Владимир Набоков «Картофельный Эльф»

Цирк!

В плохом смысле.

Героям Набокова сопереживать в принципе не нужно, этого в авторском замысле нет и не предполагалось. У него и героев-то, как правило, нет – так, манекены, ярко раскрашенные, попадающие в постановочные ситуации. Но тут нам подсунули героя-карлика, и мне сразу вспомнился Тирион Ланнистер. Точнее даже, актёр Питер Динклейдж, упоминавший в интервью, что ему всегда хотелось играть реальных людей, а не комических карликов.

Набоков вывел нам типичного, нелепого героя-карлика, настолько незамутнённого, что попахивает дебилизмом в медицинском смысле. Как будто умственно и психологически он тоже этакий «получеловек». Его трудно назвать даже сообразительным. Ничем нельзя объяснить его паталогический инфантилизм. Он не какой-то там изнеженный барчук, его психику никто не оберегал – и он ещё в раннем детстве должен был узнать, почём фунт лиха. И если не поумнеть, так озлобиться. Но волею автора герой чист и невинен, как в первый день творения; это такая бумажная, ненастоящая личность, клоун на подмостках – на протяжении всего рассказа мы будем наблюдать, как он попадает в глупые и нелепые ситуации и остаётся в дураках. Сопереживать этой фальшивке невозможно, наблюдать за этим всем со стороны, свысока – тоскливо. И это раскрытая психология? Набоков в принципе антипсихологичен, ему пофиг на людей – он просто наряжает свои куклы словесами, расставляет в причудливые жизненные коллизии, а потом описывает получившийся ландшафт, упоенно подбирая «изысканный декор» (фуу, какое мерзкое получилось определение) для абсолютно театральных, вымороченных чувств. Единственное, что по-прежнему интересно в Набокове – сам подбор слов: то, как он оформляет ими движение, рисует границы мира. (Иногда — то, как он строит сам рассказ. Но не в этом случае). Сто процентов техники при абсолютном нуле содержания.

Выстроен рассказ опереточно. Финальные эпизоды с набегающей толпой театральны до отвращения, финальный финт предугадывается задолго до, и вообще очень типичен для Набокова

В общем, ниже пятёрки рука не поднимается поставить – потому что развешивать слова автор мастер. Но по большому счёту весь этот рассказ – фальшивое, ненужное враньё.

Великолепный фокус! Сам фокусник Шок его несомненно бы одобрил.

Написать рассказ про цирковых артистов, в котором цирка не будет практически вовсе. Только как отправная точка для совершенно чеховского по своему строю сюжета. И я это лишь приветствую. С раннего детства терпеть не могу цирк. Мне всегда казалось странным смеяться и радоваться грустным, печальным вещам. Цирковых было очень жалко, как не может не быть жалко несчастного Картофельного Эльфа.

В этом рассказе Набоков меньше внимания уделяет деталям, хотя и жонглирование ими прекрасно. Больший акцент делается на фрактальной сложности сцепку мелких и мельчайших событий, причинно-следственные связи тянутся друг за дружкой, как сплетенные разноцветные платочки из рукава фокусника. А последний из них будет черным.

Не боясь громких слов, это шедевр в малом эпическом жанре.

И, безусловно, звонкая звукопись фраз бесконечно прекрасна.

Цирк!

У одних он ассоциируется с чудом, ожиданием представления с фокусами, у других – с дурачеством клоунов, у третьих – с красотой гимнастов и эквилибристов. И многое многое другое. Только рассказ Набокова об изнанке, о тени жизни цирковых актёров.

В произведении есть место и юмору и любовной геометрии и магии да неожиданным поворотам, но более – раскрытой автором психологии, помноженной на красивый чувственный язык повествования. Дрессированные звери, ограниченные ареной, будут закрыты в клетках, а люди, в свою очередь, зажаты рамками малого роста, но не талантов, временем выступления сегодня здесь, завтра – там, а более чувствами и обязанностями. И вовсе не светла жизнь под шатром.

Вспоминаются рассказы “Гуттаперчевый мальчик”, “Девочка на шаре” и “Allez!” и даже клип Кристины Агилеры “Hurt”. Тонкий жизненный и яркий рассказ.