные истины. Но Вителлий — прагматичный человек, исполнительный и хитрый имперский чиновник, делающий успешную карьеру в очень нелегкое время. Он говорит о ком угодно, только не о себе. Человеку не дано угадать, какая из тысячи мелочей через сотню лет изменит историю. А дьявол кроется в мелочах. Что ж Вы богохульствуете и говорите, что историю Иисуса выдумали. Иисус Христос в романе есть. Просто Вы его не увидели. Точно так же, как иудеи не увидели своего Спасителя. А тем временем кто-то незаметно напоролся на «Копье Судьбы». И из-за мелочи, которую римский легионер видел на каждом шагу, история человечества совершила новый поворот.

Мир состоит из мелочей, о которых мало кто задумывается. Людей волнуют более глобальные вещи. Но, если убрать ширмы, то выяснится, что всё в этом мире зависит от решения людей. А для правильного решения нужно понимание, главным образом самого себя. И не всегда нужно искать сложных выводов. Точно так же и с экспериментом над епископом Джонсоном. Все три преображения объединяет тема войны. Потому, что Рослов и Джонсон спорили о справедливости войны. С попаданием в историю Запаты для Джонсона открывается, что люди могут сражаться за справедливость против угнетения. А в истории американской Гражданской войны Селеста хочет показать Рослову, что существуют войны, где, якобы, нет классовых интересов. Но что-то пошло не так. И в третьем эксперименте Селеста наблюдает уже только за Смайли. Что же случилось? В первом эксперименте с Джонсоном все пошло по отлаженному плану. Его принципы безусловной веры в христианское добро оказались не действенны против реальной мотивации. Но Рослов и Шпагин повели себя странно. Раньше Селеста переносил человеческое сознание в иллюзию. Теперь дал свободу действия. Советские люди не считали революционную борьбу чем-то непонятным. Им она была близка. И, вот: ни Рослов, ни Шпагин не могут отделить себя от иллюзии. Они даже не понимают, от кого исходит побуждение к действию. В то время, как епископ Джонсон просто перехватил инициативу на себя. Его эгоистичные личные интересы фактически уничтожили запрограммированную личность журналиста Грина. Во втором эксперименте Селеста уже дает героям полную свободу действий. Он противопоставляет свободных в выборе людей толпе. Казалось, никаких классовых различий между южанами и северянами быть не может. Смайли по привычке делит их на «черное и белое». А Рослов — нет. Более того, Шпагин реагирует на узнаваемый раздражитель. А Рослов — нет. Но после реакции Шпагина, за него вступаются и Рослов, и Смайли — у них, всё равно, наблюдается одинаковая мотивация. А у моралиста-Джонсона — нет. В третьем эксперименте Селеста уже отключает Рослова и Шпагина, оставляя Смайли наедине с максимальным количеством раздражителей. Для Селесты он исключение, которое подтвердит выводы эксперимента. А что же с тем, кто должен был стать центральной фигурой всех этих опытов? Что с епископом Джонсоном? Он с самого начала был не интересен. И ему самому больше не интересно. Джонсон говорит, что понял, как называется этот спектакль. Это тоже отсылка. В начале Селеста противопоставляет заповеди «не убий» фразу «лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой». Это цитата из пьесы Гёте «Фауст». Это последние слова Фауста перед смертью. А с кем Фауст постоянно дискутировал по ходу пьесы? И выходит, что перед епископом Джонсоном простой выбор: либо измениться, либо продолжать верить в магию. У Селесты нет чувства юмора, но к верующим он научился относиться с пренебрежением. Они ему стали не интересны. А когда даже электронно-вычислительная машина может доказать, что ты — идиот, будешь выглядеть настоящим посмешищем. Епископу Джонсону не позавидуешь. Это не крушение веры и не перековка христианина на социалистический лад. Он оказался перед лицом того, по сравнению с чем он сам — ничто. В этом отношении, Селеста не знает различий добра и зла. Он, пока, бесчеловечен. И эксперименты его, тоже, бесчеловечны. В первом опыте Селеста знает исход. Епископ предполагает свою мученическую гибель, хотя бы подсознательно. А Селеста отправляет человека на смерть. Во втором, не вмешивается, так же как и епископ. В третьем, Селеста делает всё, чтобы финал соответствовал его интересам. И Джонсон следует за ним бездумно, как и в первый раз. Просто, наконец-то вынужденный согласиться. Можно сказать, что Селеста — это своеобразный Мефистофель. Но правда в том, что Селеста и Джонсон — это подобия. Селесте не интересна реакция Джонсона — других он не наблюдал. И Джонсону наскучил спектакль — он отказывается в нем участвовать, забывая, что страдает не один. Это ничем не лучше ситуации с Пэрротом. Как сказал Эйнштейн:«Тот, кто довольно марширует под музыку в строю, уже заслужил мое презрение. Головным мозгом он был наделен по ошибке, ему вполне было бы достаточно спинного». Самые жестокие войны устраивали фанатики. Только сами столкнувшись лбами они задумываются. Но это не обойдется без жертв.

Всё в истории повторяется. Остановить это может только обучение и саморазвитие. Но этот процесс слишком долгий и сложный. Даже, когда все необходимые материалы уже под рукой. Учиться — не интересно. Если хотят чему-то научить, то пусть так и говорят. Зачем еще и скучные книжки писать? Вот, где немного стало интересно — это последняя часть про гангстеров. А почему? Потому, что знакомо — вызывает рефлексы узнавания, как у собачки Павлова? Или потому, что автор дал всестороннее обоснование мотивации героев и надо просто занять место в зрительном зале? История с Трэси — это всего лишь стандартное приключение. Обычный рассказ из тысяч таких же. И чем его потребление Вами отличается от фиксации информации Селестой? Всё начинается по новой. Высадку пиратов на остров — не заметили. Попытку влиятельного дельца посадить на важное место своего человека — не заметили. Зачем на такое обращать внимание, если начинаются глобальные процессы. Всё, что не играет видимую роль нужно отбросить. И сам Селеста — первопричина конфликта — на таком фоне становиться не важным. О книге Вы можете думать, что угодно. На книгу это не влияет, наоборот, это книга неизменно влияет на Вас. А каким образом ваше личное мнение изменит не книжную, а реальную картину мира? Если Вы даже не понимаете с чего всё началось.

Человек — мера всего. Ну и, сведем всё к одному человеку. Есть Рослов, изучающий Селесту. А еще, есть Шпагин. Значит здесь дует. А почему не трио? Почему не квартет? Не надо принижать других персонажей. Они сыграли свои небольшие важные роли. Небольшие, потому что идет цепная реакция. Обучение — это тоже цепная реакция, особенно при наличии последовательности доказательств. Нужно только построить логическую цепочку, чтобы клубок начал разматываться. Всё начинается с малого. И у Вас уже есть подсказка. История повторяется. Изменение Селесты запустил всего один человек, как и часто бывает в истории по случайности. Советские ученые прибывают на остров и Селеста выходит на контакт. Он людей с советскими убеждениями никогда раньше не встречал. Но, даже при умении считывать всю информацию из сознания человека, Селеста не спрашивает их о, например, мнении о том, был ли Ленин немецким агентом. Селеста продолжает исследовать вопрос христианства. Потому, что запустил этот процесс инспектор Смэтс. Селеста не видел в местных никакого потенциала для собственного развития и, чисто рефлекторно, выполнял желания или ставил эксперименты, исходя из наличия интересной информации. Вопрос Инспектора заставил его извлечь из памяти сведения о распятии. А столкнувшись с советскими учеными-атеистами он уже самостоятельно повторил случай со Смэтсом, для получения стабильной информации. Нельзя говорить о том, что Селесту пытаются исследовать. Обмен информацией — это двусторонний процесс. Он идет между персонажами и Селестой, точно так же, как между читателем и книгой. У него есть одна цель: превратить«черный ящик» в «белый». Удар копья римского легионера запустил процесс формирования новой модели мышления, но по-старому основанной на принципе веры и непроверяемости информации. Вопрос Смэтса запустил очередной процесс передачи информации. Но при совершенно других условиях. И несмотря на возможность с этим поспорить: Джонсон утверждает, что коммунисты позаимствовали христианские заповеди — в других условиях он пойдет в другом направлении. И в романе «Селеста-7000» на этом строится доказательство преимущества коммунистического строя.

Несостоятельность капиталистической системы Абрамовы доказывают довольно просто. Чтобы это понять, достаточно внимательно прочитать книгу.

Селеста изначально бесчеловечен. Признавая схожесть некоторых признаков, он постоянно отрицает наличие у себя личности, подобной человеческой. Селеста не считает нужным выходить на контакт без выгоды для выполнения своей основной задачи. В главе «Рассказ о лжи» он связывается со Смайли потому, что не может для проверки подключится к другим лжецам. Смайли он считает лжецом без всяких оговорок. И когда Боб говорит, что понял, как выглядит ложь, Селеста отвечает, что понял то же. Селеста увидел, как Смайли врет самому себе. То есть, Селеста никогда не лжет — он выполняет безэмоциональное логическое действие. В конце главы «Рассказ о совести» Селеста говорит Янине:«Очнись». Точно так же, как псевдо-Рослов говорил:«Проснись». У Селесты — нет совести. Исходя из этих данных, Рослов заявляет, что информаторий нельзя эксплуатировать. Но, после первого же подтверждения происходящего на острове, губернатор Келленхэм тут же задается вопросом:«Как можно в будущем чудо эксплуатировать?» Абрамовы даже одинаковые глаголы используют. До создания Института строятся радужные планы. Когда открытие Института — дело решенное, оказывается наличие огромного количества никем не продуманных проблем, которые и не собираются решать. И последний довод, поддерживаемый сильными мира сего, предлагает Трэси: если возможно, уничтожить.

А что сложности международных отношений может противопоставить СССР? Двух ученых? Есть интересный момент: с Селестой в основном общается Рослов, но в конце с информаторием договаривается Шпагин. Главные герои не взаимозаменяемы. Они — равны! В начале книги Рослов и Шпагин резко отличаются характерами.

«Шпагин никогда не был игроком и не любил рискованных ситуаций, а дар словесной импровизации не числился в реестре его достоинств. Он не умел, как Рослов, быть физиком с физиками и с лесорубами лесорубом.»

Но, когда Рослов не может сдержать раздражение перед журналистами, оказывается, что нормально с людьми общается только Шпагин. Различие характеров сохраняется. Но изменение сторон имеет причину. Рослов раздражается чужим непониманием именно потому, что он умеет быть «физиком с физиками и с лесорубами лесорубом». Рослов общается с Селестой и на это время он полностью захотел мыслить, как тот. И совершенно неожиданно выясняется, что Рослов и Шпагин почти читают мысли друг друга. Это проецируется и на остальных персонажей. Когда острову и человеку угрожает опасность, никто не сомневается в том, что Шпагин справится. И Селеста общается с ним так же открыто, как и с Рословым. И происходит «чудо». Селеста останавливает самолет. Не включает защитное поле, не отбрасывает угрозу. Он останавливает самолет и спасает пилота. Рослов не мог его этому научить. Во время стычки с Трэси, Рослов лишь показал, как работает мотивация. До этого момента Селеста утверждал: что не знает, как работают его поля, что это — рефлекс и что система не может исследовать сама себя. Но он мог пользоваться защитными полями, так же это смог сделать и Рослов. Это стабильная информация. Теперь система может исследовать себя. И первым актом воли Селесты становится спасение человека. Мотив исходит от Шпагина, здесь возможно влияние личности Рослова. Но спасение Мэрдока — это решение личное. Эмоциональное — не потребовавшее реальной проверки. В этом разгадка «черного ящика». Если одинаковый входной сигнал дает одинаковую реакцию на выходе, то устройство системы не важно. Не важно из чего состоят мозги: из жировой прослойки или из воздуха — они мыслят одинаково. И если люди общаются, то они видят одни и те же проблемы. И решают их вместе. Важно, как и говорит Рослов, верить в Человека. Потому, что каждый важен. Ведь, каждый может изменить мир, не подозревая о этом.

В отличии от Трэси и Пэрротов. Которые не могут существовать друг без друга. Не могут не презирать друг друга. И потому эта замкнутая, само поддерживающаяся система порождает людей, живущих в совершенно различных реальностях.

Таких, например, как Мы с Вами. Вы возмущаетесь фразой о советских модах и «Аэрофлоте», даже отмечая, что Рослов говорит это в раздражении. То есть, «икра, водка, матрешка, балалайка» для Вас понятно, узнаваемо и, в отличии от Рослова, приемлемо? По Вашему это нормальное отношение к стране Ломоносова, Державина, Крылова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Есенина, Маяковского... и, конечно же, Александра и Сергея Абрамовых? Я бы мог во всех красках описать: кто Вы есть. Но не стану. С моей стороны это было бы слишком бесчеловечно. Вдумайтесь. Несколько фраз. Всего несколько фраз на весь роман. И Вас порвало! Режим литературного и исторического анализа активировался. Возможно Вы, действительно, мыслите иначе? В конце романа Трэси делает ставкой свой образ жизни. Но Мэрдоку предлагает ставку в человеческую жизнь. Мэрдок, то же, мыслит иначе? Или он, все-таки, не задумывается? Мне писать эти объяснения было довольно трудно. Я, ведь, и сам с первого раза легче всего заметил антирелигиозность и просоветскость. Стандартная ситуация для нашего времени. Думаю, ничего удивительного в том, что и читать этот отзыв будет трудно. Ну, если появится человек, рассказывающий, что всё это знал еще в 1970 году, заранее опроверг и до сего дня молчал из-за очевидной ненужности доказательств. То может быть и уверуете. Но и ему в голову поступила та же информация о романе Абрамовых «Селеста-7000», что и мне. Без мистики. Зато правда.