Неразрешимые вопросы Владимира Покровского

В книгу Владимира Покровского — первый и пока единственный авторский сборник одного из самых талантливых московских фантастов восьмидесятых годов — вошли три произведения, повествующие о разных эпизодах из истории куаферства. Куаферами, если кто не помнит, именуют у Покровского людей, готовящих к колонизации планеты с недружелюбной для человека биосферой. Как правило, подготовка эта сводится куничтожению местных биоструктур и замене их формами жизни, более лояльными к землянам. Чтобы перенаселенные планеты-метрополии могли вздохнуть хоть немного свободней, куаферы, которых Сергей Бережной окрестилкак-то «солдатами цивилизации», берут на себя ответственность за все грехи Земли. Причесывая под одну гребенку уникальные, совершенно не похожие друг на друга миры, куаферы делают грязную, кровавую, отвратительную, но жизненно необходимую работу. Именнона противоречии между чувством долга и представлениями о правильном и неправильном, моральном и аморальном играет Владимир Покровский.

Самая ранняя (и по внутренней хронологии, и по времени написания) вещь сборника, повесть «Парикмахерские ребята», давно и прочно вошла в золотой фонд «малеевской» НФ. Лишь немного отстала от нее «Метаморфоза», впервые увидевшая свет в 1992 году в сборнике «Ночь любви». По сути, роман «Дожди на Ямайке» — единственная действительно новая вещь в книге. Хронологически ее действие разворачивается между «Парикмахерскими ребятами» и «Метаморфозой». Сюжет романа достаточно незамысловат: оставшийся не у дел Федер, глава команды, дважды проводившей роковой для куаферов пробор на планете Галлина, подряжается нелегально «причесать» планету Ямайка для некоего частного лица. Пробор — работа дорогостоящая. Не каждое правительство может позволить себе такой заказ. Так что не удивительно, что частным лицом оказывается мафиозный «папа», видящий в Ямайке будущую столицу своей криминальной империи. Мафиози не удается сыграть с Федером «в темную» из-за космической полиции, не вовремя засекшей нелегальный пробор. Гангстеры хладнокровно сжигают космополовцев и силой принуждают куаферов продолжить работу. Перед Федером и его людьми встает архисложная задача: выбраться из этойпеределки живыми, по возможности отомстив за все унижения...

Разумеется, этим содержание романа не исчерпывается. Острый сюжет всегда был для Владимира Покровского не более чем сладкой оболочкой, в которую можно вложить довольно горькое философское содержание. В «Дождях на Ямайке» не слишком разнообразные «приключения тела» служат лишь фоном для концепции, требующей от читателя напряженной работы духа.

Если главный моральный запрет цивилизации, запрет на убийство, ежесекундно нарушается в течение тысяч лет и цивилизация до сих пор не погибла, то какова цена заповеди «Не убий»? Это не единственный, но, на мой взгляд, главный мировоззренческий вопрос, который поднимает Покровский в новом своем произведении. Аугусто Благородный, гангстер и главный антигерой романа, человек, заставивший работать на себя лучшую куаферскую команду и даже легендарного Федера, предлагает свой вариант ответа: запрет на убийство можно нарушить, зная, «из каких соображений введен этот запрет, к чему может привести его нарушение, почему вы идете на нарушение запрета, какие угрозы оно несет вашим планам и какие выгоды предоставляет» (стр. 211). То есть, по его мнению, только категории вреда и пользы могут быть критерием для совершения того или иного действия. Если Бога нет, то все позволено: можно творить что угодно, страшась лишь немедленного прижизненного воздаяния. Дальнейшее развитие событий, казалось бы, подтверждает правоту Аугусто. Федер, страшно мстящий убийцам и насильникам, и сам действует в духе этого высказывания. Его возлюбленная Вера — едва ли не единственный герой романа, ощущающий всю фальшь этих слов. Но и она не может ничего предложить взамен — только уйти в себя и попытаться забыть, насколько подло устроен мир...

Столкнув один камешек, Покровский обрушивает на читателя целую лавину локальных, но чертовски трудно разрешимых вопросов. Как бы мы поступили на месте Федера: простили убийц и садистов, хуже того — расчетливых подонков? Или уподобились бы им сами, с головой нырнув в кровавый омут мести? Я не вижу этически полноценного выхода из этой ситуации. Отсутствие достойного выхода вообще характерно для творчества Покровского. Так же обстояло дело и в «Парикмахерских ребятах», и в «Танцах мужчин», и в «Квазиклассическом треугольнике»... Герои «Метаморфозы», вроде бы, находят выход — отказываются от рассудочной деятельности, от заповедей и запретов, налагаемых разумом. Выбрав жизнь по законам природы, они уходят от необходимости ежечасно искать ответы на неразрешимые вечные вопросы. Но это обманчивый выход, он не для человека — существа, наделенного свободой воли и отягощенного химерой по имени совесть. Впрочем, не буду наговаривать на животных: на самом деле «животная этика» регламентирует их поведение куда жестче, чем искусственная человеческая мораль.

И все же, на мой вкус, при всей глубине затронутых проблем роман «Дожди на Ямайке» серьезно проигрывает обеим повестям сборника. В первую очередь — именно из-за своего объема. Почти физически чувствуется, как Покровский мучительно растягивает текст, два, три, четыре раза излагая одни и те же мысли, то и дело возвращаясь назад, к уже пройденному, делая малоосмысленные отступления... Ясное дело, читатели, а вслед за ними и издатели, предпочитают книжки подешевле да потолще. Вот и приходится писателям-фантастам выкручиваться, буквально выдавливая из себя двадцатилистовые романы, по три штуки в год. Но мне почему-то казалось, что Владимира Покровского, одного из звездных авторов «четвертой волны», это условие не должно касаться...