В рамках 32-й Московской международной книжной выставки-ярмарки состоялось награждение лауреатов премии «Terra Incognita». В своем выступлении председатель жюри премии историк и писатель Алекс Бертран Громов сказал: «В числе сегодняшних награждаемых, люди разных занятий и профессий, которые оказывают положительное влияние на наше будущее. Благополучие и развитие общества неотделимо от состояния культуры и искусства, понимания нашего наследия, истории и настоящего, от осознания как ценности достигнутых высот, так и необходимости не останавливаться на достигнутом. Каждая эпоха нуждается в тех, кто, не боясь, опережает свое время. Они, заглядывая вперёд, расширяют возможности своими неординарными идеями и способностями, высокими достижениями и активной деятельностью, проявленной в различных сферах науки, искусства и культуры, а также в служении прогрессу общества».
В номинации «Проза Европы» лауреатом стал прославленный французский писатель Фредерик Бегбедер, автор романов «99 франков», «Любовь живет три года» и других мировых бестселлеров. Принимая награду, Фредерик Бегбедер обратил особое внимание на эмблему премии – путеводную звезду, розу ветров, смысл которой интернационален и понятен без перевода.
В номинации «Поэзия времён» премию получил поэт Илья Резник, который представил свой новый сборник «Молитва» и прочитал на церемонии стихи по мотивам знаменитых слов апостола Павла о первенстве любви во всём.
В номинации «Запечатлённая эпоха» наградой был отмечен член Совета Федерации Федерального собрания России Сергей Митин, который недавно выпустил книгу воспоминаний «Игемон» о недавних событиях отечественной истории и людях, с которыми ему довелось работать.
В номинации «Проза России» премию получил писатель и журналист, главный редактор «Вечерней Москвы» Александр Куприянов, автор романа «Истопник», написанного на основе реальных событий и посвященного драматическим страницам истории ХХ века.
В номинации «Книги и люди» была награждена Марина Каменева, руководитель книжного магазина «Москва».
В номинации «Душа и разум» премией был отмечен журналист и телеведущий Вадим Верник, главный редактор журнала «ОК!», недавно выпустивший сборник бесед с выдающимися деятелями культуры «Книга победителей».
В номинации «Просветительская деятельность» премия присуждена музею Большого театра. Выступая на церемонии, директор Лидия Харина отметила особую значимость награды, поскольку уникальные коллекции этого музея, демонстрируемые на выставках по всему миру, пока еще недостаточно известны в России.
Во время недавней Московской международной книжной ярмарки столицу посетил французский писатель Фредерик Бегбедер. Одной из задач его визита было представить отечественным зрителям новый фильм «Элефант», в котором автор бестселлеров сыграл одну из ролей. Но главный подарок достался, конечно, читателям. Они смогли не только вживую увидеть создателя культового романа «99 франков», но и узнать, что с будущего года на русском языке начнет выходить составленная им книжная серия.
— По каким же критериям вы выбираете книги для своей русскоязычной серии?
— Есть только один настоящий критерий – это удовольствие. Мы все разные. И когда мы встречаемся с произведением искусства, мы все реагируем по-разному… Это с одной стороны – случайность. С другой – это чудо. Если вы здесь, вы можете встретить это чудо. Вы еще этого не знаете, но возможно вы встретитесь с тем, кто расскажет вам – о вас. А мы с нашим проектом, который мы готовим, еще не знаем, это чудо случится или нет. Потому что эту встречу предсказать нельзя. То есть, мой собственный опыт, он очень эгоистический. Я выбираю книги, потому что они лично меня заставили либо плакать, либо смеяться. И вот мы подумали, возможно, кто-то из читателей почувствует то же самое…
— А поймет ли русский читатель современную французскую прозу, тем более, не слишком попсовую, мейнстримовую, а, так сказать, новейшую, остросоциальную, да еще со столь любезным вам «беспокойным» юмором?
— Когда пьешь с русским, никогда не знаешь, он хочет сейчас тебя поцеловать или ударить.
— Вы коммунист?
— Нет, как и вы, русские. Но связанные с этим эмоции, романтизм, энтузиазм всё равно дороги моему сердцу. И непредсказуемость ваша мне тоже очень симпатична.
«Они не хотели меня здесь видеть (не только в жилмодуле, но и на планете), однако страховочная компания потребовала моего присутствия: не только чтобы выбить из клиентов побольше деньжат, но и потому, что я записывал все их разговоры, хотя и не отслеживал не требующиеся для работы, которую выполнял с ленцой.
Однако компания получит доступ к записям и выудит из них все, что сумеет продать. Нет, людям об этом не говорят. Но все это знают. И ничего с этим не могут поделать…
Система безопасности все записывает, даже внутри спальных отсеков, и я все это вижу. А потому лучше притворяться роботом. Оверс и Арада были парой, а вели себя и вовсе как единое целое. Ратти, их лучший друг, питал неразделенные чувства к Пин-Ли, однако без глупостей…»
Марта Уэллс. Отказ всех систем
Написанные в форме дневников («Отказ всех систем» и «Искусственное состояние») описания приключений и размышлений мыслящего андроида неуловимо напоминают классические авантюрные романы. Но здесь действие не просто происходит в Будущем, но и подается не совсем с человеческой точки зрения.
С первых строчек разворачивается динамичный сюжет (неизвестная планета, неведомо откуда взявшееся чудовище и нечто загадочное с официальными данными, тайные злодеи и злоумышленики) и параллельно идут комментарии того самого андроида, касаемо как людей, так и корпораций, жаждущих заработать и сэкономить на оборудовании (поэтому многое так несложно взламывается).
Главный герой взломал свой модуль контроля и теперь волен сам в своих поступках. Как он сам представляет, ошибочно его самого и подобных (конструктов) представлять наполовину ботами, наполовину людьми, и считать при этом, обе их эти половинки живут сами по себе. И только половинка бота послушно выполняет приказы владельца, а вот человеческая – жаждет взбунтоваться и сбежать.
Итак, люди попали в сложную и смертельно опасную ситуацию, и их защитником и единственной надеждой на выживание является тот самый андроид, который именует себя Киллерботом. Еще недавно ему было лучше, когда люди считали его роботом. А вот в этой ситуации людям удобнее считать его человеком, который пытается им помочь.
После успешного (хотя относительно непредсказуемого) завершения первого приключения главный герой во втором отправляется выяснять одно из обстоятельств своего прошлого и попутно знакомиться с ботом – ГИКом исследовательского корабля.
На досуге (людям сложно себе представить, сколько же у андроидов досуга) герой смотрит сериалы с развлекательных каналов, поскольку эти выдуманные персонажи ему нравятся больше, чем те люди (большинство из них), с которыми приходиться работать.
«Я вновь отправил кораблю запрос с тем же предложением, что и первому своему транспорту, — сотни часов сериалов, книг и музыки, включая новые программы, которые я скачал по пути, в обмен на проезд. Я назвался свободным ботом, возвращающимся к человеку-опекуну. «Свободный бот» — обманчивый термин. В некоторых некорпоративных сообществах боты считаются гражданами, например в «Сохранении», но им назначают опекунов-людей. Конструктов иногда относят к ботам, а иногда к смертоносному оружию (а это не самая приятная категория). Вот почему я свободен, живу среди людей всего семь циклов, включая полет на грузовом корабле, а мне уже необходим отпуск».
«Огромное сияющее небо Лос-Анджелеса, яркое, как в самый ясный полдень. Вот что оно означает для тебя и для меня, подумал Джейсон. Для нас двоих, сколько бы ни прошло времени. Всегда будет так, как сейчас, потому что мы – шестые. Мы оба. Независимо от того, догадываются об этом другие или нет.
А они не догадываются, мрачно отметил он, наслаждаясь черным юмором этой мысли. Ибо то, что знали они, не знал больше никто. Так было задумано. Изначально. Даже сейчас, когда все пошло кувырком… По крайней мере с точки зрения дизайнеров. Великих браминов, которые все рассчитали и… просчитались. Сорок пять лет назад, когда мир был молод, и капельки дождя сверкали на давно исчезнувших японских вишнях Вашингтона, округ Колумбия. И сам благородный эксперимент пах весной. Хотя и не долго…»
Филип К. Дик. Пролейтесь, слезы…
Для полноты ощущений перед первым прочтением этого романа не стоит подробно интересоваться как биографией самого Дика, так и его последующими после него писательскими метаморфозами. Достаточно представить себе, что читаешь обычный приключенческий (отчасти криминальный) роман с детализированной психологической составляющей. Ну, вот такова она окружающая реальность, которое вполне может получиться из нашей через несколько недолгих десятилетий... Каково оно — выпасть не просто из своего круга (ну, это бывает), а выпасть из самого себя, оказаться не собой прежним (с кругом знакомств и развлечений), а просто несуществующим. И — получить взамен лишь, к чему оказался способен, потеряв большие деньги и известность, рискуя собственной шкурой. В книге присутствуют нестандартные (с точки зрения того самого общества) персонажи, у каждого из которых — есть свои иллюзии. Но вот одна из главных проблем той реальности — не только в том, что она недружественна к студентам, бедным и прочим, а еще в том, что иллюзии (хоть иногда их можно охарактеризовать как не сбывшиеся надежды) даже у небедных и причастных к власти — не совпадают и получается разочарование. И в итоге приключений – то самое одиночество главного героя.
Но, может виновато общество, желавшее всех (особенно студентов в подземных убежищах под крупными университетами) заставить жить по своим правилам, заботливо приберегая для недовольных исправительно-трудовые лагеря. Но потом не будет и их…
«Вы, шестые, подумал про себя Бакмэн, не очень-то жалуете друг друга. Генералу уже приходилось сталкиваться с подобным отношением, и это его всегда удивляло. Элитная группа, созданная для поддержания моральных стандартов общества. На деле же они превращались в ничтожества – и все лишь потому, что терпеть не могли друг друга…
Мысль о том, что они имеют дело с целой группой шестых, не давала генералу покоя. Не утешало и то, что шестые, как правило, действуют в одиночку…
— Организуйте постоянное наблюдение за всеми шестыми. Если не удастся взять под контроль всех, организовать слежку за теми, кого удалось вычислить».
«Сидней Джордж Рейли вполне мог считаться «эталонным врагом» советской власти, и в галерее многочисленных недругов большевиков его портрет наверняка висел бы на самом видном месте. Еще бы — английский разведчик, то есть «шпион», в 1918 году он вместе с английским же дипломатом Робертом Брюсом Локкартом готовил военный переворот в Москве и собирался арестовать и убить Ленина, Троцкого и других вождей пролетарской революции.
Сам Рейли, впрочем, утверждал, что вождей убивать не собирались — их всего лишь хотели без штанов провести по московским бульварам на потеху публике. Что же касается переворота, то его подготовку он никогда не отрицал. Более того, похоже, что роль нового «диктатора» он примерял именно на себя — уже составлял список министров нового правительства и размышлял: «Если артиллерийский лейтенант смог раздуть тлеющие угли французской революции, то почему бы лейтенанту разведки не стать диктатором Москвы?» Наполеон всегда был его кумиром.
За этот заговор в Советской России Рейли приговорили к расстрелу. Заочно. Он смог скрыться и еще несколько лет строил всяческие козни против большевиков, которых называл не иначе как «сволочами». Делал он это часто беззаветно, по идейным соображениям. Собственно, и в последнюю миссию в СССР он, скорее всего, отправился по душевному порыву, потому, что ему показалось — наконец-то в России появились люди, реально готовые свалить «сволочей».
Евгений Матонин. Сидней Рейли. Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы
Книга посвящена человеку-загадке, множество мифов о жизни которого до сих пор существуют, хотя в последние половину века опубликовано множество исторических свидетельств, опровергающих их. Неслучайно Рейли называли «человеком ниоткуда» — ведь до сих нельзя со 100 % уверенностью сказать, когда и где он появился на свет и какое тогда ему дали имя.
Часть мифов о себе наверняка придумал сам Рейли, не лишенный не только тщеславия, но и здравого прагматизма – ведь помимо политических интриг он организовал и участвовал в различных коммерческих делах, и среди прочего – стал одним из основателей первого аэродрома на территории Российской империи.
Все слышали о приключениях Джеймса Бонда. А между тем его создатель, Ян Флеминг, стал сочинять самый первый свой роман о приключениях агента 007 после бесед со знакомыми уже покойного Рейли, которые и рассказали Флемингу колоритные подробности о приключениях «супершпиона» и «короля разведки» в разных странах.
Одна из поистине увлекательных историй описывает поездку Рейли по заказу британской секретной службы в Персию и проверке данных о перспективах добычи персидской нефти.
В Персию Рейли прибыл представитель некой фирмы, которая производит лекарственные средства. В персидской столице обаятельный и хитроумный Рейли бывал в гостях у персидских вельмож и даже министров, собирая в разговорах по крупицам нужную информацию, и покинул страну, подготовив обстоятельный доклад (никем так и не обнаруженный, как и документы о самой поездке) о важности нефтяных разработок в Персии для мировой экономики.
В тексте рассказывается о мемуарах последней жены Рейли Пепиты Бобадильи и книге Локкарта «Ас шпионажа», а также – как с середины 60-х прошлого столетия формировался образ Сиднея Рейли в советской культуре (фильмы «Операция “Трест”», «Заговор послов», «Крах операции “Террор”», «Синдикат-2», «20-е декабря»). Отдельная тема – были Рейли убит чекистами или супер шпион все же смог сбежать?
«В октябре 1927 года некий бывший белогвардеец, нелегально перешедший из СССР в Польшу, заявил, что Рейли сидит в Орловском тюремном централе. В 1928 году — опять же в Польше — говорили, что он сбежал из тюрьмы, организовал партизанский отряд и борется с большевиками
В 1931 году некий британский чиновник утверждал, что встретил в одном из портов Ближнего Востока советского моряка, свободно говорившего по-английски. Он рассказал, что его фамилия Рейли, что он сидел в тюрьме, затем бежал, устроился матросом на судно и добрался до Ближнего Востока. Теперь ему нужны одежда и деньги. Доверчивый чиновник помог ему, и «Рейли» бесследно исчез.
В это же время появились слухи, что Рейли согласился работать на советскую разведку и был направлен в Китай. Бывшего британского разведчика «видели» то в Персии, то в Сингапуре, то в США.
Робин Брюс Локкарт пишет, что Палата общин британского парламента несколько раз требовала от правительства «надавить» на советские власти, чтобы прояснить судьбу агента, но из этого тоже ничего не вышло. Правительство отделывалось отговоркой, что никаких дополнительных сведений о нем нет. Алексей Ксюнин в 1931 году патетически восклицал: «Англичанина, который хотел спасти Россию, оплетали липкой паутиной продажные провокаторы — свои же русские».
Джордж Хилл, работавший во время Второй мировой войны в Москве, тоже пытался найти какие-нибудь следы своего друга и коллеги, но и ему это не удалось. Впрочем, он слышал, как какой-то сотрудник НКВД рассказывал, что Рейли все это время сидит в тюрьме, где он уже давно сошел с ума. Хилл рассказу не поверил и правильно сделал.
По данным того же Робина Брюса Локкарта, последний раз по официальным каналам запрос о том, что произошло с Рейли британские представители направляли советским властям весной 1956 года, во время визита в Великобританию председателя Совета министров СССР Николая Булганина и 1-го секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. Но ответа не получили. Впрочем, в СССР вскоре начали постепенно приподнимать завесу тайны над судьбой Рейли. Хотя делали это очень медленно».
«Императрица Мария Александровна, супруга императора Александра II, родилась в Дармштадте 27 июля (8 августа) 1824 года. Родители ее были гросс-герцог Дармштадтский Людвиг II и гроссгерцогиня Вильгельмина, рожденная принцесса Баденская, родная сестра императрицы Елисаветы Алексеевны, супруги императора Александра Павловича. У них было трое сыновей и одна дочь, принцесса Мария Максимилиана Вильгельмина Августа София, будущая российская императрица. Два старших брата принцессы Марии, наследный принц Людвиг и принц Карл, были на много лет старше принца Александра, родившегося в 1823 году, и принцессы Марии, которая была только годом моложе принца Александра, с ним она и провела детство свое и юность, была с ним чрезвычайно дружна, и эта дружба и близость сохранились во всю их жизнь. Воспитанием своих детей заведовала сама гросс-герцогиня Вильгельмина; она была умная и очень образованная женщина…»
Дмитрий Арсеньев. Жизнеописание императрицы Марии Александровны. 1838–1854
Дмитрий Сергеевич Арсеньев, появившийся на свет в 1832 году и, проживший долгую жизнь при четырех императорах: Николае I, Александре II, Александре III и Николае II, после окончания Морского кадетского корпуса, прослужил 34 года во флоте. Фундаментальный том представляет собой воспоминания адмирала Арсеньева, участника Среднеазиатских походов и Крымской войны, ставшего с 1864 по 1885 год воспитателем и попечителем младших сыновей императора Александра II и императрицы Марии Александровны, великих князей Сергея и Павла Александровичей. В тексте книги описана биография будущей императрицы с 1841 (с момента знакомства царевича Александра Николаевича с будущей женой) по 1855 год (до начала Крымской войны), еще при жизни Николая I. Воспоминания были написаны на русском языке, в них включены вставки из подлинных писем на французском, к которым прилагается перевод. Историкам удалось установить и год создания машинописного экземпляра воспоминаний – 1914, через несколько месяцев, 14 сентября 1915 года Арсеньев умер в Царском селе. Текст «Жизнеописания» никогда не публиковался и хранился в архиве.
В одной из глав описывается времяпровождение цесаревны в Дармштадте, занятия с Жуковским и личное знакомство цесаревны с Гоголем и ее отношение к нему. «В то время приехал в Дармштадт к В.А. Жуковскому Гоголь и оставался там довольно долго. Жуковский очень любил Гоголя, которому очень покровительствовал с самого начала его литературной деятельности, и был с ним в самых близких и дружеских отношениях. Жуковский представил царевне Гоголя, который прочел ей некоторые из своих сочинений. К сожалению. Мы не имеем сведений об этих чтениях и о беседах царевны с Гоголем, но на известно, что она очень высоко ценила Гоголя, сознавала все его значение для России и вполне понимала смысл слов: «горьким смехом моим посмеются».
В тексте уделено внимание как деятельности императорского двора, так международным событиям, среди которых была февральская революция в Париже в 1848 году и меры, принятые Николаем I, а также – нюансы отношения Англии и Франции к Российской империи в 1853 году, начало военных действий против Турции, и переписка между Наполеоном III и Николаем I, Высочайший манифест 9 февраля 1854 года, объявление Англией и Францией войны России. В приложении приводятся ранее не публиковавшиеся архивные документы, рассказывающие о последующих годах жизни императрицы Марии Александровны, том числе: письма императрицы Марии Александровны к графине Антонине Дмитриевне Блудовой и письмо графини А. Д. Блудовой о настроениях в семье покойной императрицы Марии Александровны.
«Братья же цесаревича, Константин, Николай и Михаил Николаевичи, были гораздо моложе его и в то время (1839) были еще детьми. Воспитателем цесаревича, когда ему наступило 7 лет, был избран полковник Мердер. Он был в то время лучшим педагогом в военноучебных заведениях и отличался рыцарским благородством, нравственностью и любовью к воспитательской обязанности. Он не был человеком ни великого ума, ни даже большого образования, но с очень добрым сердцем; и он отдался всецело воспитанию цесаревича и уходу за своим воспитанником и горячо к нему привязался. Цесаревич тоже его всем сердцем полюбил и когда генерал Мердер в 1834 году скончался, то цесаревич искренно и долго о нем горевал. Но главным деятелем в воспитании и образовании цесаревича, душой этого великого дела был избран наш знаменитый поэт Василий Андреевич Жуковский. «Певец во стане русских воинов», автор «Светланы», и гениальный переводчик германских баллад, и творец стольких прелестных стихотворений, в свое время всеми любимых и всем известных, он до появления Пушкина (которому он был покровителем и другом) был нашим первым и любимым поэтом. Императрица Мария Фёдоровна (которой он посвятил столько прекрасных стихов) давно его знала и еще в 1818 году рекомендовала сыну своему, великому князю Николаю Павловичу, как профессора русского языка и литературы для его невесты — великой княгини Александры Фёдоровны. В этих занятиях с нею Жуковский скоро приобрел расположение своей ученицы, а затем глубокое уважение и ее супруга, будущего императора Николая I, и сделался у них близким и любимым человеком. Когда же цесаревичу Александру Николаевичу минуло 7 лет, то государь назначил Жуковского наблюдателем над учебной частью воспитания цесаревича и преподавателем ему русского языка, причем Жуковскому была вверена вся духовная и умственная часть воспитания цесаревича. Генерал Мердер совершенно подчинился нравственному преобладанию, верховенству и превосходству Василия Андреевича и под его влиянием, рука об руку с ним, честно и самоотверженно вел свое дело. Жуковский умел с самого начала оживить учебные занятия цесаревича и сделать их ему занимательными и не скучными…»
«Дезфуль действительно был похож на рай. Уехав из заснеженного и холодного Хамадана, мы оказались в сказке, где на зелёных деревьях росли мандарины, апельсины и лимоны. Весь город благоухал ароматом весенних цветов, а запах эвкалиптовых деревьев по-настоящему опьянял. В то время, когда хамаданцы укутывались в одежду потеплее и мёрзли на холоде, жители Дезфуля ходили в футболках.
Улицы города были оживлёнными, взрослые и дети куда-то шли, разговаривали друг с другом и жили своей повседневной жизнью. Помню, что, посмотрев на них, я подумала, что Дезфуль, должно быть, очень большой город, но затем убедилась в обратном.
Проехав несколько улиц, мы увидели разрушенные дома со следами разрывов снарядов. Окна были разбиты, а асфальт и дороги – разворочены. Улицы, деревья – всё говорило о том, что в этот город пришла война».
Бехназ Зарабизаде. Голестан, 11
В основе этой книги – подлинная история, записанная автором воспоминания Панахи-ханум, вдовы иранского генерала Али Читсазийана, погибшего во время Священной обороны. Так в Иране называют ирано-иракскую войну 1980-1988 годов. Драматическим событиям тех лет посвящен обширный пласт документальной и художественной прозы, ряд произведений которой уже выпущен и на русском языке.
В книге переплетены судьбы отдельных людей и судьба всей страны. Трагическая тень войны нависает над каждым счастливым мгновением. А ведь генерал и его супруга очень молоды, книга начинается с их первой встречи, сватовства и свадьбы. Торжество получается скромным, не время для пышных празднеств, ведь каждый день приносит печальные вести о гибели друзей или родственников. Впрочем, в ворчании бабушки, негодующей, что для невесты не купили подобающее платье, тоже заключена сила духа – наперекор всем горестям должно быть место и красоте, и любви, и празднику.
Мало времени для счастья было отмерено главным героям, меньше двух лет. В них были планы на будущее, мечты обустроить свой собственный дом, пусть непритязательный, – о скромности генерала недаром ходили легенды – но непременно уютный. Была и кажущаяся теперь удивительно счастливой жизнь в прифронтовом городке, где почти каждый час выли сирены воздушной тревоги. И ожидание рождения первенца. Но были и пугающие предчувствия.
«Телефон, который вчера звонил без перебоя, в тот день молчал как онемевший. Мне даже показалось, что кто-то его отключил. Я сидела в страхе, что сейчас кто-нибудь подойдёт ко мне и скажет:
– Фереште… Случилась беда…
Хоть я и старалась скрывать своё беспокойство, наблюдая за подозрительным поведением других членов семьи, я понимала, что что-то не так. Каждый словно существовал в своём мире и чем-то себя отвлекал, а я изо всех сил боролась с постоянно подкатывающим к горлу комом. Каким же тяжёлым выдался тот четверг, который так и не стал для меня долгожданным облегчением.
В пятницу утром за мной неожиданно приехал отец. Уже сам этот факт меня очень насторожил, ведь папа никогда не приезжал за мной в дом Хаджи Садега. Увидев его, удручённого какими-то мыслями и пытающегося что-то скрыть, я утвердилась в мысли, что произошло нечто очень страшное. Добрые глаза отца выдавали его беспокойство.
– Фереште, сегодня к нам придут гости, приедет твой дядя, и мама попросила привезти тебя домой, чтобы пообедать в семейном кругу…»
«Характерной для Конева была тщательная подготовка операций. Он стремился по возможности работать по организации боевых действий непосредственно на местности, хотел видеть поле боя своими глазами и требовал этого от всех подчиненных.
В одном из своих приказов он отмечал, что командиры должны быть в боевых порядках войск, ближе к бойцам. Это придает им уверенности, поднимает доверие к командирам, усиливает наступательный порыв.
С началом наступления И.С. Конев с небольшой оперативной группой и средствами связи обычно находился в боевых порядках передовых соединений, выполнявших важные задачи, что позволяло ему постоянно ощущать дыхание боя, лично влиять на войска и оперативно реагировать на изменения обстановки. В сложной ситуации он сохранял выдержку, самообладание, проявлял высокую требовательность.
Как известно, в сентябре 1944 года он отстранил от должности командира чехословацкого корпуса генерала Я. Кратохвила и назначил вместо него генерала Л. Свободу (что являлось прерогативой союзных стран).
Следует отметить, что в годы войны потери войск фронтов, которыми командовал Конев, нередко были большими. Так, в Ржевско-Вяземской операции 1942 года Калининский фронт потерял 341 тыс. человек, из них убитыми – 123 тыс. Во Львовско-Сандомирской операции потери войск 1-го Украинского фронта составили 289296 человек, из них безвозвратные – 65 тыс. Велики были потери и в Берлинской операции. Но не стоит забывать и о том, что сражаться приходилось с сильным противником. И не обладай Конев талантом стратега, потери его войск, вероятно, были бы еще большими».
Евгений Малашенко. Командующие фронтами и армия в годы Великой Отечественной войны
Автор книги был генерал-лейтенантом в отставке, в годы войны командовавший взводом и разведротой, являвшийся начальником разведки полка и воздушно-десантной дивизий. В тексте представлен весь высший командный состав Красной Армии, включая командующих фронтами, начальников штабов фронтов, командующих всех армий – общевойсковых, танковых, авиационных и армий противовоздушной обороны (ПВО), принимавших участие в Великой Отечественной войне, подробно рассказывается обо всех 43 командующих фронтами, 280 военачальниках – командовавших армиями и 63 – начальниках штабов фронтов. Автор уделяет внимание анализу состава и численности наших фронтов, и приводит данные о советской армии военного периода. Наибольшая численность Действующей армии была летом 1943 года и насчитывала 6 миллионов 816 тыс. человек, что составляло половину общей численности Вооруженных Сил страны. Использованы архивные документы и мемуары маршалов и генералов, рассказывается о важнейших сражениях.
«Вспоминая взятие Кракова, Иван Степанович Конев отмечал, что командование фронта отказалось от ударов артиллерии и авиации по городу. Оно не ставило задачи перерезать последний путь отхода гитлеровцев, иначе потом долго пришлось бы выбивать их оттуда, что привело бы к разрушению города. Обходными маневрами город был взят в кольцо, для противника оставался открытым только путь на юг. С выходом же немецких частей за пределы города по ним были нанесены мощные авиационные и артиллерийские удары, их атаковали и преследовали передовые отряды соединений.
Такими же умелыми обходными действиями, применяя широкий маневр, Коневу удалось овладеть Силезским промышленным районом и не допустить его разрушения…
И.С. Конев был мастером окружения и разгрома крупных группировок противника. Тех самых знаменитых «русских клещей», которых так боялись гитлеровские генералы. Об этом свидетельствуют окружение и уничтожение в короткие сроки корсунь-шевченковской и бродской группировок противника, гарнизона Бреслау, разгром крупной франкфуртско-губенской группировки и на заключительном этапе войны – пражской группировки противника.
Маршал Конев и войска 1-го Украинского фронта сыграли значительную роль в Берлинской операции и овладении Берлином. 1-му Украинскому фронту была поставлена задача разгромить группировку противника в районе Котбуса и южнее Берлина и содействовать войскам 1-го Белорусского фронта в овладении Берлином. Как известно, при утверждении решений Сталин снял разграничительную линию между фронтами на городе Люббен. Это создавало возможность 1-му Украинскому фронту стремительными и маневренными действия войск создать выгодные условия для удара с юга на Берлин.
17 апреля, на второй день Берлинской операции, когда прорыв гитлеровской обороны войсками 1-го Белорусского фронта проходил трудно, и их продвижение на Зееловских высотах замедлилось, Ставка дала Коневу указание танковыми армиями нанести удар по Берлину с юга, которое тот воспринял с нескрываемой радостью. Им немедленно были поставлены задачи: 3-й гвардейской танковой армии в ночь на 21 апреля ворваться в Берлин с юга, 4-й танковой – овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина».
«Персидская держава непосредственно граничила с Индией, и поэтому вполне естественным кажется вопрос, привлекали ли Ахемениды в свои армии контингенты боевых слонов. Можно с полной уверенностью утверждать, что во времена Ксеркса персы не использовали этих животных в военных целях. В противном случае царю, собравшему для похода в Грецию все военные силы своей империи, ничего не мешало бы включить в их состав какое-то количество огромных зверей. Однако вполне вероятно, что о возможности боевого использования слонов персы знали, и сами сталкивались с ними на полях сражений. По крайней мере, если верить Ктесию, в 529 г. до н.э. индийцы привели слонов на помощь своим союзникам дебрикам, с которыми начал войну Кир Великий. Слоны обратили в бегство персидскую кавалерию, при этом сам царь оказался сброшенным с лошади. Один из сидевших на слоне индийцев поразил его дротиком в бедро. От полученного ранения Кир и скончался спустя некоторое время…
Достоверное сообщение о слонах в составе персидской армии принадлежит Арриану, который утверждает, что накануне генерального сражения при Гавгамелах индийцы привели Дарию 15 голов этих животных. По мнению П. Бриана, у персидского царя могли быть не только 15 слонов».
Андрей Банников. Эпоха боевых слонов (от Александра Великого до падения персидского царства Сасанидов)
В этом поистине энциклопедичном научном издании приводится как общие сведения об этих животных, так систематизированные античные сведения, в том числе – об организации военных подразделений и способах противостояния этим могучим животным. Так «против слонов использовали особые серпоносные колесницы, которыми управляли два закованных в броню всадника-клибанария, вооруженных длинными копьями и сидевших на покрытых панцирями конях… Согласно Элиану, римляне использовали свиней против слонов Пирра и только благодаря этому одержали в войне полную победу».
На римских монетах (в текст включено множество иллюстраций) изображался Юпитер на колеснице, запряженной слонами. Римляне использовали слонов в войне с македонским царем Филиппом. Но прошли века и уже в византийских источниках VI столетия слоны уже не упоминаются в качестве военной силы.
В 633 году начались вторжения арабов-мусульман в Персидское царство – одним из отрядов захватчиков был занят пограничный персидской город Хира, который располагался на правом берегу Евфрата. В последующие два с небольшим года мусульмане вели боевые действия с Византией, и в 633 году отряды мусульман дошли до среднего течения Евфрата. Существует предание, что в одной их схваток в окрестностях руин Вавилона предводитель арабов Мусанна лично убил слона, который был боевым слоном в персидской армии.
В одном из сражений, произошедшем неподалеку от Вавилона, в бою сошлись персидская (авангардом командовал полководец Бахрам) и арабские (под командованием Абу-Убайда) армии. Когда персидская армия подошла к Евфрату, Бахрам предложил Абу-Убайде самому выбрать берег, на котором будет сражение. Араб выбрал персидский берег, очевидно, рассчитывая, чтобы река была у его армии за спиной. Во время атаки арабов персидский слон, схвативший хоботом мусульманского командующего, швырнул на землю и затем затоптал. Увидев это зрелище, арабы дрогнули и побежали. Сражение получило название «Битва у моста».
Боевые слоны, ставшие частью вооруженных сил династии Сасанидов, упоминаются в сведениях о недругах Римской империи. Так в жизнеописании императора Александра Севера указывается о его схватке с персидским царем Арташиром I, причем римский источник указывает, что в армии персов было не менее 120 000 кавалерии, 1800 боевых колесниц и 700 слонов. Но, как считают современные историки, владыка Рима решил в документах преувеличить численность армии своего врага, его колесниц и слонов.
Какова же была слава и запоздалые иллюзии императорского Рима, дошедшие до нас в различных источниках? «В период поздней империи колесница, заряжённая слонами, служит символом победы, одержанной над персами. Этой почести решением сената удостоился император Диоклетиан, устроивший в Риме триумфальное шествие по поводу 20-летия своего правления... И действительно, после Диоклетиана ни один римский император не мог использовать этот символ победы над восточным соседом во время своего триумфа: Константин I умер в самом начале новой войны с персами; Констанций II после всех поражений, понесенных им на Востоке, не имел для этого никаких оснований и во время своего триумфа проехался по Риму на колеснице, запряжённой лошадьми; Юлиан, Иовиан, Валентиниан I и Валент вообще не справляли в Риме триумфов; Феодосий I не добился в борьбе с персами сколько-нибудь заметных успехов, а Гонорий и все последующие императоры Западной империи уже не вмешивались в восточные дела. Поэтому триумфальная колесница, которую в III — IV вв. везут по Риму слоны, — это изобретение современных исследователей, загипнотизированных измышлениями автора Истории августов, рожденными, по всей видимости, воспоминаниями о триумфе Диоклетиана».
«С начала августа, как только «Илья-пророк два уволок», все свое жаркое, легкое и веселое — нежное утро и солнечный полдень, купанье, теплые вечера и сладкие ягоды — утомившееся лето с готовностью предлагало осени, а та, не обращая внимания, собирала свой собственный тяжелый обоз с яблоками, овощами и грибами, вода остывала, страсти стихали, стыд, слезы и разочарования растворялись на мелководье, и, выпроводив к сентябрю отдыхающих, Клязьма продолжала движение ровнее, холодной сине-стальной полосой подчеркивая разгорающийся осенний пейзаж.
Сейчас август был на исходе и летнее изнеможение должно было бы проникнуть повсюду, но как раз в этом году своевольная природа не захотела заметить конец лета и упрямо продолжала свое: короткий дождь вечером, ночью прохлада и отдохновение, а уже с утра и до самого почти вечера — сухой летний жар и безоблачное небо. Маленькие заводи были по-прежнему уютны, травянистый берег и лесные поляны теплы, а желтизна почти незаметна. Народ разъезжался по городам, а более всего в пыльную Москву, со стоном…».
Юрий Лавут-Хуторянский. Клязьма и Укатанагон
В этом романе характерные и узнаваемые приметы как реальности, так и тех смысловых пластов, которые нынче принято создавать на ее основе, соседствуют с чистейшей фантасмагорией. Реальность – сочная, красочная, житейская, на зависть иному деревенщику. Фантастическая составляющая сочетается с ней без тени противоречия, хоть и разделена книга на две части, те самые «Клязьма» и «Укатанагон».
Но на самом деле именно житейское, с отсылами к нулевым и девяностым, с памятью о еще более ранних временах, повествование переполнено фантасмагорией до краев. Все эти чаепития в саду с домашними котлетами и неминуемым «покрепче», разговоры немудреные, хлопоты вокруг скотины и птицы – всё имеет свою непознаваемую тень. Иногда она вырастает, заслоняя бытовуху, иногда отступает – магические реализм во всей пугающей красе.
Так что, когда дело доходит до обнаружения, кто тут чей эксперимент вселенской грандиозности, и куда деваться теперь с этим знанием, — тенью загадочной становится именно житейская сторона дела. Не обязательно человеческая…
«Наступили беспощадные и разрушительные «двадцать лет ненависти», в огне которых погибли миллионы СНТ, а «натура» потерпела катастрофическое поражение. Два фактора одновременно способствовали как огромному числу жертв, так и окончанию избиения: перед этой страшной войной были созданы Архивы Человечества, обеспечивающие восстановление уничтоженных «синтетиков», а второй — это принятый СНТ принцип «непротивления злу насилием». Ожесточенная собственными преступлениями, теряющая в себе человеческое, деградировавшая «натура» объявила мир. Просто перестала воевать. Казалось, сама прежняя природа человека сдалась и в отчаянии махнула на все рукой.
Но, как всегда во всех бойнях и сражениях, результат, настоящий исторический результат, состоял не в том, кто победил, не в зверских разрушениях или богатой добыче победителя, а в том, что незаметно вызревало на обочине и, пользуясь представившейся возможностью, готовилось расцвести и занять разреженное жизненное пространство. В возникшем тяжелом и горьком перемирии, стараясь забыть так и не сведенные счеты, и «синтетика», и «натура» с удивлением обнаружили начавшуюся молодую и неукротимую Цифровую Трансформацию Человечества».
«Наверное, каждый из нас хотя бы однажды видел запуск ракеты, если не воочию, то по телевизору или на одной из многочисленных видеозаписей в Интернете. Это очень красивое и завораживающее зрелище. Не менее красивы и старты летающих моделей с пиротехническими двигателями, разве что размер самой ракеты в этом случае поменьше. Пуски летающих моделей всегда собирают множество зрителей, с восторгом наблюдающих за появлением в небе дымных росчерков от реактивных движков».
Александр Касперович. Строим летающие модели ракет. Кладовая опыта
Ракеты бывают самые разные, от огромных до относительно небольших, таких, которых можно собрать и запустить самому и насладиться зрелищем полетам. В советские время многие подростки мастерили причудливые механизмы, собирали различные устройства и запускали модели ракет. Автор этой книги занимается постройкой моделей ракет более полувека и рассказывает, как построить ракету и какие бывают модели ракет. Помимо стендовых моделей-копий, предназначенных лишь для того, чтобы где-то красоваться, есть летающие модели с реактивным двигателем.
Как высоко может подняться в небо ракета? По словам автора книги, это зависит от множества факторов: массы модели, выбранного типа двигателя, погоды на полигоне. В случае правильно построенной модели — высота полета может достигать трехсот метров.
Оказывается, летающую модель ракеты не так уж сложно построить: корпус из ватмана (вес небольшой), приклеиваются стабилизаторы, обтекатель, двигательный отсек, парашют. Далее – предстартовая подготовка и на полигон. Отдельные главы посвящены усовершенствованным моделям (со встроенной видеокамерой) и контурным копиям боевых и космических ракет, а также – ракетопланам с жестким крылом.
«В своем ракетомодельном хобби значительную часть времени я отдаю строительству моделей – контурных копий боевых и космических ракет. Для создания полноценной копии, со всеми мелкими деталями, у меня не хватает ни опыта, ни терпения, и ни умения, конечно. А контурная копия позволяет мне достаточно точно определить масштаб, сохранить необходимые технологические решения и сделать модель если у не максимально, то очень похожей на копируемую ракету. Интересно оценить и аэродинамические свойства такой модели. О нескольких построенных мною контурных копиях реально существующих ракет я расскажу в этой главе.
Модели – контурные копии советских боевых ракет тактического и оперативно-тактического назначения «Луна-М» и Р-17 («Скад») никаких сложностей в изготовлении не представляют – корпуса изготавливаются из ватмана в три слоя, конический головной обтекатель – из пластикового фужера для шампанского. Если у вас есть чертежи настоящих ракет со всеми размерами, масштабирование не представляет особого труда. Но чаще всего чертежей нет…»
Соседи по Галактике: Антология / А. Громов, А. Александер, К. Сарсенова, А. Санти, А. Марков, О. Дыдыкина, О. Шатохина, М. Муноди, В. Штром, Д. Федотов, А. Васенов, Д. Соколов, А. Макаренко, Н. Стремитина; сост. А. Громов. — М. : Терраарт, 2020.– 512 с.: ил. – (Terraart). ISBN 978-5-413-02095-1
Аннотация:
Вселенная — безгранична, но соседи — повсюду... У вас есть только шанс выбрать получше... Для тех, кто может и хочет. Хорошо отправляться в путь, захватив с собой уютное жилище, родную улицу с тротуаром и даже любимую клумбу. Хочешь улететь с Земли? Спроси меня как. Но даже имеющий возможность в любой момент обновить и улучшить собственный организм, способен затосковать по настоящей дружбе и верности. Техника открывает небывалые возможности, смешивая эпохи и пространства. Инопланетяне тоже умеют мечтать о далеких краях. Вместо привычных соседей на этажах или парковках вы можете встретить их. Начнется ли новая жизнь, когда они прилетят сюда? Это ближе и быстрее, чем вы думаете!
Четыре моих материала по истории ХХ века. Будет интересно тем, кто любит историю живую и отчасти закулисную.
...Лаврентий Берия не был абсолютным злом. Не был и тайным демократом. Берия не был ни верным рыцарем вождя народов, ни главным участником всех не существовавших заговоров и тем более — даже потенциальным организатором военного переворота…
Понятие «враг народа» возникло еще во времена Древнего Рима – к примеру, римский сенат объявил врагом народа императора Нерона. Новую известность оно обрело в эпоху Великой французской революции. В революционной России, по иронии судьбы, эти слова – «враг народа» — произнес бывший тогда министром юстиции Временного правительства Александр Керенский, выступая в марте 1917 года перед делегацией Черноморского флота. Вскоре после победы Октябрьской революции выражение «враги народа» употребил в своей речи и сам Ленин…
Впоследствии эти слова обрели широкую и печальную известность. В разряд «врагов народа» попадали писатели и ученые, герои Гражданской войны и заслуженные революционеры. Последним, кто был официально объявлен «врагом народа», оказался сам Лаврентий Берия...
...Какую роль в СССР играли мафия, теневая экономика, подпольные миллионеры и хозяева нелегального бизнеса? Или люди, подобные подпольному миллионеру Александру Ивановичу Корейко из «Золотого теленка» могли существовать лишь в первые годы советской власти? Нет, даже во время Великой Отечественной войны в СССР находились реальные «великие комбинаторы». Самым успешным из них — до своего ареста — был Николай Максимович Павленко, создатель самой грандиозной аферы в истории Красной армии и СССР. Павленковская биография до сих пор вызывает споры у историков, и вопрос — кто был его покровителем...
"...Сикорский говорит, что они смогут сформировать армию в Иране в лучших, чем в СССР, условиях.
— Мы мешать не будем, — говорит тов. Сталин. — Если поляки не хотят здесь воевать, то пусть прямо и скажут: да или нет… Я знаю, где войско формируется, так там оно и останется… Обойдемся без вас. Можем всех отдать. Сами справимся. Отвоюем Польшу и тогда вам ее отдадим. Но что на это люди скажут…"
После этого представители польского правительства стали добиваться скорейшего выполнения достигнутого в Москве в декабре 1941 г. соглашения о выводе части военнослужащих в Иран.
Сама эвакуация армии Андерса началась 15 января 1941 года, и поскольку была недостаточно четко организована, то проходила неэффективно, срывая планируемые ранее сроки.
Многие из эвакуированных поляков, ранее оказавшихся в советских лагерях, болели разными болезнями и нуждались в медицинском уходе. И, помимо солдат и офицеров, в Иран отправлялись также польские женщины и дети, о которых надо было позаботиться. В Советском Союзе, ведущем смертельную борьбу с нацистами, возможность оказания помощи полякам (в том числе – и в переброске армии в Иран) в это время была ограничена.
В ходе первого этапа эвакуации армии Андерса на иранскую территорию (продлившегося до конца марта 1942 года) из Советского Союза в Иран прибыли 31 488 военнослужащих польской армии и 12 400 гражданских лиц.
...Но в штрафном батальоне на легендарном полуострове Рыбачий Рудакову удалось отличиться. Во время атаки была захвачена немецкая минометная батарея, и Рудаков организовал ее немедленное применение уже против немцев. В следующем бою он был ранен, после чего трибунал принял решение о снятии с него судимости и возвращении звания капитан-лейтенанта. Он командовал батареей в сухопутных войсках. В его тогдашней характеристике говорилось: «За время пребывания в батарее показал себя как один из лучших офицеров в руководстве управления своими подчиненными.
Инициативный, находчивый, рассудительный офицер. Повседневно борется за насаждение воинской дисциплины, организованности и порядка среди личного состава взвода. Товарищ Рудаков вел огонь прямой наводкой по огневым точкам противника с дистанции 400–600 метров. В результате стрельбы было повреждено 7 амбразурных дзотов, 16 жилых землянок, подавлен огонь двух 75-мм орудий противника, стрелявших прямой наводкой по переднему краю нашей обороны. Огнем своего взвода тов. Рудаков три раза поддерживал действия наших разведгрупп».
Вне всяких сомнений, Рудаков оказался счастливчиком, поскольку уцелел во время морской катастрофы, а потом сумел успешно продолжить карьеру, несмотря на трибунал и штрафбат.
«- Нам нужно объединиться, — сказала бабушка, — у меня был роман с мужчиной с Урана. Но он был, конечно, не зеленый. Он был ярко-фиолетовый и очень красивый, особенно на желтом фоне. У него было всего три руки, но мое увлечение прошло, когда я поняла, что девушка, отправившаяся кататься ночью с трехруким мужчиной, совершенно беззащитна. Ну, две руки я остановила, но третьей была предоставлена полная свобода движений. Когда я вернулась домой, с меня можно было хоть отпечатки пальцев снимать! А потом…
— Заткнись, женщина! – прикрикнул дедушка. – У нас тут настоящая проблема.
— Я когда-то была влюблена в мужчину с Меркурия, — задумчиво сказала мама, — там очень тепло, и поэтому он все время как будто… дымился. Это было лестно, но потом он мне объяснил, что это его естественное поведение, никак не связанное со мной. Он был… вишневый. И вообще походил на кусок раскаленной стали, вынутый из горна. Но потом, Генри, я познакомилась с тобой и забыла про него».
Рэй Брэдбери. Марсианские хроники. Полное издание
Книга открывается двумя авторскими предисловиями — 1990 и 1997 годов. В них по-разному рассказывается, как Брэдбери в июне 1949 года приехал в Нью-Йорк и в разговоре с ним редактор сказал о том, что «мне кажется, что вы уже написали роман... А вот эти ваши марсианские рассказы... Ведь там же есть некая общая нить? Может быть, вы их как-то пришьете друг к другу, вроде как соберете мозаичный гобелен, троюродный брат романа?». Далее следует хронология, сами «Марсианские хроники» (датировки в названиях рассказов: январь 2030 — октябрь 2057) и послесловие «Как я написал свою книгу». В нем Брэдбери описал свои размышления о том, что он стал бы сам делать, если бы его увезли за миллионы миль от понятной и безопасной жизни. «Я понимал, что буду бояться одиночества, времени, даже своего существования. Что опасаться стоит не только за землян, но и за марсиан, потому что марсиане — близкие родственники индейцев, а я хорошо помнил, что мы сделали с индейцами. Нужно было учесть интересы обеих сторон, а еще просчитать, как можно будет увезти на Марс религию, и обдумать расовую проблему, и представить, что будут делать социологи, которые знают все и обо всем и захотят составить всякие графики и диаграммы».
Почему спустя почти семьдесят лет с момента выхода первых «Марсианских хроник» они не устарели и новые поколения открывают их для себя? Ведь это – истории не только о путешествии (переселении) и даже не всегда о марсианах, а о нас, людях. А людям интереснее читать о таких же, как они, но в иных условиях.
Второй раздел книги – «Иные марсианские хроники» — включает рассказы «Одни», «Запрещенные», «Призраки Марса», «Синяя Бутылка», «Они были смуглые и золотоглазые» и другие... В завершающую часть («Неканонические хроники») вошли: «Некоторые из моих друзей – марсиане» (откуда взята первая цитата), «О скитаниях вечных и о Земле», «Ракета», «Бетономешалка», «Лети домой»... В последнем рассказе (датированном далеким 1952 годом) описано, что же нужно сделать прилетевшим на Марс землянам, чтобы не бросить все и не вернуться быстро обратно — сделать уголок родной планеты, за который можно держаться, чтобы не чувствовать одиночества.
«- Командир, члены экипажа на нашем корабле родом из четырнадцати маленьких городов. Их так специально отбирали. На этой улочке из каждого городка взято по одному зданию. Бармен, священники, бакалейщик, все тридцать человек экипажа второй ракеты – из этих городков.
— Тридцать? Не считая спасательного экипажа?
Психиатр не без удовольствия пробежался взглядом по лестнице на балкон, по запертым дверям. Одна из них чуть приоткрылась, и в щелочке мелькнуло на мгновение прекрасное синее око.
— Каждый месяц мы будем привозить все больше огней и городов, все больше людей – больше земного. Все должно быть знакомое. То, что знакомо, здравому уму на пользу. Первый раунд мы выиграли. Не будем стоять на месте – будем выигрывать и дальше».
«В 2009 году, во время Новогодних награждений, Пратчетт был посвящен в рыцари. В 1998 году он получил Орден Британской Империи за заслуги в области литературы, и многие согласятся, что награда была им полностью заслужена.
Литературная карьера Пратчетта началась задолго до «Цвета волшебства», первого романа о Плоском мире, вышедшего в 1983 году. Его первый роман, «Люди ковра», увидел свет в 1971 году. Первое издание сейчас стало предметом вожделения любого коллекционера. Что мы можем узнать об авторе из этих ранних работ? Как из них появились романы о Плоском мире?
Это касается скорее жизни сэра Терри Пратчетта, чем Плоского мира, и об этом вы узнаете из этой книги. И наоборот, Плоский мир настолько всеобъемлющ, книг и сопутствующих материалов так много, что в конце книги я привел подробную библиографию для безнадежных фанатов (приложение С). Там не только перечислены книги, которые необходимо приобрести, но и продемонстрированы объем работы, проделанной Пратчеттом, и количество энергии, которую его издатели, агент и разные художники вложили в создание коллекционных изданий. Это видно и из приложения А, где указаны экранизации (в основном телевизионные мини-сериалы) книг Пратчетта. Все они достойны упоминаний и для многих фанатов служат чудесными дополнениями к книгам».
Крейг Кэйбелл. Терри Прачетт. Дух фэнтези
Книга посвящена не просто рассказу о творческом пути знаменитого фантаста, но и тщательному анализу его знаковых точек. Автор в первых же строках признается, что не ставил себе задачу написать подробную биографию Пратчетта или же создать такой текст, который сможет претендовать на некое место во вселенной Плоского мира. «Эта книга восхваляет писателя-фантаста, душа которого принадлежит нашему, реальному миру. Способность вызывать у аудитории сочувствие к своим героям и миру вокруг них и стала причиной его популярности».
Чтобы исполнить этот замысел, Крейн Кэйбелл решил сравнить жизнь Пратчетта, создателя удивительного Плоского мира, населившего его самыми разными персонажами, непосредственно с фэнтези, которое тот писал. И вот перед читателем разворачивается галерея реальных событий, совмещенная с калейдоскопом вымышленных характеров. Но в первую очередь Кэйбелл рассматривает характерные черты самих жанров фэнтези и научной фантастики, напоминая, чем они отличаются друг от друга.
Он обращается к произведениям, ставшим уже классикой, от «Войны миров» Уэллса и «20 тысяч лье под водой» Жюля Верна до «Хроник Нарнии» Льюиса и, конечно, как же без него, «Властелина колец» Толкина. А потом размышляет, почему же к жанровым авторам до сих пор многие критики относятся с предубеждением, считая того же Пратчетта каким-то недостаточно почтенным писателем, несмотря на грандиозные тиражи его произведений. И это притом, что любовь к загадкам и готовность пощекотать себе нервы вымышленными страхами, которые всё-таки «лучше ужасов реальности, современных или древних» — более чем традиционные сюжетные инструменты. Они так хорошо сочетаются со старинной музыкой Томаса Таллиса, которую любил остроумный и парадоксальный Пратчетт.
Книга – не только о Пратчетте – авторе «Плоского Мира» и других фэнтези, но и о том, что он реально сделал для земной природы и людей. В 1990 году был создан Фонд спасения орангутангов (которые очень близки к людям) Прачетт стал одним из членов плавления. Через пять лет он снял документальный фильм, повествующий о любви к этим животным и рассказу об их образе жизни.
Отдельная глава издания посвящена книгам для детей. Это трилогия о номах, трилогия о Джонни Максвелле и детская книга с картинками «Где моя корова?», причем Прачетт сам к ней сделал несколько иллюстраций. Среди романов не о Плоском Мире – книга «Народ, или Когда-то мы были дельфинами» — рассказ о подростке Мау, его взрослении, о том, как он оказывается на острове Мальчиков. Он должен вернуться оттуда не позже, чем через месяц, оставив на острове свою детскую душу…
«В «Темной стороне солнца» очень много роботов разных классов. Встретив в тексте металлических насекомых, нельзя не вспомнить роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Вопрос о вере, затронутый Пратчеттом в первом научно-фантастическом романе, напоминает о паранойе, желаниях и самоанализе, описанных в романе Филипа Дика. Я ни в коем случае не предполагаю, что Пратчетт копирует чей-то стиль, просто это показывает его способность задуматься о высшем существе и последствиях столкновения с Ним.
В «Темной стороне солнца» немало симпатичных отрывков, но все же этот роман слишком близок к жанру фэнтези, чтобы стать великим научно-фантастическим произведением. Зато – и это важно – этот роман стал своеобразным упражнением в жанре, к которому не принадлежат романы о Плоском мире. Пратчетту неуютно в рамках научно-фантастического романа, и он понял это именно при написании этой книги. В ней есть некоторые элементы, напоминающие о Плоском мире, например, впервые появляется Страшдество, фэнтези рвется из этого романа наружу, но Пратчетту понадобилось написать еще одну книгу, чтобы понять, что научная фантастика – не его жанр. Это произошло еще через пять лет, когда вышла «Страта» (1981).
«Страта» – очень интересная книга для любого, кто анализирует жизнь и творчество Пратчетта. Во-первых, Плоский мир виден в ней куда четче, чем в «Людях ковра», а во-вторых, в ней можно найти немного информации о том, чем занимался Пратчетт в это время.
В 1980 году Пратчетт бросил журналистику и перешел на работу в Центральный совет по выработке электроэнергии. Он стал пресс-атташе трех (или четырех, если верить словам его друга Сэма Фарра) атомных электростанций. Он открыто говорил, что написал бы об этом книгу, если бы мог рассчитывать, что ему кто-то поверит. Например, ходили слухи о человеке, которого он называл Фредом. Якобы этот Фред однажды спустил ядерные отходы в унитаз, и это вызвало множество проблем. Потом нашелся достаточно храбрый – или достаточно опытный – человек, который рискнул очистить канализационный резервуар на АЭС. Если это правда (что подтвердило бы страхи Пратчетта – в такое мало кто может поверить), то эта история наделала бы много шума и вызвала бы к жизни обсуждение безопасности атомных электростанций. Пратчетт работал там восемь лет (до 1987-го), а потом вдруг осознал, что романы о Плоском мире приносят ему больше денег, чем работа пресс-атташе».
«Нари поджала губы. Она терпеть не могла, когда спрашивали о ее родословной. Хотя немногие назвали бы ее красавицей — все же годы жизни на улице превратили ее в девушку куда более худосочную и неопрятную, чем предпочитали мужчины, — но ее блестящие глаза и острые черты обычно задерживали на себе взгляд. И, задержавшись, взгляд скользил выше, примечая пряди черных, как смоль, волос и необыкновенного цвета глаза — «противоестественно» черные, говорили некоторые, и тогда уже возникали вопросы.
— Как сам Нил, я рождена в Египте, — заверила она.
— Ну да, ну да, — паша дотронулся до своей брови. — Мир твоему дому.
Он нырнул в дверной проем и ушел.
Арслан решил задержаться. Собирая свой гонорар, Нари чувствовала на себе его взгляд.
— Ты понимаешь, что только что нарушила закон? — спросил он грубо.
— Простите?
Он подошел ближе.
— Закон, глупая. Колдовство подлежит преследованию по закону Османской империи.
Живя в Каире под османским игом, Нари столько раз приходилось иметь дело с напыщенными турецкими чинушами вроде Арслана, что она не смогла сдержаться.
— Значит, повезло мне, что главными стали франки».
Шеннон А. Чакраборти. Латунный город
Иметь сверхспособности – это, конечно, хорошо. По крайней мере, так кажется большинству. У героини этого романа, юной девушки по имени Нари, они есть. Нари способна понимать с первой фразы любой незнакомый язык. А еще она умеет улавливать малейшие признаки болезни и безошибочно ставить диагноз. Ей бы выучиться на врача… Но Нари живет в Египте времен наполеоновского завоевания, то есть на исходе XVIII века, а значит, шансов получить образование у нее нет.
Нет у нее и семьи, которая бы поддерживала и защищала её. Она не знает своего происхождения. Единственная связь с предками – странный язык, который никто не понимает, ни соседи, ни чужестранцы. Нари зарабатывает себе на жизнь знахарством, ей приходится и лгать, и мошенничать. А еще тайно проводить древние обряды изгнания духов, вселившихся в людей. Сама она не верит ни в джиннов, ни в магию, но плата за обряд – целая корзинка монет, отказываться не приходится.
И вот во дворе заброшенного дома вокруг больной девочки собрались многочисленные родственницы и соседки. Звучит ритуальная музыка, Нари напевает древние обрядовые песни – и вдруг решает спеть одну из них на том самом загадочном языке, который помнит с детства. Но как-то очень уж странно реагирует на него одержимая…
А возвращаясь домой, Нари оказывается в центре бурных событий и узнает, что джинны существуют не только в сказках. Да и сама она, похоже, не совсем человек, и это смертельно опасно. Укрыться можно лишь в Латунном городе, столице джиннов, но туда еще надо добраться.
«Нари выглянула из листвы. Над оазисом пролетело неведомое существо, казавшееся огромным на фоне тонких деревьев, и приземлилось рядом со спящим дэвом. Оно смахивало на чью-то больную галлюцинацию, которую можно было описать как дикую помесь старика, зеленого попугая и комара. Ниже груди похожее на птицу, существо кивало головой, как курица, и вышагивало на толстых пернатых ногах с длинными когтями. Выше его кожа (если это, конечно, считалось кожей) была покрыта серебристой чешуей, которая переливалась при ходьбе, отражая свет заходящего солнца.
Оно остановилось и расправило свои руки-крылья в фантастическом блестящем оперении. Каждое перо цвета лайма было с нее ростом. Нари хотела выскочить и предупредить дэва. Существо разглядывало его, как будто не замечая Нари, что ее вполне устраивало. Однако если дэва убьют, она навсегда застрянет в этих песках.
Пернатый человек издал птичий звук, и у Нари все волоски на теле встали дыбом. От его трели дэв проснулся, избавляя Нари от принятия непростого решения. Он поморгал и заслонился ладонью от света, чтобы разглядеть, кто перед ним.
— Хайзур! — воскликнул он. — Слава Создателю, как я рад тебя видеть!
Тот протянул дэву свою изящную руку, и они по-братски обнялись. У Нари глаза на лоб полезли. Так это его дожидался дэв?
Вдвоем они устроились на ковре.
— Я прилетел, как только получил твой сигнал, — прокудахтал птицечеловек. Язык, на котором они говорили, был не дивастийским. Он был полон прерывистых стаккато и гортанных уханий, как птичий щебет. — Что случилось, Дара?
Дэв поник лицом.
— Лучше один раз увидеть. — Он поглядел по сторонам и остановил взгляд на укрытии Нари. — Выходи, милая.
Нари вспыхнула от негодования. Мало того, что ее так легко обнаружили, так еще и отдают распоряжения, как собачонке. Но все-таки она развела в стороны ветки, вышла из кустов и присоединилась к ним.
Птицечеловек повернулся к ней, и у нее чуть не вырвался вскрик: серый тон его кожи напомнил ей о гулях. Он совсем не сочетался с его мелким, розовым и почти хорошеньким ртом и аккуратными зелеными бровями, сраставшимися посередине лба. У него были бесцветные глаза и седой пушок на подбородке.
Он вылупился на нее в ответ, удивленный не меньше самой Нари.
— Ты… со спутницей, — сказал он дэву. — Я не критикую, однако, Дара… не думал, что люди в твоем вкусе».
«Убеждение, что с помощью магии (порчи, приворота, сглаза) можно «испортить» государя, устойчиво жило в сознании людей XVIII века. Они искренне верили, что Екатерина I с А. Д. Меншиковым Петра I «кореньем обвели», что сам Меншиков «мог узнавать мысли человека» и что мать Алексея Разумовского – старуха Разумиха – «ведьма кривая, обворожила» (в другом следственном деле – «приворотила») Елизавету Петровну к своему сыну Алексею Разумовскому.
Борьба с магией как видом государственного преступления опиралась на нормы Соборного уложения и Артикула воинского. Эти законы выделяли три разновидности таких преступлений. Во-первых, преследовалось всякое колдовство (чародейство, ведовство, чернокнижие), а также заговоры своего оружия, намерение и попытки с помощью «чародейства» нанести кому-либо вред. Во-вторых, наказаниям подлежали богохульники, говорившие «непристойные слова», надругавшиеся над христианскими святынями или совершавшие хулиганские действия в церкви. В-третьих, политический сыск пресекал совращение православных в язычество, раскол и вероотступничество».
Евгений Анисимов. Держава и топор: царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке
В главе, посвященной государственным преступлениям того времени, подчеркивается, что они понимались, прежде всего, как преступления против государя, а потом уже против государства. В тексте описываются не только сами процедуры расследований (в то и числе такие хитроумные методы, как спаивание обвиняемых и запись после этого) и допросов, но и пыток (и их орудий) и казней, многие из которых были связаны с членовредительством (отрезанием языка и т. д.). В тексте также уделяется внимание и тому, какую роль при расследованиях играли отечественные правители, кто из участвовал лично (Петр I), а кто предпочитал находиться во время допроса за ширмой, и ответы на какие именно вопросы в первую очередь интересовали верховную власть.
В ходе больших процессов, когда столица (а часто и другие города) империи ожидала неминуемых арестов, ползли самые разнообразные, часто вымышленные слухи о предстоящих репрессиях и расправах, жертвами которых мог стать любой приятель, родственник, сослуживец или просто знакомый уже арестованного.
Последняя глава издания посвящена тюрьме и ссылке, иным тяжким карам, в том числе — замуровыванию узника в каменном мешке.
«Доносчик — это еще и энтузиаст, искренне верящий в пользу своего доноса, убежденный, что так он спасает отечество. Особо знаменит тобольский казак Григорий Левшутин, который, по словам П. К. Щебальского, «всю жизнь свою посвятил, всю душу положил на это дело. С чутьем дикого зверя он отыскивал свою жертву, с искусством мелодраматического героя опутывал ее, выносил истязания со стоицизмом фанатика, поддерживая свои изветы, едва окончив дело, начинал новое, полжизни провел в кандалах и на предсмертной своей исповеди подтвердил обвинение против одной из многочисленных своих жертв». Левшутин сам, по доброй воле ходил по тюрьмам и острогам, заводил беседы с арестантами, выспрашивал у них подробности, а потом доносил. В 1721 году он выкупил себе место конвоира партии арестантов, сопровождал ее до Москвы. В итоге этой «экспедиции» он сумел подвести под суд всю губернскую канцелярию в Нижнем Новгороде.
Головной болью для сибирской администрации был Иван Турчанинов — турецкоподданный еврей Карл Левий, взятый в плен под Очаковом и сосланный на Камчатку за шпионаж. Там, перейдя в православие, он стал одним из самых знаменитых прожектеров и доносчиков XVIII века. Он донес на всю сибирскую администрацию во главе с губернатором, убедительно вскрыл все «жульства» и чудовищные злоупотребления сибирских чиновников. В награду за труды он удостоился чина поручика и награды в 200 руб. Специальная комиссия И. Вольфа разбирала доносы Турчанинова на сибирскую администрацию двадцать лет!»
«Почему за книгу о Д.А. Гранине взялся я, историк, а не профессиональный писатель, критик, журналист? Потому что в каждой профессии — свои рабочие инструменты. Мне как стороннику Петербургской исторической школы хочется сделать акцент на факты. Там, где их будет недоставать, я постараюсь реконструировать прошлое на основе историко-психологических подходов…
На мой взгляд, в Петербурге конца ХХ — начала ХХI в. есть четыре доминанты мировой культуры: Д.С. Лихачев, Д.А. Гранин, А.П. Петров и Ж.И. Алферов. Они и сформировали культурный и интеллектуальный облик современного Петербурга. В книге, которую вы читаете, собраны архивные сведения, фрагменты газетных и журнальных публикаций о Д.А. Гранине, его собственные высказывания, свидетельства людей, знавших писателя или просто любящих его творчество. Но главным источником этой монографии стали произведения Д.А. Гранина. По ним я попробовал шаг за шагом проследить динамику авторских мыслей и поступков. В этой книге я попытался понять его жизнь. Я по мере сил вживаюсь в его видение окружающего мира. Мне хочется понять его так, как хотел понять себя он. Но я во многом не понимаю этот мир, как не понимал его и он сам. Возможно, это непонимание жизни, помноженное на желание ее понять, и было тем движителем, который толкал Д.А. Гранина к ее познанию…
Искать необычное в обычном было его постоянным занятием. Д.А. Гранин не выдумывал своих героев, он просто прочитывал тайнопись их мыслей и поступков. Он всегда был не столько писателем, сколько исследователем-психологом. По складу ума и стремлению к аналитической работе он был скорее сугубым технарем, чем гуманитарием. Сочетание инженерного взгляда на все, что его окружало, с умением точно выражать свои мысли и переживания, излагать их на бумаге и делало его ярчайшим в современной российской истории писателем Д.А. Граниным…»
Сергей Полторак. Гранин
Книга, написанная историком, лично общавшимся пару десятилетий с Граниным, рассказывает о писателе и его произведениях, реконструируя исторический контекст тех лет, начиная с юности писателя, пришедшейся на 30-е годы. Это был период масштабных строек заводов, гидроэлектростанций, стахановского движения, увлечения молодежи самолетами, прыжками с парашютом, преодолевать полосу препятствий, и заниматься изучением технических дисциплин, которые должны были помочь Советскому Союзу догнать развитые капиталистические страны.
В тексте рассказывается о семье писателя, его отце и неточностях в биографических сведениях. Когда началась Великая Отечественная война, Герман работал инженером на Кировском заводе инженером конструкторского бюро, и, отказавшись от брони (положенной как одному из разработчиков танков), ушел 4 июля 1941 года после митинга-проводов с Кировской дивизией народного ополчения на фронт, едва не был расстрелян за свое самовольное возвращение… Говорится и о дальнейших гранинских военных буднях.
Далее в книге рассказывается о том, как приняла Гранина послевоенная писательская среда, публикации романа «Искатели», которая сделала Гранина популярным. «Роман «Иду на грозу» стал в Советском Союзе поистине народным. Его читали не только представители творческой интеллигенции. Его читали все от мала до велика, независимо от своего места в нехитрой советской социальной иерархии. Очень сочно это показал С.Д. Довлатов в повести «Заповедник». Описывая свой диалог с деревенским жителем Марковым, с которым накануне они крепко выпили, писатель воспроизвел такой разговор:
— Ты жив? – спросил он.
— Да вроде бы. А ты?
— Состояние – иду на грозу…
Увлекался в то время Даниил Александрович написанием киносценариев по своим произведениям, отрывки которых публиковал в газетах и журналах. Он всегда с детским изумлением смотрел фильмы, снятые по его романам и другим работам. Чувства были смешанными: была радость от знакомства с продуманными им образами, ожившими на экране, но очень часто они, даже в исполнении талантливых актеров, не совпадали с теми «душами», которыми он их когда-то наделил».
В 1996 году Гранин занялся изучением материалов о первом русском императоре, а позже появился роман «Вечера с Петром Великим», научным редактором которого стал петербургский профессор Ю. Н. Беспятых. Так же рассказывается о экранизации проекта «Петр Первый. Завещание», в котором Гранин выступил автором сценария, и о последних книгах писателя.
«Рубеж 1960–1970-х гг. был для Д. А. Гранина очень сложным в жизни. Казалось бы, он стал автором одних из самых популярных в Советском Союзе литературных произведений. Его талант был неоспорим. Карьера творческая и карьера писательско-чиновничья шли почти вровень. Вчерашние покровители, не все, конечно, начали видеть в нем порой конкурента. Это подталкивало их к поиску в Д. А. Гранине если не творческих, то человеческих недостатков. А могло ли их не быть? Талант не талант, а у каждого есть на что посмотреть через микроскоп. Не всем, например, нравился жестковатый гранинский юморок…
Может быть, со временем кто-нибудь из психологов возьмется за исследование природы гранинского юмора. Это очень интересная и перспективная тема. Многое в его юморе строилось на парадоксе, на абсурде: «Когда наша лаборантка родила двойню, прибор наконец заработал нормально. Что это было, никто не понял и никогда не узнает. Иногда он показывает какие-то дополнительные сигналы, и лучше его не поправлять»…
Резкость оценок и суждений Д. А. Гранина многих ставила в тупик. Он иногда казался прямым, как лом. Некоторые, возможно, считали это проявлением недалекости писателя. На самом же деле то была внутренняя гордость, осознание своего права быть самим собой. При этом Даниил Александрович был внутренне очень сдержан. Не спросят его мнения — промолчит. Не из нерешительности, а из-за привычки жить в своем внутреннем мире не напоказ…»
«В случае с персидским языком, в отличие от арабского, практически с самого начала речь шла не о просторечном «народном языке», предназначенном прежде всего для того, чтобы сделать понятными арабские тексты тем, для кого арабский был слишком сложным, а о весьма рано стандартизированном «литературном языке». Эту стандартизацию можно с очевидностью обнаружить в более старых новоперсидских текстах, несмотря на то, что в течение длительного времени не существовало никакой персидской грамматической традиции или развитой литературы, сравнимой с арабской. В качестве рабочей гипотезы я допускаю, как только что было сформулировано, что между арабским и персидским языками при аналогичном распределении сфер существовало тем не менее тонко отрегулированное разделение функций. Именно в литературных фрагментах персидской словесности, дошедших до нас, можно обнаружить нечто специфическое по сравнению со словесностью арабской. Большинство персидских текстов этой эпохи создано для читателей (и слушателей), которые в равной степени владели и арабским, и персидским языками».
Берт Фрагнер. «Персофония». Регионализм, идентичность, языковые контакты в истории Азии
Труд виднейшего европейского исследователя посвящен историческому развитию персидского языка и его значению в жизни не только Ирана, но и других стран, входящих в весьма обширный иранский культурный ареал. Автор развивает и доказывается свою гипотезу, что в эпоху Халифата персидский язык был не только языком повседневного общения в восточных регионах этой арабской империи, но и с самого начала – главным литературным языком. Свидетельством тому могут служить уже самые ранние образцы классической поэзии, а также эпос и исторические хроники.
Но со временем произошло и еще одно примечательное явление – этот язык высокой литературы стал в обширном регионе Центральной Азии истинным «лингва франка», языком устного общения между представителями разных народов. Тому способствовала торговля – купцы разнесли персидский язык во все концы, вплоть до Китая. И, кстати, в областях, близких к Китаю, именно персидская речь оставалась основным языком торговли практически до самого ХХ века. Более того, процесс отмечен и визуальными подтверждениями, а именно широким распространением персидского каллиграфического почерка «наста’лик».
Вместе с персидским языком существовали и продолжали развиваться некоторые очень древние литературные жанры, сформировавшиеся еще задолго до арабского завоевания. Примером могут служить характерные для персидской традиции сборники назидательных рекомендаций для правителя.
«Решающий качественный скачок персофония переживает с началом XI века: при власти Газнавидов, а позднее сельджуков, персидский язык осваивает сферы государственного управления. Поначалу в условиях «исламизации» персидского арабский образец задает характер этого процесса, но ранние персидские руководства для правителей и тексты документов позволяют обнаружить то, что во многих случаях использовались «персидские формуляры», которые со своей стороны письменно стандартизировались в форме литературы инша’ (inšā’) и стремительно приобретали конкретные стабильные стилистические формы. Бюрократизацию персидского языка следует рассматривать как решающий шаг к тому, что рецепция литературы начала происходить отныне по возрастающей и наконец преобладающим образом в письменной форме: в то время как восприятие персидской литературы до этого основывалось большей частью на устной передаче. При этом следует исходить из того, что в административных рамках нормированное употребление персидского языка стало релевантным вообще лишь благодаря увеличивающейся письменной фиксации. Сферу «управление» персидский язык смог освоить лишь через преобладающую, если не тотальную, литературность».
«Дело не в деньгах, когда человек выходит на свой путь предназначения, вопрос денег отпадает сам собой. Когда ты полезен миру, мир тебе не даст умереть без денег, без еды, без ничего. У нас большая проблема в том, что люди цепляются за материальные вещи… Многие боятся изменить сферу деятельности, боятся остаться без денег, на улице. Но посудите сами – на улице особо никто не остался, никто там не сидит, не валяется. Все наши страхи – в голове.
…Перемены – это хорошо. Перемены – это рост, опыт, даже негативные перемены – это рост. Я всегда говорю: получили опыт – поблагодарите, вы же его ни за какие деньги не купите. Это вообще отлично – любой опыт, негативный в отношениях, в работе, потеряли в бизнесе, везде – это опыт, который вы не приобретёте, его нельзя купить на базаре, это ваш багаж. Это ваши знания, вы знаете, как больше не надо делать. А так – откуда бы вы это узнали?»
Карина Сарсенова. Запредельное — 2
В документальном издании собраны интервью с людьми, которые стремятся заглянуть за грань повседневной реальности. Причем в самых разных аспектах. Среди собеседников автора, профессионального психолога, есть представители нетрадиционной медицины, те, кто интересуется невероятными возможностями, таящимися в глубинах человеческого мозга, знатоки древних искусств и обычаев. В разговорах с ними затрагивается множество тем. Например, способы защиты от потока негативной информации, который в современных условиях обрушивается практически на всякого человека. Действительно ли этот негатив, а тем более чья-то зависть и злые пожелания способны причинить не только моральный, но и реальный вред? И как быть, если нет возможность обустроить себе уютное гнездышко на необитаемом острове без собратьев по офисной жизни и тем более без интернета…
Затронута в книге и актуальная тема постоянного саморазвития, выявления собственных талантов и творческих способностей, которые могут проявиться не только в юности, но и намного позже.
«Некоторые даже не осознают того, что у них есть какие-то таланты. Когда их начинаешь расспрашивать, они отвечают: я не вышиваю, я не рисую, я ничего такого не делаю, талантов нет. Но талант может проявляться в совершенно неведомых вещах, люди его просто не осознают. А ведь талант можно перевести в любимое дело. К примеру, ко мне приходила женщина. Я ей сказала, что у неё есть невероятная тяга или любовь к кулинарии, к авторской кухне. Она подтвердила моё предположение. Если у человека есть потенциал, если он обратит на него внимание, то может произойти невероятное раскрытие. Таланты, которые мы в себе осознаём и развиваем, приносят нам радость и удовлетворение в проявлении. Другой вопрос – всему своё время».
«Он сидел на деревянной скамье, за день нагретой солнцем, и вспоминал. Ему вспоминалось, как три года назад он проезжал через этот же городок, направляясь в Неаполь, но только не в мундире и кивере, а в обыкновенном дорожном сюртучке, с поношенной походной сумкой; а в ней лежали две чистейшие сорочки, пара шелковых шейных платков, походный несессер и пухлый альбом с рисунками, тогда еще на две трети чистый. Огюст открывал его на каждой остановке. И ему в то время не было дела до Бонапарта, как раз в тот год провозгласившего себя императором, не было дела до будущих боевых походов... Он думал о том единственном, ради чего он сюда приехал, ради чего он жил. Разве мог Наполеон при всей его славе сравниться со спящими в строгом совершенстве развалинами Колизея или молчаливым дворцом Дожей, которые уверенная рука юного Рикара уже зарисовала на страницах альбома? Куда уж было Наполеону до еще не ведомых, незнакомых чудес и шедевров древних итальянских городов, которые Огюст мечтал увидеть, зарисовать, от которых ждал вдохновения, в которых искал источника собственных будущих творений. Архитектура! Хрупкое, могущественное, загадочное слово, мудрое, как камни старинных стен, оплетенное, точно картина трещинками, нитями истории всего человечества...».
Ирина Измайлова. Собор. Роман с архитектурой
Этот захватывающе интересный исторический роман посвящен жизненному пути прославленного архитектора Огюста Монферрана и его главному детищу — Исаакиевскому собору в Санкт-Петербурге. В юности он участвовал в наполеоновских войнах, был тяжело ранен, но выжил. И именно тогда, на грани между жизнью и смертью ему внезапно посетило прозрение будущего. Он увидел грандиозный храм на берегу широкой, светлой словно металл, явно северной реки… Огюст отправился учиться в Париж, окончил архитектурную школу. А потом, когда Париж был занят русскими войсками, Огюст преподнес альбом своих проектов императору Александру I. За это во время Ста дней его даже обвиняли в государственной измене.
И вот молодой зодчий собирается в Россию… В 1816 году Монферран прибыл в столицу Российской империи и получил место архитектора. До осуществления заветной мечты еще предстоит многое пережить. Но, несмотря на интриги завистников, непревзойдённый дар архитектора поможет преодолеть все невзгоды и предательства. И настанет время, когда грандиозное строение будет воплощено в реальность, обессмертив имя архитектора.
«Огюст остановился возле парапета, всматриваясь в противоположный берег, левее различая на нем знакомую фигуру всадника на взвившемся коне. Ему опять вспомнилось далекое видение, призрак собора, который он увидел десять лет назад в Италии, когда лежал раненый на берегу незнакомой реки и готовился умереть... Тот ли это был собор, что ему удалось создать в чертежах? Суждено ли ему построить великолепный памятник, возвести это чудо на суровом берегу Невы, позади памятника великому Петру, стоит ли ради этого терпеть унижения, сомнения, надежды честолюбия? А не бросить ли все?.. Он вновь посмотрел на Неву, невольно испытав дрожь от самой близости этой торжествующе могучей реки, от повелительной силы ее неукротимого течения. И вдруг он почти с испугом подумал:
— Нет, я не смогу! Я люблю эту реку... Я люблю этот город... Я не смогу бросить его и убежать, не подарив ему собора, любимому городу — который подарил мне такую веру в себя».
«Империи не хватало Египта. Это, конечно, уже не была великая страна древних фараонов, но ее престиж оставался огромным, равным престижу Вавилонии. И вот в один прекрасный день 525 г. до н.э. Камбис выступил в поход, чтобы ее захватить.
Он пересек пустыню, встретил египетскую армию, разбил ее, вступил в Мемфис и, конечно, приказал казнить монарха, но в остальном остался верен традициям предшественника. Он стал чтить здешних богов, нравы и обычаи и даже в некотором роде сделался египтянином.
Для персов это была еще одна великая победа. Но царь считал ее лишь первым шагом. Он намеревался покорить Африку, как Ки покорил Азию. Поскольку у него не было флота, чтобы напасть на Карфаген, он повел войско через пустыню.
Считают, что войско было там уничтожено. Тем не менее оно дошло до Барки, до Кирены, и Киренаика, как и Ливия, добровольно выплатили дань. После этого Камбис двинулся на Эфиопию. Он прошел на север по долине Нила до второго водопада, а потом свернул прямо на юг. Достиг ли он Мероэ-Непоти, священного города эфиопов, в который, должно быть, и направлялся? Сомнительно, но иные утверждают, что он был основателем будущей столицы Мероитского царства, которая станет носить имя его жены. Можно ли говорить, как полагают некоторые, о полном провале его африканской политики? Его походы на самом деле были изумительными, а их результат – отнюдь не негативным, ведь вслед за побережьем Северной Африки до самого Туниса верховенство Камбиса признала часть Эфиопии. Это побуждает с большим недоверием воспринимать утверждения о припадках безумия у Камбиса, якобы вызванных его разочарованием в результатах похода…».
Жан-Поль Ру. История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней
Научное издание начинается с описания исторической экспансии и Великого Хорасанского пути, затем глава, посвященная генезису седьмого века до н.э., скифам и Ахеменидам. Именно царю Киру удалось объединить под своим скипетром почти весь обитаемый мир, создав великую империю. Она делилась на переменное число сатрапий (чаще называют именно двадцать три), которые населяли разные народы, которых тогда связывала принадлежность к этой державе. В империи был культ царя, строились дороги и почтовые станции.
Далее в тексте рассказывается об Александре Македонском, возвращении кочевников, Сасанидах, арабах и монголах. Освещая войны и вторжения, издание уделяет внимание и высоким искусствам, и ремеслам, литературе и персидскому языку, шаху Аббасу, называемому Великим. Правление Аббаса I – это великая эпоха в истории Персии, но уже в это время в мире менялись взаимоотношения между Европой и Азией – постепенно Восток утрачивал свое тысячелетнее превосходство перед Западом и на восточных берегах появились крепости и поселения европейцев. Неслучайно один из чужаков, Жан Шарден, долго живший в Персии (и дважды побывавший на руинах Персеполя, зарисованные взятым с собой рисовальщиком Грело), написал об Аббасе Великом, что когда тот «перестал жить, Персия перестала процветать».
Португальцы, голландцы, а затем – наиболее упорные иноземцы — англичане постепенно прибирали к рукам торговлю на Востоке, строили фактории и базы, и начинали брать под свой контроль судоходство в Индийском океане и в Персидском заливе.
Кандагар (город в южном Афганистане), являвшийся перекрестком торговых путей в Центральной Азии и важным стратегическим узлом, стал предметом спора между владыками Персии и Индии. Хумаюн, второй падишах Империи Великих Моголов, потерпев поражения в Индии, получил убежище в Персии, сумел вернуть себе индийские владения, и в благодарность за помощь отдал Кандагар Сефевидам. Но во время тяжелого положения персидской державы, в 1595 году, сын Хумаюна, падишах Акбар Великий, решил вернуть себе город, и без боя захватил Кандагар. Аббас I, в это время ведший войну против османов, не стал начинать военные действия с Великим Моголом из-за потери Кандагара, но позже (в 1605-1606 годах) предпринял тщетные попытки вернуть город. Лишь в июне 1622 года, после более чем месячной осады, персы снова овладели Кандагаром.
«Шло чрезвычайно интенсивное смешение народов как следствие депортаций, без которых персы не обходились: жителей Бакри из Ливии переселили в Бактрию, пеонийцев из Фракии – в Азию, милетцев – в Сузиану (Геродот, IV, 204; V, 12; VI, 20)… Его усугубляла иммиграция, как добровольная (наемники, купцы, авантюристы), так и вынужденная (работники на имперских стройках). Народы, недавно изолированные друг от друга, внезапно оказывались в контакте между собой. Из неиранцев в империи мы лучше всех знаем греков и евреев, но были и другие – так, по-прежнему везде встречались арамейцы. Некоторые занимали высокие посты, в том числе на личной службе Царю царей. Из этой массы, в основном безымянной, выделяются некоторые люди. Среди греков упомянем Скилака; Ктесия, историка, который семнадцать лет служил врачом при дворе Артаксеркса; Тимократа Родосского, направленного Персией послом в Спарту; скульптора Телефана, которого упоминает Плиний и который якобы работал при Дарии и Ксероксе; наконец, Фемистокла… Эллинские переселенцы жили в Сузиане – это милетцы, о которых говорит Геродот; другая колония была близ Термеза на Оксе. Войска Александра будут удивляться – и негодовать, — повсюду наталкиваясь на соплеменников.
Среди евреев очень хорошо известны Эсфирь и Мардохей; знакомы нам также трогательная Сара, которая жила в Экбатанах и у которой бывал Товия, потом женившийся на ней; Неемия, виночерпий Артаксеркса I, занимавший этот пост с 445 г. до н.э.; Даниил, действовавший еще в Вавилоне, который, как говорили, был одним из трех высших сановников, которым «давали отчет» сатрапы (Дан. 6:2), и три его собрата, находившиеся в великой милости при дворе. Через их посредство иранская культура существенно повлияла на библейское мышление. У каждого из них в Библии будет своя книга».
облако тэгов
