Среди моего окружения есть те, кто, прочитав всю «Канарейку», с восторгом и пиететом говорят о первых двух книгах, а о заключительной части трилогии упоминают с неким снисходительным оттенком — дескать, в «Блудном сыне» уже и язык немного другой, и всё более легковесно и приключательно, и вообще кажется, что эта книга написана уже под заказчика. Ну-у, не знаю. Вот у меня такого ощущения ни во время чтения, ни после того, как перевернул последнюю страничку ридера, не возникло.

Вообще это не просто трилогия, а некий триптих, состоящий из трёх отдельных, пусть и связанных идейно и сюжетно, произведений (недаром автор и издавала их не целиком, а по очереди по мере написания отдельными книгами. И раз это отдельные книги, то и энергетика у каждой книги может быть чуть иной, немного отличной от предыдущей или последующей части трилогии. Но вот, как в триптихе и должно быть, каждая отдельная картина представляет собой и раскрывает только какую-то одну часть общего замысла — так и у Дины Рубиной, каждая отдельная книга трилогии несёт свою смысловую нагрузку, выполняет свою задачу.

Третья заключительная часть канареечной серии в сравнении с предыдущими конечно выглядит и более приключенческой, и более романтично-любовной. Однако никаких проигрышей по части литературного писательского языка нет и в помине — литературная конструкция по-прежнему легка и крылата, точна и сочна, колоритна и изящна — сразу понятно, что автор мастерски пользуется этим своим литературно-писательским инструментарием. Однако помимо чисто событийно-приключенческо-романтических ходов и линий автор не забывает о генеральной идее всей трилогии — библейско-евангельской притче о возвращении блудного сына. И потому те сюжетные финальные ходы, которые было показались и мне чуть нарочито драматизированными и педалированно романтизированными, в итоге стали необходимыми деталями общего сквозного замысла и литературного решения — умного, красивого, пронзительного и чистого.

Браво, Дина Ильинична! Вновь в который уже раз склоняю голову...

У меня осталось очень противоречивое чувство после прочтения этой трилогии.

В каком-то интервью сама Дина Рубина утверждает, что считает глупым деление литературы на «мужскую» и «женскую».

Тогда давайте так.

Существует такой прикол. Женщина и мужчина купили по новой сумке. Женщина вспомнит и какие ручки, и как подкладка идет к новому шарфику, и какие туфельки подходят к обнове, и так страниц на 10. Мужчина же ограничится «Купил сумку. Удобная».

Так вот, если делить литературу на женскую и мужскую по такому критерию, то трилогия «Русская канарейка» — это очень, очень, ОЧЕНЬ женское произведение.

Что меня неприятно поразило:

1. Нежелание автора как-то разделять что же в книге важно, а что — «занавесочки». Сколько раз история прерывается на ветку за окном, чирикающего воробья, апортовые яблоки и т.д. и т.п. Если учитывать, что текст и так перегружен «руками-певуньями», «черной комой» («Черной«! Нет, а что, есть «белая» кома (мед термин)?!), «разными грудками», «грудками-выскочками» и прочими плодами фантазии и словотворчества... Иногда мне хотелось, чтобы меня пожалели...

2. События первой книги охватывают поколения семей Этингеров и Каблуковых. 20-й век вообще был богат на потрясения и тяжелые испытания, но ни одной даты вы тут не найдете. Когда ездила в Вену Барышня? Из какой страны эмигрировал Леон в 12 лет? Был ли тогда еще СССР или уже не был? Автора такие мелочи не интересуют, что лишает историю известной доли драматизма.

3. Герои « с придурью», иначе не скажешь. Пример: 3 женщины, в которых Леон был влюблен.

- Габриэлла. Первая любовь, первая любовница. Вышла замуж за лучшего друга Леона, родила другу 3 детей, но до конца жизни так и не могла определиться что лучше « вчера видел раков по пять рублей. Но больших, Но по пять рублей... а сегодня были по три, но маленькие, но по три...».

- Николь. Наследница венецианских банкиров, которая постоянно падала в обмороки на концертах Леона. Врачи бедной богатой девочке были не по карману... А ведь, может, это лечится?

- Айя. Глухая сирота, гениальный фотограф, читает по губам на нескольких языках и так же выучилась на этих языках говорить. Скитается без гроша в кармане, не ест по полтора дня, подсаживается к богатым отдыхающим и просит покормить, платить, правда, натурой отказывается, педикулез. И поверьте, если бы тут был спойлер, здесь было бы в 3 раза больше информации про «бедную Лизу».

4. Избирательные умственные способности. Посмотрите как ловко манипулируют умняшкой Леоном. Он перехитрить всяких злодеев может, что проделывает с особым апломбом, а израильская разведка, на которую он работает, легко водит за нос его.

5. Та самая разведка, самый надежный способ сообщить супер секретную информацию которой — отправить открытку на имя жены бывшего министра обороны... Да, не говорите, 21-й век...

6. Опереточные злодеи. «Дядя Фридрих»...

В общем, это очень женское чтиво, где градус пафосности стоило бы понизить.

Если бы герои умели посмеяться над собой!

Увы...

Рубина, оказывается, умелый манипулятор!

Как я могу обидеть бедняжку Леона после всех его горестей? Оно мне надо чтобы меня называли бессердечной и неспособной на сочувствие?

В общем, исключительно заботясь о собственной репутации и не желая хвалить произведение, которое мне не понравилось, скажу только одно — прежде чем возьмете в руки эту книгу спросите себя: а любите ли вы слезливые мелодрамы?

Я, как оказалось, нет.

«Голос» читается легче, чем «Желтухин», предыдущая часть трилогии «Русская канарейка».

Но от этого, как говориться, не легче...)))

История любви Леона и Айи совсем не убедительна, ведь герои у Рубиной, мягко говоря, эксцентричны.

Леон Этингер — весьма занятный персонаж, которому бы, ИМХО, не помешала бы способность посмеяться над собой и критически оценивать собственную запредельную крутизну. Он вне времени, выглядит на 10 лет моложе, пламенный израильский патриот, сотрудничающий исключительно по идейным соображениям с израильской же разведкой, спасает мир от угрозы третьей мировой, да еще и ядерной войны, но это все под прикрытием. А в реале он — редкий голос («один на миллионы!»), востребованный оперный певец, фанат дайвинга. задерживает дыхание на 7 мин, полиглот и пр.

Его похождения во время секретных миссий без гомерического хохота воспринимать невозможно. Такое позерство! Игра на грани фола! Риск ради риска! Или вот, к примеру, отправить супер секретные данные, написав их на открытке, которую отослал тетке в Израиль. Если что — тетке, которая замужем за каким-то чином в израильской же разведке, о чем прекрасно известно всем, включая всю Сирию.

Ну конечно, в ХХI веке было бы странно использовать для той же цели электронную почту, где ты можешь представиться и шейхом Бахрейна, и школьницей из Киото, и при наличии определенных знаний тебе даже поверят!

Айя оказалась Леону под стать. Глухая сирота, гениальный фотограф, способная читать по губам чуть не на всех языках мира, которая скитается по всему миру, которую чуть не убили в Бразилии, изнасиловали, она забеременела от насильника, у нее был выкидыш...

Да я уже сама устала писать, что такое за уникум наша Айя!

Станиславский был умный мужик!

И говорил он:

Не верю! (с)

«первая книга трилогии Дины Рубиной «Русская канарейка», красочной, бурной и многоликой семейной саги»

Как говориться, аннотация не соврала!

Красочно?

Да не то слово! Представьте себе, что в обычном разговоре вы могли бы обойтись 1 предложением, но учитывая «красочность», у Рубиной вы прочитаете 4 абзаца с той же смысловой нагрузкой. Венские крыши как юбки с воланами, соцветия каштана как сливочное мороженое, «сердоликовые» глаза меня уже просто бесили (раза с десятого), «золушкина ножка», «разные грудки», есть и менее экзотичные, но и они надоедают очень быстро.

Бурно?

История ХХ века вообще может характеризоваться как ОЧЕНЬ бурная. Но, к сожалению, Рубина пишет так расплывчато, что привязать события из жизни семей Каблуковых или Этингеров к реальным историческим реалиям крайне сложно. По косвенным признакам, да плюс-минус 4-6 лет. Тем не менее, непонятно когда же Барышня побывала в Вене, маленький Леон переехал на ПМЖ в Израиль и т.д. О семье Айи и вовсе ничего понять не удастся.

Но бурной может быть и личная история. К сожалению, трилогия «Русская канарейка» — это не семейная сага, но любовный роман с элементами пародии на шпионские детективы. Именно «Желтухин» еще более-менее подходит под описание «семейной саги», но даже учитывая большой объем книги, делаем поправку на «красочно» и получаем заготовки для будущих небольших повестей, возможно, добротных рассказов. Однако персонажи не оживают. Слишком сухо, как в личном деле.

Многолико?

Опять-таки, очень! И если вначале случайных персонажей мало, то к финалу будут появляться картонные поделки, нужные на 2-3 абзаца для того, чтобы рассказать анекдот из их якобы жизни. Все это мельтешение исключительно ради того, чтобы в следующей части — «Голосе» — рассказывать о похождениях «последнего из Этингеров» Леона.

И еще, если уж трилогия разделена на 3 части, почему в них нет какой-то логической точки, окончания? О поддельной полоумной бабке в ювелирном магазине из первых абзацев читатель до самого конца «Желтухина» так и не услышит.

Слишком многословно и мелодраматично.

На любителя.

Пы.Сы. Я упоминала, что меня совсем не интересует на какой такой образ онанировал в юности Яша Михайлов, будущий пламенный революционер? Избаьвте меня от подробностей!

Вспоминаю и вижу. Женщина в чёрном пальто и чёрной шляпе бежит по ступеням набережной сквозь снег. Алый шарф развевается. Женщина похожа на писательницу, и прекрасный миг непонимания освещает её немолодое лицо. Не понимаю и я. Ведь рассказ вспоминаю, не фильм. Не было за этими кадрами операторов и режиссёров, гримёров и осветителей, этого обычного кино-табора. Была одна женщина и немного слов. Не только в кино могут быть слова, но и в словах может жить кино.

Но ещё больше меня другое зацепило. Сравнение из разговора о любви. Не хочу цитировать, простите мой упрощённый пересказ.

Постоянно вспоминаете, что с верхней полки давно надо пыль стереть, но всё время что-то отвлекает. Когда же, наконец, забираетесь наверх, то находите забытый цветок. Его давно не поливали, и он уже засох.

Острое чувство – про меня. Но когда? Кто? Было? Будет? Предсказание? Да минет меня чаша сия, господи…

Несмотря на большую любовь к творчеству Дины Рубиной, читая первую треть этого романа, мне хотелось закрыть, бросить эту книгу и вспоминать о ней, только приводя примеры неудачных работ любимых авторов. Какие-то разрозненные куски, на первый взгляд, не объединенные общей идеей... Но затем я вчиталась, втянулась, мне стало интересно, начали нравиться герои. Им стало можно сопереживать. И в итоге оказалось, что это совсем не слабый роман, и совсем еще не коммерческий. Для меня, скорее, это книга о «своем месте на Земле» и о вере. Конечно, подкупает и искренность автора, ведь Рубина здесь пишет о себе, и она — не только писательница N., но и другие герои.

Как всегда, радует и восхищает «фирменный» язык Дины Рубиной — при всем желании, оторваться и «выплыть» из этих описаний очень сложно, книга читается быстро, она, несмотря на (лично для меня) «скучность» первой части, очень яркая. Но перечитывать роман я вряд ли буду. Возможно, мне просто не очень близко то, о чем эта книга.

Стоит ли ждать весёлой истории от начинающей стареть неудачницы, работающей корректором. И остальные исходные данные не слишком обнадёживают. Действующие лица – писатели в доме творчества. А есть такое мнение, что писатели самое интересное для бумаги приберегают, а их жизнь и речи – скучны. И, наконец, последний персонаж, заглавный интеллигент, оказывается сексуальным маньяком. В общем, веселого мало. А рассказ, вопреки всему, получился забавным, и вы много раз улыбнётесь, его читая. Но только признаешь рассказ весёлым, так сразу грустные нотки начнёшь различать, к концу они сольются, прямо-таки, в музыку вселенской грусти.

Писатель может написать весёлый рассказ или написать грустный рассказ. Но и тот, и другой не будут правдивы. В жизни весельё и грусть перемешаны и неразделимы. Как в прозе Дины Рубиной.

Чтение этого романа внезапно напомнило мартингарднеровскую инструкцию по прохождению лабиринта — нужно прикоснуться рукой к стене и идти не отрывая руки и ставя метки на поворотах и перекрёстках, следуя всем изгибам лабиринтской метрики. Вероятно эта тесейско-минотаврско-критская ассоциация возникла из-за манеры Дины Рубиной описывать детально и подробно буквально все-все завитушки сюжетного пространства, куда бы не бросило персонажа в данную минуту: если это какие-то воспоминания, то нам расскажут все предыдущие события пошагово и поминутно, если это рефлексия героя, то мы насладимся ею сполна и по завязочки. Иногда казалось, что Автор так и не приступит к повествованию в его основном сюжетном стволе, расписывая каждый отдельный листочек будущего громадного дерева до самой тоненькой жилочки-прожилочки и до самой мелкой букашки, пасущейся на этом листочке. Однако такая неспешность и дотошность романессы оказалась вполне оправданной (и не только в отношении этого второго романа трилогии, но и всего трёхтомья) — зато читатель получает настолько законченный и живой портрет главного героя, да и всех остальных персонажей тоже, что кажется —знаешь этих людей практически братским знанием, словно вырос вместе с ними на одном дворе и выел не один мешок соли.

Если говорить об энергетике книги, то Дина Рубина умело её организует и управляет всплесками и сгущениями энергетических выбросов и вбросов, закручивая сюжет то туда то сюда и отправляя своих персонажей в самые остросюжетные и горячие места и точки, пунктиры и многоточия — отчасти даже элементы боевика и триллера встретятся нам на тернистом читательском пути.

Однако, что за сильнодействующий роман без каких-либо любовных коллизий и перверзий? И потому будут вам и коллизии, и перверзии (только не в сексуально-патологическом смысле этого термина), и страсти и мордасти.

Ну, а про шпионскую и политико-детективную составляющую этого романа даже и говорить не нужно — в аннотации нам намёки сделали и потому мы готовы следовать за агентурно-разведывательными событиями романа в самые разные точки планеты.

Писатель сродни кукольнику. И когда лепит героев своих из обрывков того-сего, как куклу из клочков газеты, соединённых в безликой массе папье-маше. И когда вдыхает жизнь в кукольные свои персонажи, и они чудесным образом начинают двигаться, говорить, обольщать и разочаровывать. А уж когда добирается до читателя…

Вот беру я книгу, спокойный, неторопливо размышляющий о чём-то своём. Проходят считанные секунды – и вот уже во мне не мои, а внушённые писателем, мысли и чувства. И хмурюсь я, и улыбаюсь, как будто за невидимые нити меня дёргают. Чудо? Нет, ремесло скорее. Дина Рубина – великая умелица в искусстве манипулировать читателем. И секреты мастерства не скрывает. Как уверенный в себе кукольник, выходит она к зрителям и все видят, что одна кукла на руку надета, а другая на ниточках подвешена. Если приглядеться, можно всё романное устройство увидеть. Прочти «Синдром Петрушки» и пиши романы сам. Всё объяснено, осталась сущая малость – талант и труд добавить.

Но у каждого своя золотая нить, и в пьесе, задуманной на небесах, роли писателей редки. Зато читателем стать легко. А когда читаешь хорошую книгу, особенно ясно понимаешь: нити у нас разные, а небо – на всех одно.

Как обычно, Рубина захватила с первой-второй фразы. А, может быть, уже с заглавия? Весь зачин я погружался в многажды испытанное, но не приедающееся удовольствие встречи с хорошей прозой. И вдруг в основной, венецианской части высокая вода высокой литературы стала спадать. Мне трудно было поверить, что такое происходит с любимой мной Рубиной в любимой мной Венеции. Но показалось, что я угадываю развитие повествования и писательские приёмы. Вижу руки фокусника. Начал я разочаровываться и даже обижаться. Стал рассуждать, а не стали ли мы повторяться – она как писательница, а я как читатель, и не пора ли отдохнуть друг от друга. Спасибо Рубиной, которая не дала мне много времени на такие мысли. Вода вновь прибыла, и на этой высокой волне меня принесло к финалу. Фокус опять удался, да и фокус ли это? Какая разница, ведь я вновь обманываться рад.

Настоящий писатель способен на чудеса. Берет он кусок собственной жизни. Не лучший кусок, какой попало. Или даже худший, неудачный, на выброс. И делает из него рассказ, повесть, роман. Или даже карнавал. Несколько деталей, несколько сильных штрихов – и вот очередной персонаж кружится в ярком хороводе. Мы уже знакомы, видим его, слышим, можем с ним поговорить. Обычные люди, ставшие литературными героями, напоминают нам о своем (и нашем) гордом звучании. В этом городе героями становились и Иисус и Магомет. Совсем уж древние фигуры на горизонте пританцовывают. Иногда кажется, что самого бога Иегову можно разглядеть. Ведь это карнавал в Иерусалиме.

Советская глубинка. Конец сталинской эпохи. Провинциальные отголоски дела врачей-вредителей.

Есть такие времена (в определённых местах), которые просто подталкивают человека к подлости. Однако, вряд ли, опытный, поживший читатель из этого рассказа узнает что-то новое о человеческой подлости. А, вот, о человеческой доброте – может.

Поначалу изумлялся тому, что иронии в рассказе может быть больше, чем слов и букв. Но к концу ирония почти пропала, и всё стало очень серьёзно.

Не опасаюсь сочинить спойлер про Рубину. Для этого, как минимум, надо уметь писать как Рубина. Поэтому заявляю смело. Это рассказ о национальном самосознании. Но не только. А многократно упомянутый Шлицбутер так и не появится. Но он важен. Так же, как и яблоки из его сада.

Несколько раз на протяжении короткого рассказа Дина Рубина обещает не описывать гобелен. И каждый раз ещё про один кусочек рассказывает. Как будто луч фонарика скользит по ночной стене, то мельницу выхватит, то ручей, то оленя, то оленёнка. В результате мы видим весь этот коврик над постелью, привычную принадлежность небогатого жилища. Попутно кусочек за кусочком раскрывается и жизнь героини — обыкновенная, как настенный коврик. Нет в этом рассказе трагических неожиданностей, частых для Рубиной. Нет надлома, надрыва, разворота. Спокойное повествование, красивое построение. Мастер-класс от признанного рассказчика. Доказательство того, что и обычная судьба достойна пристального интереса. Почему нет? Разве наши судьбы сочинены и рассказаны не мастером? Известным мастером. Жаль, у Него рассказы короткими получаются.

Немудрёный инструмент тамбурин-тарабука. Что на нём сыграешь? Тем более, если тамбурин воображаемый. Но Дина Рубина – настоящий виртуоз. А мастер-тарабука может и на таком инструменте сыграть абсолютно всё. Счастье и трагедию. Любовь и предательство. Такого наслушаешься, в такие заколки своей души заглянешь, что отшатнёшься в страхе и уши заткнёшь. Нет, могуч тамбурин, силён мастер-тарабука. Только музыка у него получилась больно грустная. Обхохочешься.

Это седьмой роман Рубиной. Возможно, самый лучший. Не верю астрологам, но счастливость семёрки как-то ощущаю. Особенный главный герой. Чаще у Рубиной в центре женщины, за которыми легко угадать писательницу. Здесь мужчина. Не прост он, Захар Кордобин. Умный, талантливый, обаятельный, с изысканным вкусом. Мошенник, мистификатор, пират. Пират по генам, по духу, по судьбе. Интереснейший образ, который не затеряется в многоликой и неохватной мировой литературе. Его долго будут обсуждать и простые читатели и литературоведы. Разумеется, главный герой – это не весь роман. Как под любой обложкой у Рубиной, здесь прячется толпа персонажей, колоритных и запоминающихся. Хватает и женщин, причём их роль для героя и романа судьбоносна. И белая голубка (blanca paloma), совсем не зря вынесена в заглавие. А живопись? Разве не из главных героинь, разве не женщина она для русского уха? Для чуткого сердца в этом слове любовь, страсть, ревность, измена, трагедия (все женщины, заметьте).

Изменчив этот роман. То триллером он предстаёт, то исторической хроникой, то семейной сагой, то искусствоведческим эссе. Но везде захватывает и очаровывает. Понимаю, что не всем понравится. Мы разные, и это славно. Были бы все люди одинаковые, пропали бы интересные романы. Но сейчас мне хочется порадоваться со всеми читателями. И с теми, кто уже прочёл, и с теми, которым эта радость ещё предстоит.

Небольшие «семейные» рассказы эти читались легко. Местами грустно, местами иронично и с легким юмором. Трогательные и домашние.

Дина Рубина так рассказывает о своих путешествиях, что хочется броситься за ней следом. Даже если уже бывал в описанных местах. Она такие детали разглядит и так точно, несколькими штрихами, их обрисует, что сидишь и ругаешь себя: «куда смотрел, зря только ездил». Нет, положительно, турагенства должны Рубиной приплачивать. Эта книга об Испании. Я во многих странах бывал, а вот в Испании не довелось. Начинал читать с мыслью, вот сейчас меня сагитируют. Ан нет. Путешествуя по испанским городам, писательница вспоминала мрачные страницы их истории, и города эти не казались ей, а вслед за ней и нам, такими уж привлекательными. Читать интересно, но рваться немедленно в Испанию, вроде бы, и не надо. Ну и хорошо, думаю, одной заботой меньше, да я и доплачу ещё, чтобы бой быков не видеть. Но нет, и в этом случае турагенствам надо раскошеливаться. Заканчивал читать я с ясным ощущением: Испания удивительная страна, с особым типом красоты. Того, что я там увижу, мне в других местах не покажут, того, что я там переживу, я нигде не встречу. Рубина, как всегда, убедительна и неумолима.

О чём бы Дина Рубина не рассказывала (пусть даже про обычную прогулку с собакой вокруг дома) это увлекает. Но эта книга не о пустяках, она о Винсенте Ван Гоге. Нелегко найти другую столь же великую и столь же трагическую фигуру, столь же достойную пера мастера. Путешествуя с потрёпанным томиком «Писем Ван Гога» по залитому дождём Провансу, писательница иногда читает нам вслух, иногда пересказывает эти письма и размышляет. О верном брате Тео, о Гогене и Сезанне, о городах, деревнях и природе южной Франции. Но больше всего, конечно, о Винсенте. Об этом безумце с ясным и проницательным умом, о редком труженике, не сумевшем заработать на кусок хлеба, о человеке, отдавшем всю душу людям, но не подружившимся, и даже не ужившимся ни с кем. Во время всего путешествия небо Франции плачет, и вся книга – это реквием по художнику. И ещё. Эта книга о неразлучности прекрасного и ужасного, и о нашем мире, так мало приспособленном для талантливых людей.

Это очень теплая книга. Она прогрета солнцем юга и теплом души Дины Рубиной. Я никогда не жил в Ташкенте, моя юность прошла на северном Урале, но, каким-то чудом, она описана в этом ташкентском романе. В нем пестрое и весьма многочисленное население. Некоторые персонажи показались бы невероятными, не будь они столь жизненны. Многих из них нелегко назвать хорошими людьми. Но у писательницы хватает любви на всех, и это еще одно чудо книги. Не последнее, но остальные, уверен, найдете сами.

Про зеркала. Про такие, что отдают больше, чем берут. Писатели знают толк в таких зеркалах. И Рубина настоящий зеркальных дел мастер. Показывает одного человека, а за ним толпа – родственники, знакомые, страна, эпоха. Показывает цирк, а отражается мир. Или наоборот?

Пролог. Акт первый. Выход главного героя

Чем-то этот роман оказался (показался?) для меня похожим на чудаковскую «Ложится мгла на старые ступени...». Вероятно теми же экскурсами в прошлое, такой же историей необычного рода, дотошностью и точностью воспоминаний/описаний примет былого, интимностью рассказа о каких-то сугубо внутрисемейных, а то и вообще очень личных событий и семейных реликвий, которые вне этой семьи никакой ценности не имеют и кажутся барахлом. Доверительной манерой рассказа, которая сродни чувству, возникающему при чтении чужих не тебе адресованных писем, или когда случайно оказываешься свидетелем полуинтимного разговора двух старинных близких родичей, не видевших друг друга несколько десятков лет и теперь непрерывно пересыпающих свои сумбурные воспоминания непременными и обязательными «А помнишь?» и ласково трогающих друг дружку за рукав или плечо, вглядываясь с ласковой нежно/бережной улыбкой в глаза напротив.

Там, собственно говоря, и никакого другого содержания-то и нет, в этом первом романе трилогии — нас просто вводят в курс предыстории и в нюансы жизни рода, а под конец знакомят с появлением наконец на главной сцене главного героя трилогии; а значит, всё рассказанное является только оплёткой всего повествования, только своеобразными литературными декорациями и только прелюдией в самому спектаклю — акт первый закончен, главный герой на сцене и все остальные персонажи вдвинулись вглубь полузатемнённой сцены, замерев там фигурами фона и оставив его, главного, в одиночестве стоять у рампы под взглядами зрителей/читателей — грядёт акт второй...

Дина Рубина давным-давно входит в мой личный список топовых современных русскоязычных писателей, и если брать только авторов-женщин, то она вместе с Людмилой Улицкой, Людмилой Петрушевской, Викторией Токаревой и Галиной Щербаковой составляет неизменный писательский квинтет любимых и почитаемых (и с недавних пор добавилась Ольга Славникова). Однако давайте сразу договоримся, что в зачёт идёт только литературное мастерство и писательский талант, а всякие там прочие нюансы мы сейчас отбрасываем.

И вот это отбрасывание, отсечение лишнего оказывается довольно важным моментом при чтении этого романа Рубиной. Потому что первые реакции на первые же страницы книги были скорее раздражительного свойства — ну вот жуть как не люблю людей, которые свалят из страны в силу того, что им не нравится в ней жить, и потом начинают кормиться в своём творчестве этой самой нелюбимой и отброшенной страной. И, что греха таить, такие мотивы мелькнули несколько раз в начале этого романа и настроили на критическое восприятие книги и не менее критическое отношение и к автору. Но ведь на то он и Мастер, чтобы выстроить литературный материал таким мастерским образом, чтобы и с этой скользкой темы уйти самому, и читателя взять буквально в плен своим литературным дарованием, своей непосредственностью и кажущейся лёгкостью стиля.

Книга написана очень живым простым русским языком — с вкраплениями простой разговорной речи, с какими-то новенькими и реальными словоформами из диалогового русского, со смелостью писать простые истины короткими простыми в буквальном смысле этого значения предложениями — подлежащее, сказуемое и глагол. Однако же этот простой русский язык почему-то обладает странным обвораживающим и притягательным свойством — читаешь и уже не хочется, чтобы роман заканчивался, а сюжет исчерпывался.

Сюжетная составляющая романа для меня была очень интересна, и неважно, есть реально такая организация «Синдикат» или это выдумка автора, зато важно, какими людьми, какими героями и персонажами населила Дина Рубина свою книгу — а то, что тут гарантировано есть вполне реальные и довольно известные люди, к бабке не ходи (взять хоть писательницу Марину Москвину, книгу которой про её «покорение» Аннапурны я уже читал и имя которой для себя запомнил навсегда). Все эти люди нам показаны и рассказаны посредством личного восприятия их главной героиней книги, которая по авторскому совпадению носит имя Дина и отчество Ильинична (хотя автор сразу нас предупреждает, что это вовсе не она, а лирический герой).

Книга у Дины Рубиной получилась одновременно и весёлой и не без грусти, и острой и отчасти сатирической и едкой, и одновременно сентиментальной и трогательной, и шухарной и серьёзной, и выдуманной и вполне реалистичной — таких дуальных пар применительно к роману можно подобрать множество и все они будут соответствовать сути книги. Так что отбрасывайте всяческие нюансы и просто читайте эту великолепную литературу.

Чудесная повесть. Перечитываю ее время от времени. Лекарство от плохого настроение, а главное, в индустрии ничего не поменялось.

Прекрасный роман. Завораживающий, завлекающий, мастерски сотканный из слов, оттенки которых подобраны столь точно и тонко, что дух захватывает.

Весьма посредственный рассказ очень похожий на пропаганду. Женская армия в нём показана в исключительно положительном ключе. Настолько положительном, что под конец удивляешься, почему в ней до сих пор не появились пони и радуга, а солдаты не побежали на поля собирать цветочки. Родители девушки-отличницы, вдруг заявившей им, что она хочет стать солдатом, относятся к этому так, будто она собирается на девичник. Сама тихая и скромная (как её описал автор) девушка-отличница относится к армии со щенячьим восторгом. Однако у читателя это всё вызывает только скуку.

Причиной тому бледный невыразительный язык повествования. Несмотря на обилие восторгов по поводу армии, текст остаётся на удивление неэмоциональным – пошёл туда, сделал то, ах, какая у нас заботливая армия…

Ни стилем, ни идеей рассказ не блещет, да и художественной ценностью, на мой взгляд, не обладает. От писателя, облюбленного российскими критиками и обладающего приличным количеством литературных премий, я ожидала большего. Намного большего.

Литературная модель галактики

Эта книга с первых строчек исподволь заманивает вас в зеркальную глубь, запутывая множеством отражений и отблесков. Тем не менее вскоре проступает четкая композиция, упорядочивающая и подчиняющая себе все события и лица данного романа. Главная героиня, Анна Нестеренко, или Нюта, переученная левша, пишущая зеркально, гений оптики и прочей физики, блестящая воздушная гимнастка, наделенная мистическими способностями ясновидения, чтения мыслей и подчинения своей воле окружающих, беспрестанно борющаяся с надвигающейся неотвратимостью... совсем не выглядит ни обладающей всеми этими потрясающими дарованиями, ни хотя бы живым человеком из плоти и крови. Действия и изобретения девушки, при всей их занимательности, не несут на себе и тени творческого упоения. Нет в Анне ни напряженности, ни стремлений, ни силы, ни чувств, ни-че-го. Прям этакий аналог сверхмассивной черной дыры, которая, невидимая сама по себе, легко обнаруживается благодаря своему воздействию на соседние объекты. Родители, друзья, любовники, знакомые, случайные прохожие — все они закручиваются вокруг спиральными рукавами или плетутся следом карликовыми галактиками. Их помыслы, поступки, волнения, страсть, любовь, привязанность, страх, зависть и ненависть направлены лишь на нее. Вероятно, именно поэтому никто из персонажей не смог вызвать у меня эмоционального отклика, Она и так в центре всеобщего внимания, иные же совершенно непривлекательны в собственной одержимости.

Вместо вакуума условное космическое пространство заполнено вязкой жидкостью, в которой плавают и кружатся все эти сверкающие искорки-звездочки. Тут можно обнаружить изобилие занятных и ярких образов: бытовые подробности деревенской жизни юга страны в советские годы, характерный русско-украинский говор, специфика проживания в коммунальной квартире и общежитии, головокружительные трюки и представления, детали циркового бытия и каскадерского искусства, особенности игры на фаготе и участия в оркестре, уютные улицы Киева и красочные городские пейзажи Европы и Северной Америки, ароматы арнаутской булки и вафель с молокозавода, звуки фортепиано и карильона, мелодия «Лили Марлен»... Во всей этой феерии улавливаются масса ностальгических мотивов и ноток, хотя кое-что отдает статьей из википедии. Никакой тоски по ушедшему в силу возраста и места проживания испытывать я не могла, так что все намеки на те самые цвет, вкус и запах благополучно прошли мимо. Но по-настоящему объединяет эти сценки их полнейшая сюжетная бесполезность. Почти все они предельно визуальны и на пару порядков лучше выглядели бы на киноэкране, чем просто в голове, и с равным успехом могут быть выкинуты, расширены либо полностью заменены чем-то иным. Со временем продираться через эти водяные каскады становилось все тяжелее, и под конец они уже стали значительно выбиваться из общей канвы истории и ощутимо раздражать.

А заключена вся эта прелесть в максимально приближенный к сферической форме икосаэдральный многогранник сюжета. Повествование отражается от одной грани к другой, плетя одновременно хаотичный и замкнутый узор. Отблески грядущего пляшут солнечными зайчиками по всему объему текста, поэтому ни одно более-менее важное событие не случается внезапно, всегда известно, что произойдет. С одной стороны, подобное тождество способностей главной героини и структуры самого романа встречается очень редко и потому чертовски любопытно. С другой, снижается степень интереса к происходящему, в какой-то момент, прервавшись, мне пришлось буквально заставлять себя вернуться к книге. Да и сами предсказания невыносимо прямолинейны: что увидено, то и случится. Всю дорогу в лоб одно за другим, ни тебе самоисполняющихся пророчеств, ни загадочной белиберды, смысл которой становится ясен слишком поздно, ни маломальской попытки изменить назначенную участь. И если остальные персонажи хоть вслепую и безуспешно, но пытаются, то Анна — несгибаемый образец стоицизма. Поэтому Хаген из Тронье в «Песне о Нибелунгах» восхищает отвагой и мужеством встретить страшный жребий с мечом в руках, а Нюта бездеятельно и кротко торчит стойким оловянным кактусом посреди песчаных бурь судьбы. Скукотень.

В сухом остатке же роман представляет из себя весьма плоский ландшафт. Персонажи и их взаимоотношения практически не развиваются в течение нескольких десятков лет, а действие лишено кульминации. Финал не только ничего не проясняет, но даже не добавляет никаких мелочей и частностей. Нам с начала уже известно, что она улетела, но обещала вернуться, повторением того же самого все и завершается. Ну и зачем тогда надо было городить полсотни страниц? Правда, исписаны они, конечно, знатно, язык здесь истинно прекрасен. В его искусной филиграни переливаются самоцветы метафор, один чудный орнамент сменятся другим, хотя попадаются и угольки бранной речи, украиноязычные диалоги по большей части остались для меня тарабарщиной, а некоторые пассажи оставили в замешательстве. Например, крайне резкие высказывания музыканта-фаготиста в отношении Екатерины II, Людовика XIV и барочной музыки неожиданно выставили его человеком, ни капли не разбирающимся в означенной эпохе. Однако, это единичные случаи. И все же никакие словесные изыски не способны скрыть содержательную пустоту. В идейном плане эта книга ничего не смогла мне дать, а окончание даже разозлило. Осталось лишь кружение блесток и обрывочных образов. «Почерк Леонардо» — красивая безделица, поначалу занимательная, но быстро утомляющая своей однообразностью. Встряхнув шарик и в последний раз вызвав к жизни искрящиеся вихри, безразлично отворачиваешься и оставляешь его пылиться на полке, тот час позабыв об изысканной игрушке.

Отдельного упоминания достойна великолепная озвучка аудиокниги. Три декламатора Вадим Максимов, Григорий Шевчук и Юлия Яблонская безукоризненно читают письма пожилого музыканта Сени, монологи бывшего циркача Володи и рассказанные от третьего лица главы Анны соответственно. Отлично подобрано музыкальное и звуковое оформление.

Язык, красочные описания, Петербург, местечковые типажи (как живые, ощущение что я их тоже видела и знаю «да, они именно такие»), прекрасная Испания — отлично!

А вот «шикарный мужчина» Захар не впечатлил вовсе, скажу больше — я его мужчиной вообще не ощущала. Мужественный сердцеед с женским взглядом на мир. Особенно это чувствовалось в описаниях прекрасного пола. Вроде почти по-мужски восхищается, отмечает пленительные нюансы и вдруг, как кнутом поперек хребта, язвительный комментарий по поводу какой то черты женской характера или внешности. Как плевок змеиного яда в сторону соперницы. Подумал так про себя и пошел дальше, вроде даже душу отвел. Это сильно сбивало. Ну и основная интрига, прямо скажем, подкачала, много притянутых за уши совпадений и очевидных ходов.

Неплохо, но перечитывать точно не стану.

Вот про художницу Веру у меня как-то не пошла книга.

Но это роман потряс и перевернул. Начнем с того, что он несет в том числе и образовательную нагрузку. Стаал немного разбираться в живописи, в течениях и отдельных художниках. Уже большой плюс))

после прочтения, кстати, посетила Испанский Монтссерат, где висят полотна Эль Греко...и прониклась еще раз гармонией книги. А финал, как всегда необычный)

Ооо...читала взахлеб, с момента публикации первой книги..потом быстро нашла вторую...а вот выхода третьей — «блудного сына» пришлось ждать больше полугода!

Это невероятная история, захватывает с самого первого момента. Ты сочувствуешь каждому герою, несмотря на вскрывающиеся неблаговидные на первый взгляд, поступки.

И концовка. Неоднозначная, и явно неожиданная. Некий хеппиэнд под приправой горечи.

Рубина на высоте!

Книги русскоязычной писательницы из Израиля, родившейся более полувека назад в столице уже несуществующей Узбекской ССР, пользуются на постсоветских просторах немалой популярностью. Эта книжка в мягкой обложке, выпущенная тиражом 25000 экземпляров – переиздание романа, вышедшего всего-то полугодием ранее. Но сложилось так, что реалистическая проза Рубиной проходила мимо меня… А вот роман с фантастикой дошел! Открытия (даже маленькие) делать приятно, открыл для себя «классного профессионала», мастера стилистической игры и знатока человеческой психологии. «Хороший писатель всегда врун…» — это высказывание самой Дины Ильинишны. Хорошо «наврала» она в «Почерке Леонардо»!

Киевлянка Мария Кирилловна Нестеренко, в тридцать четыре года так и не ставшая матерью, удочеряет «скелетик в трусах» Анютку, не подозревая о последствиях импульсивного поступка… А какие гены заложены в девчушке её отцом – пятнадцатилетним пацаном, вроде бы сыном самого Вольфа Мессинга, и матерью – тридцатишестилетней библиотекаршей, выясняется не сразу… «Невыносимый ребёнок» читает и пишет справа налево, без ума от зеркал, с детства «видит» своё и чужое будущее…

Книга заинтересовывает сразу, повествование – перемежающееся/пере- крещивающееся – не отпускает до самого конца. Ведь роман не только о левше Нюте – о жизни в Жмеринке, Гурьеве, Киеве, Франкфурте, Монреале, Вермонте… О музыке («настоящая музыка – настоящая тоска»), о цирке – как «смачно» пишет Рубина о жизни цирковых (хорошие у неё были консультанты)!

Нюта так и не назвала Машу мамой, эта «зеркальная девочка» не стала красавицей, но её тело амбидекстера — «безумно талантливо». Толчок к тому дала нянька Христина, на седьмом году жизни Анюты «перелицевавшая» её (насильно заставившая равнозначно работать обеими руками). Имея возможности «большие, чем требуется человеку для счастья» (со своим «зеркальным тоннелем внутри лба»), Нюта-неприкаянная не находит ничего лучшего, как стать цирковой артисткой. А в цирке не зря стала крылатой фраза «Один день в неделю – для встряски организма – надо не пить»! Обладая с детства неутолимой жаждой к непрерывному постижению, Нюта все же решает: главное – цирк! При всей расположенности к физике, теории Эверетта, М-теории струн («Ё-моё! Вот мозги у девки! »)

Всегда «стремясь прочь», Нюта в цирковом училище «зависает», проходя жесткую и требовательную школу. И здесь книга Рубиной напомнила роман «Vita Nostra» Дяченко… Сама выбирая, кого любить, Анна бросает молодого, красивого циркового мужа, уходит к старому, седому, неприкаянному лабуху Сене… Почему? Да просто это «её мальчик», ну не срослось сразу…

Хрупкий и жутковатый дар начинает приносить неприятности – неправды не говоря, комфортным человеком не станешь… Нюту считают «ведьмой», участь свою она принимает, понимая – изменить ничего не сможет… Демиург хочет остаться человеком…

Как живописует Рубина еврейское лето в Жмеринке — какая фактура! Не со всеми её пассажами могу согласиться, это из Иерусалима легко говорить (устами персонажа) о бывшей родине: «Власть всегда будет разбойная, потому что земля такая…» Просто «ошибочка» автора, сродни другой, технической: «система охлаждения заправлена соляркой»…

Став разработчиком иллюзионов/фокусов, Анна Нестеренко/Стрелецкая от массива чужих мыслей старается убежать – на мотоцикле, поезде, самолете. Но от мыслей собственных не убежишь… «Для чего я?» В гроб вогнала приемных родителей, радости принесла мало кому, одни неприятности. «Я просто зеркало… Мне не позволено ничего исправить…» Да-да, но… Не жалеть никого ради истины – тяжело… Что ж, выбор есть выбор, Анна «на середине моста вздёрнула мотоцикл на дыбы и, вылетев поверх ограды, понеслась по зеркальному коридору»… Откуда только силы отказаться от «дара», отринуть навязанный дар небес…

Но куда понеслась? Тут начинаются разночтения. В другую зеркальную Вселенную (согласно давней идее некоего Эверетта)? Но что внесёт в повествование эта «дурная фантастическая струя»? Бесследно исчезла довольно известная женщина, улетела по небу на мотоцикле… Уж лучше парапсихологию приплести, «мистику»! Но роман Рубиной совсем не мистический, реалистический (почти)… А в романе героиня не может исчезнуть без следа. Такое только в жизни случается… Так что Сеня встречается с Анной ещё раз…

Это книга, как, собственно, и всё, написанное Рубиной — для любителя атмосферности, точных деталей, ярких портретов, сочных диалогов. Поэтому это — мой автор ))

«Желтухин» очень хорош, на мой вкус, тем, что в нём (да ясно,что и во всей саге) нет чёткого деления на главное и второстепенное. В конце концов, всегда ли мы способны отделить «зёрна от плевел»? И вот случайный, казалось бы, персонаж обретает неожиданную значимость, а мелкая деталь обретает важную роль. Удивительные переплетения судеб, странные параллели, загадочные встречи и исчезновения... Казалось бы — реализм, но проглядывает сквозь повествование и мистика, и детектив. С огромным удовольствием прочитала за пару дней и непременно буду читать продолжение.

Да, в этой книге нет внятного сюжета, это роман-ностальгия. Блестящий язык оживляет и мои воспоминания... Картины альпийских лугов, цветущих маков над Чолпон-Атой волшебным образом перенесли меня на 50 лет в прошлое, в детство. Непередаваемое ощущение! Спасибо автору, нынче мало кто умеет писать настолько образно. Для меня это мастерство, эта поэтичность и точность прозы куда важнее сюжетной линии.

Скрупулезно выписанная история осколков интеллигентной ленинградской семьи, вывезенных из блокады в далекий и чуждый Ташкент. Становление большого художника – через трения с матерью, которую жизнь превратила в монстра, трогательную любовь к непутевому приемному папаше (нет, это не описка – неизвестно, кто из них для кого более приемыш), первые, но уже не детские несправедливости, жизненные перипетии, воспоминания и озарения.

Выразительный и трагический Стасик, приличный мальчик Леня, слишком цивильный для того, чтобы воспринимать его всерьез, основательный Дитер. Многослойность и многоплановость повествования, яркие второстепенные действующие лица – все это по-прежнему имеется в наличии, волнует душу и потрясает воображение.

И все же финал подкачал. Он слишком «голливуден» и предсказуем.

Считаю, что это лучший роман Дины. Замороченные кукольники в декорациях пред- и послевоенного Львова, относительно современных Праги, Берлина, Самары и Сахалина, средневековая легенда о Петрушке, плавно вытекающая из другой – о Големе бен Бецалеля (до этого лишь в романе Густава Майринка случалось читать о нем). Выбор между любовью к женщине и делом всей своей жизни. Борьба с гениальным, но зловещим творением за право быть единственной и настоящей – до клиники, до последней крови.

Бесспорно, проза Рубиной очень хороша. Страницы о Второй мировой – одна из самых стоящих вещей в ее книгах. Но все же от количества пафоса и постоянно подчеркиваемой богоизбранности семитов немного устаешь. Довольно много для души, но иногда – переизбыток эмоций. Хотя, справедливости ради, книжек, где герои способны так беззаветно любить, в русскоязычной прозе сейчас мало.

Шумиха вокруг ее имени случилась как-то внезапно и мимо меня (впрочем, как обычно). Роман «Почерк Леонардо» подвернулся случайно, в период острой ментальной жажды, когда было все равно, что читать. История жизни одаренной девочки-космополита, рассказанная тремя разными людьми, из разных стран и времен, заворожила. Здесь хватало грязи с «бытовухой», мракобесия и косности. Здесь правили бал сказочки о Вольфе Мессинге и сплетни — как основной сюжетообразующий момент; обязательные приличные семитские девочки (ну и мальчики, куда ж без них), по ходу действия выбивающиеся в люди; смешное «паточное» письмо некоего агента ЦРУ с претензией на литературщину и религиозные «иерусалимские» мотивы, уводящие куда-то за грань романа.

Но при всем при том в книге я увидела жизнь, изменчивую и разнообразную. Сквозной зеркальный коридор как важная часть повествования, «завязанная» на одной из многих способностей главной героини. Полное погружение в миры – «большой музыки», цирка и отчасти каскадерский. Течение времени, позволяющее перемотать жизни героев назад и рассмотреть с неожиданных сторон. Свет, прямой и отраженный, на протяжении всей книги. Потрясающе достоверные характеры – даже у персонажей второго, третьего, десятого планов. Да, это куда ближе к Прозе, как я ее понимаю. Думаю, когда-нибудь я перечитаю эту книгу.

Последней книгой Дины, прочитанной на данный момент, стала «Белая голубка Кордовы». Темка художников уже слегка поднадоела, поэтому гениальный копиист, наводнивший международный рынок почти совершенными подделками, был воспринят мною скептически. Притягательный для любой (в памяти воскрес «довольно красивый» Микаэль Блумквист из трилогии «Миллениум», смущенно хмыкнул и ретировался обратно), смелый, даже нахальный в отношениях не только с людьми, но и собственной судьбой главный герой. Богатейшие виды окрестностей Иерусалима (впрочем, уже знакомого по «Синдрому Петрушки»), Винница, блокадный Питер, цветущая Испания – Лос-Анхелес де Сан Рафаэль, Толедо. Семейные тайны, задворки балетного и художественного миров, скоротечные, какие-то подростковые амуры главного героя (и его предков). Как всегда, прекрасный язык. Но…

Довольно-таки неправдоподобное сказание о двух братьях и кубке, заставляющее «дона Саккариаса» метаться по земному шару, и «клюквенные» откровения его приятеля-искусствоведа о схронах Ватикана, кажущиеся особенно неправдоподобными оттого, что изрекает их убитый горем, практически бредящий человек. И очень, ну просто невозможно беспомощная для писателя такого дарования сцена побега не-пойми-от-кого в финале. Когда баламута приканчивают (опять же, не пойми кто), испытываешь едва ли не облегчение, оттого что эта многокрасочная и поэтичная жвачка наконец завершилась.

В «Человеке с бульвара Капуцинов» есть сцена в которой у Билли Кинга встают волосы дыбом после первого в жизни просмотра кинофильма — прибытие поезда. Так вот я, перевернувшая последнюю страницу «Синдрома Петрушки», похожа на Билли Кинга.

Нет, писательское мастерство Рубиной, ее умение плести словесные кружева, на высоте. Но книга буквально переполнена безумием, оно плещется через край, через страницы. Реальный мир почти отсутствует. Такое чувство, что действие происходит в сумраке чьего-то сознания.

Когда-то Лесной Царь увел в царство Лиссы мальчика. Но даже безумным хочется иметь пару. Мальчик вырос и увел за собой в царство теней девочку. Он стал Кукольником, она Куклой. Всегда вместе, всегда неразрывно связаны. И каждый одинок в своем персональном безумии.

А еще этот тревожный, обманчиво оптимистичный, финал!

В романе Дины Рубиной переплелось слишком много историй: циркачи, музыканты, каскадеры, жители коммуналки, зеркальные близнецы, амбидекстры, Вольф Мессинг... Иногда истории прерываются, а их хвостики-окончания запрятаны в других историях — порой в виде мимоходного упоминания «а помнишь такого-то.., так вот, он-то...».

Основных линий три: рассказ-исповедь мужа главной героини сотруднику интерпола, письма к ней от музыканта, играющего на фаготе, и непосредственный рассказ о героине. Зовут её Анна, Нюта. И она ведьма. Рубина приводит множество свидетельств её сверхъестественных способностей, и ни разу это у нее не вышло пошло (то бишь не напомнило Рен ТВ или битву экстрасенсов). Самой даже хотелось верить в зеркальные миры.

Книга очень живая, в основном, благодаря языку Рубиной. С персонажами по-разному. Сама Анна так и не представилась мне цельным человеком, хотя рассказчики все ее любили и расписывали только так... А вот когда она представала перед читателем непосредственно собственной персоной... основные мысли которой «скука» и «хочу туда, не знаю куда» — в общем, персонаж «не моего романа».

Зато есть множество колоритнейших типов, непонятно как ужившихся друг с другом на страницах одного произведения. Этим Рубина меня и покорила: умением оживлять героев. История каждого из них играет красками, звучит песней. Только с Анной перестаралась, переборщила, сделав её слишком потусторонней — потому конец романа оказался для меня предсказуем.

Как оказалось, эта книга — часть триптиха о таланте. Анна практически гений, но её способности — что-то неземное, данное свыше. Не думаю, что эта книга хоть как-то приблизила нас к пониманию гениальности.

Начал читать по многочисленным рекомендациям. Бросить захотелось уже после эпиграфа — не потому, что ненавижу кафку, а потому что сразу понял, что развернул литер. «антисовок». «Антисовок» — это, так сказать, изнанка соцрелизма, мир антиподов,построенный по принципу — все наоборот. Андеграунд непременно серый, убогий и неприглядный: бараки, сараи, мазанки, коммуналки, трущобы и т.д.и т.п. Герои — обязательно «маленькие люди» с бесперспективным существованием. По сравнению с ними дети подземелья и герои пьесы «НА дне» — завсегдатаи кафешантана. Благородные поступки обязательно на грани трагедии и должны вызывать чувство обреченности: продала последние сапоги и купила чужому ребенку простоквашу, когда собственные дети некормленые сидят и т.д. Обязательная часть антуража какие-нибудь зэки, списанные из старого советского кино. Да и вообще воспоминания в книжке списанные; судя по году рождения никак не могла автор помнить суровые военные годы и послевоенное лихолетье По какому принципу выбирался источник воспоминаний — можно только догадываться. Осмысленные впечатления дамы должны прийтись где-то на 60-е, а, судя по литературе того времени ( Стругацкие, например), мироощущение шестидесятников было совершенно иным.

Дальше. Скажите мне, вы помните КАКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ был продавец воды, сока, мороженого возле вашего дома или школы? Вы вообще национальность продавцов из детства помните? Потрясло, что автор абсолютно осознанно делит работников торговли на евреев и всех прочих. Нормальный ребенок на такое просто неспособен, ему эти взрослые глупости в принципе не интересны. Вот она, вековечная еврейская обида, которая занозой сидит во всех подобных опусах — маленькие хорошие евреи, которые делают людям добро, и которых все вокруг несправедливо травят и обижают. Ну, буквально у всех есть подобные персонажи — обезличенные и с именами, — и у Улицкой, и у вОЙНОВИЧА, и у Вайнеров... Фейхтвангер — уж на что величина, и тот не удержался! Наверное подобные персонажи в нашей жизни имели место быть. Но ради объективности замечу, что успешных евреев вокруг было не меньше,( как минимум!). Вообще оборотистость и деловитость нации давно в поговорку вошла. Лично я ничего плохого в этом не вижу: азербайджанцы, например, по природе своей хорошие торговцы, норвежцы — хорошие рыбаки, а евреи — ментальные финансисты, чуют запах денег и умеют их зарабатывать. Так же хорошо у них развито чувство «выгодного проекта» чему пример — Октябрьская революция. Попробуйте найти хоть одно упоминание о том, какую роль играли евреи в руководстве и карательных органах ненавистного этим литературным прогрессистам «совка». Не найдете никогда.

Дальше. Не знаю, как вам, мне очень важно испытывать к персонажам «чувства». Любовь, злость, интерес, сострадание. Чтобы сопереживать героям я должен их кожей касаться. Тут же не покидало ощущение, что я в гидрокостюме. Ну никаких чувств эти действующие лица у меня не вызывали, да и сами они никаких эмоций ( во всяком случае — позитивных!) к окружающему миру не испытывают. Персонажи кажутся смутно знакомыми: то ли видел их в старых фильмах, то ли читал нечто подобное в каких-то старых книжках... Ощущение, что герои не придуманы автором, а собраны как паззл с миру по нитке. Секонд-хэнд, короче говоря. Вместо большой советской одухотворенной любви ( бесплотной, разумеется!), здесь у нас кожезаменители, красители и ароматизаторы, идентичные натуральным. Посттюремный плотский синдром, «надо к кому-нибудь прислониться» и т.д.. А если любовь по недоразумению в этот затхлый мирок просачивается, то она быстро и трагически заканчивается. Всегда. У всех.

Не буду писать о построении романа — прошелся по недоуменным отзывам и понял, что большинство так же безнадежно тупы, как и я. Принципа не уловил никто, какое-то сумбурное нагромождение «а помнишь мама» и какбэ повествования. Как написал Булгаков после чтения Флавиана Фиалкова и Лесосекова: « Я совершенно разучился воспринимать серьезную литературу». ПОймите, я вовсе не меряю литературу эталонами соцреализма ( хотя почитать на ночь про колосящиеся поля и наивную бесплотную любовь лично мне приятней, чем про вши и послетюремный перепихон). Я хочу сказать, что вместо одного набора штампов мне предложили другой, не менее ходульный, предсказуемый и нежизнеспособный. Даже всесоюзную стройку, буквально поднявшую Ташкент из руин — и ту автор умудрилась обосрать. Вот просто «потеряли город» — и все. Что потеряли? Мазанки, что ли? Памятник Гагарину не такой поставили? В чем трагедия-то? Какое-то невнятное бормотание в ответ.

Был в Ташкенте в 80 -м году и уехал обалдевший: огромный, просторный, зеленый, чистый, роскошный город. Стройка- то была витриной «дружбы народов», так что расстарались вовсю и денег не жалели. В азиатскую сушь провели воду и понастроили фонтанов: и с подсветкой, и поющие, и скульптурные... А какие парки, какие скверы, какие красивые новенькие современные ( для того времени) кинотеатры, театры, стадионы! Реально казалось, что попал в сказку. Так что ощущение вранья привлекательности книжке и уважения к автору не прибавило. А уж сколько ходульного пафоса!...

Недавно увидел у знакомой книгу рубиной, попросил рассказать начало, а потом остановил ее и закончил сам. Она обиделась; если читал, зачем спрашиваешь. А я не читал Я на ходу сообразил. Совершенно подсознательно пришло сравнение с книгой Данелия «Безбилетный пассажир» — он-то пишет о послевоенных годах с полным знанием дела. И о репрессированных, и о лагерях, и о многом другом, но вот впечатление остается совершенно иное. Такое ощущение, что два человека смотрят в окуляр, только на выходе у одного выгнутая линза, а у другого — вогнутая. Тут — огромный мир со всем хорошим, плохим, смешным и трагичным, а тут — шевеление микроорганизмов в капле мутной воды. Одну книгу написал человек с чувством собственного достоинства, а у другой на этом месте хронически больное национальное самолюбие.

Теперь о языке. Очень хороший язык. Ну очень. Ну очень-очень-очень-очень-очень. Первые пятьдесят страниц прочитал с восторгом, потом литературные рецепторы притупились, потом вообще отключились, а потом началось раздражение. Любая метафоричность все-таки должна иметь какую-то дозировку: ну дайте мне хоть что-то домыслить самому, не нужно каждую подробность проваривать, как манную кашу, и в пищевод кулаком пропихивать! Ну, можно я сам решу, какая там дыня, золотистая или зеленоватая, какие водоросли стелятся по дну арыка и как капли барабанят по стеклу? Вообще это чувство меры выработать невозможно: или оно есть, или его нет. В данном случае налицо утомительный (лично для меня) перебор. Вспомнился гоголевский Манилов: сначала поговоришь с ним, скажешь, какой приятный, милый человек, поговоришь еще немного — ничего не скажешь, а если еще чуть-чуть — отойдешь, молвив про себя: черт знает, что такое. Вообще, когда я читаю в отзывах, что язык «вкусный», чувствую легкое подташнивание, будто пирожными объелся. Какое-то неприятное гастрономическое определение, совершенно неприложимое к большой литературе. Вы про язык Булгакова скажете — «вкусный»? А про язык Фейхтвангера или Томаса Манна? То-то и оно, что это невозможно.

Главная моя претензия к этой книге это то, что она хочет казаться бОльшим, чем есть на самом деле. Ведь мысли по сути здесь ноль. ПОзабавило, что все мало-мальски критические отзывы выдержаны в каком-то испуганном тоне — извиняются люди, что им не понравилось. Налицо перехода количества в качество. Если это рубина — надо хвалить, а то могут подумать, что извилин недостаточно. Хочу напомнить, что в похожей ситуации один ребенок сказал: А король-то голый!

Ставлю тройку не только этой книжке, но и скучному набору штампов под названием «антисовок» вообще.

Таки справился и добил неважнецкую в целом трилогию. На восприятие третьего романа, возможно, оказали влияние условия с ним ознакомления. Ехал в поезде, выпил в процессе неспеша бутылку виски и как-то было мне уютно. Читалось, соответственно, легко, порой по диагонали и мало что раздражало. Третий роман вышел совершенно камерным. Чистая мелодрама про любовь, месть и как выручили из заложников супермена. Собственно, роман представляет собой парафраз «Ночного администратора» Ле Карре, десяти отличий я не нашел. Стилистика Рубиной, понятно, осталась. Завороженное описание еды, питья, одежды, туристических красот — стандартный набор. Напрочь почти ушла линия шпионажа — совершенно страшная и самая безобразная во всей трилогии. Ну и то, что видится автору удачной метафорической находкой — союз мегапевца с глухой — с хорошим вкусом имеет мало общего. Ну да Рубина почти всегда была вороной в павлиньих перьях — за исключением подростковых рассказов, тональность которых имеет мало общего с современным ее канареечным слогом. Первый роман был многофигурен, наверное, лучший; второй — совершенно ужасный; третий — неоригинальный и вполне себе камерный. Вся трилогия — шага два назад сравнительно с уловной трилогией романов о « людях воздуха».

Повесть как ассоциируется в самом первом приближении с процессом киноснимания, так и повествует о нём же. Лирический герой Дины Рубиной, (а повествование ведётся от первого лица, т.е. от персонажа, максимально приближенного к автору) приглашён написать сценарий и вообще поучаствовать в съёмках фильма по одному из своих произведений (из чего можно заключить, что героиня повести занимается писательством). И, поскольку процесс киносъёмывания вообще довольно занятная процедура со множеством всяких забавных, мало забавных и вообще не забавных моментов и нюансов, то в сочетании с фирменным рубинским лёгким и изящным стилом мы получаем очень лёгкую в чтении, улыбчивую и одновременно слегка ироничную и с горькими чёрточками возле улыбистого рта, необременительную в объёме (разумное сочетание необходимого и достаточного объёма) чтиву. А горечь берётся от нескольких моментов — от осознания преходящей и умаляющейся жизни; от окончательности своего жизненного выбора (эмиграция в благословенную страну предков Израиль); от ощущения, точно выраженного Юнной Мориц и выразительно интонационно точно спетого Сергеем и Татьяной Никитиными «Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли...»...

Тем не менее ряд совершенно уморительных юморительных моментов раскрашивают повесть в весёлый радужный полосатый купол, а некоторые персонажи выведены с такими любовно выразительными деталями, что в некоторых влюбляешься (сходу), а к другим испытываешь моментную и моментально проходящую неприязнь.

Совершенно покорил образ Ангела-хранителя, причём сначала показалось нарочитым это огрубление и низведение сего возвышенного существа (существа? хм_м...) в ранг бомжеватого вида мужичины, однако по ходу пьесы всё поясняется и становится совершенно естественным.

Вторая часть трилогии показалась очень плохой и едва ли не худшим из романов Рубиной. Если в дебюте было много мозаичного, собрание разного рода фриков с эксцентричными увлечениями, которые активно перемещались во времени-пространстве, чем весьма оживляли чтение, то в «Голосе» доминирует супервундеркинд архиталантливый во всем. Прямо как у Чистякова: «Я и песни петь могу и е.....ся мастер». Совершенно неправдоподобный центральный контртенор окружен столь же даровитыми, без полутонов персонажами героической судьбы. Тут тебе и секретный лидер израильской разведки и выдающийся знаток боевых единоборств и глухонемая выдающаяся же фотограф. У Рубиной получился какой-то неимоверный театр персонажей комикса и «Голос» в этом смысле близок к миру Марвелл, как мало какая другая книга. Собственно, уже по первой затянутой сцене встречи «разведчиков» ясно, что для все видов деятельности ( танцы ли, пение, разведка) у Рубиной совершенно одни метафоры и гиперболы в качестве характеристик. Обильное мельтешенье по заграницам, однако в описаниях нет ничего такого, что нельзя взять из путеводителя. Если в венском ресторане, то Апфельштрудель ( ну как вариант был еще и Топфенштрудель), если в Таиланде, то там-кха ( долго думала поди, не взять ли том ям). Описания эффекта, производимого пением, как-то слабо соотносятся с представлениями о психологии и физиологии ( все там обмирают, в зобу дыхание спирается, кровь приливает — ну чистая архаика 19 века, когда кровь бросалась в лицо и персонажи скрещивали руки и топали ногой). На фоне всех комиксовых центральный персонаж вышел особенно аппатичным, чего не было в романах предыдущей трилогии. Скверная вещица, откровенно не понравилась.

Бедная я, бедная. Я ничего не поняла в этом романе.((( Слова, предложения, сюжеты, герои, автор — все свалено в кучу, все перемешалось и в итоге совсем не вкусно. Нет, вру — слова вкусные, но и только. А посему оценку ставить не буду ибо не знаю, что оценивать.

Книга читалась очень легко и быстро. Закончила читать и мне стало жаль, что роман закончился. Вроде бы вилась нить ведущая куда-то, куда мне нужно и где мне было бы интересно, а потом вдруг оборвалась. Герои романа тоже чего-то и кого-то ждут. А Он уже пришел и живет средь них, просто ликов и проявлений у Него множество.

Т.е. роман, с одной стороны, о том, что есть Бог. А с другой стороны, о человеке, точнее о людях, русских эмигрантах в Израиле. И если читателю интересна хотя бы одна из этих тем, то ему несомненно стоит почитать «Вот идёт Мессия!» .

С детских лет испытывала легкое сомнение в кукольной неодушевленности.Повзрослев и посетив несколько выставок кукол ручной работы,убедилась в их странном и не всегда добром очаровании.Роман Рубиной о куклах и о любви.В нем много красивого ,печального и много страсти.Главное все это написано прекрасным , филигранным языком-от чтения получаешь просто физиологическое удовольствие.Ярым поклонницам 50-ти оттенков и» Сумерек» -противопоказано.

Замечательный, очень интересный роман. Единственный минус — нет интриги, развитие сюжета абсолютно предсказуемо. Но в семейных сагах редко встречаются лихие повороты сюжета. А сей роман все таки, на мой взгляд, не интеллектуальный триллер, а именно семейная сага. Да, в центре внимания писателя и читателя судьба одного представителя рода Кордовера -Захара Кордовина, но много рассказывается и о его предках, и упоминается о его потомках. Сочными красками Рубина нарисовала жизнь своего героя. Читаешь и оторваться не можешь, хоть и понимаешь, что тебя ждет на следующих страницах. А какое послевкусие!

Чрезвычайно избыточный даже и для без того не самой аскетичной писательницы роман, продолжения которого, нет сомнений, будут еще более изобильными. Рубина отработала манеру, предполагающую обязательно сложную саговость с участием большого числа ярко размалеванных петрушек, странствия по всему миру этих петрушек, эксцентричные профессии, обилие прилагательных. Мне это несколько напоминает зрелого Пикуля: у них с Рубиной какая-то тяга к фаршированию текста географическими наименованиями и эпитетами ( если Вена, то «блистательная», если фрикадельки кто готовит — то «незабываемые» или «упоительные»). В «Желтухине» много всего: от фотографиий и канареек, до описаний взросления девочки- пианистки, девочки-оторвы, глухой девочки и мальчика с гениальным голосом. В названии серии — «Русская канарейка» есть элемент самоиронии: особенности музы автора именно, что канареечные с тягой к пестроте и переливчивости. Рубина — хорошая рассказчица, но от манеры изложения быстро устаешь. Очень многословно, без дифференции по значимости, предсказуемо по топосу. Сократическое чувство меры уж точно не по автору, которая почти захлебывается от удовольствия рассказывания историй. Сагами на материале отечественной истории кого удивишь? И Аксенов и Улицкая в этом направлении кое-что написали. У Рубиной чувствуется неограниченный ничем темперамент и пыл в творчестве в данном направлении. Она очень щедрый автор. которая много знакомится с бытовыми реалиями не только в Википедии, снабжает текст не только старыми анекдотами и местячковыми шутками, но подбрасывает и собственные находки. В общем, экспрессия, языческое дорефлексивное повествование. Коммерческая литература качества много выше среднего. Читать продолжения про странствия уникальнейшего в мире супертенора с единственным голосом из богатой историей семьи ( и тоже небедного), который еще и получил в израильской армии навыки суперубийцы, и любовь-то у него будет не как у всех, а уж количество городов и стран, где он побывает, даже и не представить, желательно в долгой дороге при сильной бессоннице.

Написано в стиле зарисовки из школьной жизни. Уж не знаю, сколь здесь правды, а сколь вымысла, но читается именно как правдивая история. Поначалу показалось: рассказ и рассказ, что с того? Но запомнился и, со временем, стало понятно, что очень понравился. Даже и оценку я ему поднял резко, а не на балл, как обычно делаю с запомнившимися вещами.

Но отзыв, собственно, пишу по единственной причине: чтобы обратить внимание на одну из идей рассказа. Очень уж она перекликается с вечными ФЛ дискуссиями о самых разных текстах.

Любое произведение, даже самое хрестоматийное, можно воспринять по-новому, необычно и непривычно.

Так что: читайте, рекомендую.