Роман при прочтении вызвал две стороны впечатлений, естественно, одна позитивная, а вторая отрицательная, которые на протяжении всего повествования брали вверх друг на другом.

К плюсам отношу слог и общую стилистику написания, которая не утомляет и читается вполне легко, учитывая, что роман не считаю легким и приятным. Действующие лица, события, определенные описания тоже можно отнести к положительной стороне.

Как человек интересующийся историей и военной тематикой, уверен, что в то непростое и тяжелое время, почти все события, описываемые автором, правда и реальность, но вот сама подача понравилась не особо, причем местами грубо, грязно и со вкусом – это основной минус книги.

Вообще, произведение нельзя отнести к черному или белому, как и всю нашу жизнь. Кому-то ближе одно, кому-то другое, тут, как говорится, кто как смотрит на мир и какими глазами. Судить автора не имею права, хотя бы с учетом того, что он является участником тех самых событий, да и произведение местами понравилось и держало в напряжении.

Но, запомнился момент о А.В. Суворове, что дескать, таскал, мучил и убивал своих солдат по Европе. Отрицать бессмысленно смерть и муки на войне, но, так уж сложилось, что недавно прочитал «Генералиссимус Суворов» Л. Раковского и там смерть и невзгоды преподносятся иначе, а ощущение от этого идут совсем другие.

На мой взгляд, пропитка произведения злобой и ненавистью и есть перебор, так как такого не припомню, даже читавши мемуары наших противников, такое неприятно, а местами и больно.

Рассказ без прикрас о войне, история жизни простого парня, как работал, как болел, как голодал, как влюблялся, как заводил друзей, как в итоге уехал на фронт. Рассказ о войне, действие которого происходит не на фронте. Рассказ о том, как успеть пожить до отправки в пекло войны, об осознанно сделанном выборе защищать родину, о простых, но мужественных, трудолюбивых людях, по разным причинам не попавшим на фронт: в силу возраста, болезни и т.д. Рассказ тяжёлый, как и многие произведения о войне. Слог Астафьева безупречен, так может писать лишь истинно русский писатель, пропустивший через себя всё, о чём он пишет. Полезный рассказ для молодого поколения, хотя, и к сожалению, мало, судя по всему, им интересный.

Очень редко пишу отзывы на сайте, но мимо этого произведения, которое Астафьев написал на злобу так сказать дня, сделав я считаю огромную ошибку, перечеркнул этим пасквилем всё своё более менее достойное творчество. Просто набор клише антисоветчины и пошлости.

Злое, конечно же, произведение. Недоброе. Мне встречались споры о том, действительно ли была такой война для рядового Астафьева В.П. или это способ поквитаться с советским прошлым, но сам я с трудом представляю себе Виктора Петровича угодничающим и желающим понравиться хоть кому то. Оттого и тяжело читать какой была война для простого Ваньки: в грязи, голоде, болезнях, смерти. Никакого геройства и пафоса – тяжелая, муторная лямка, избавиться от которой невозможно. И комиссарская чванливость, политиканство, тыловая бравада с другой стороны. Впрочем, все как всегда: кому война, а кому и мать родна.

Язык произведения, конечно, исключительный – живой, простой, непосредственный. Словно попадаешь в эту языковую среду, напитываешься этими солдатскими разговорами, пересудами, этими «у бар бороды не бывает». Словно сам становишься младшим командиром с его переживаниями по поводу наград. Язык не плавный, а шершавый, где то резкий, чувствуется в нем какая то земляная, нутряная, простонародная мощь. Абсолютно другой мир для меня, читаю, и словно путешествую, попадаю в эти окопы и грязь, к этим людям.

Вообще, представляю себе как сложно писать о войне. Как можно уместить в слова все переживания, страхи, ужасы от смерти, которая всегда где то рядом. Все мы слышали не раз суждения о том, как не любят вспоминать войну фронтовики. Мне кажется, что это нежелание вспоминать зачастую оказывается невозможностью вспомнить: ну не может психика хранить в себе эту память, поэтому, как ни старайся – в воспоминаниях ветеранов только какие то обрывочные, зачастую будничные фрагменты. Оттого и ценна книга Астафьева, так живо, без прикрас и ложных умствований воссоздающая воспоминания простого солдата и великого русского писателя Виктора Петровича Астафьева.

Я закончила школу 18 лет назад, но прекрасно помню, как мы изучали творчество Астафьева на уроках литературы. Помню, скорее, не благодаря замечательным учителям, а благодаря потенциалу астафьевского творчества. Некоторые тексты с детства врезались в память, даже может быть не сами тексты, а именно впечатления, которые они заставили получить и эмоции, которые они заставили пережить. Астафьев относится именно к таким писателям, поэтому я настойчиво советую читать его вместе со своими детьми, даже если они уже подростки; изучать и знакомиться с его творчеством. И я точно знаю, что я не одна такая. Рассказ «Васюткино озеро» сохранился в памяти еще ряда моих знакомых.

Рассказ читается на одном дыхании, потому что Астафьев смог достичь практически идеального баланса между сюжетностью и созерцательностью. С одной стороны, сюжет развивается стремительно строчка за строчкой, с Васюткой все время что-то происходит: он выживает, что-то находит, ищет пути, знакомит нас с мудростью своего деда и отца, которую вспоминает в форме советов или даже законов таежного выживания.

С другой стороны, на протяжении всего чтения перед глазами вырисовываются картины леса, озера, реки, самого Васютки, других деталей. Астафьев пускает нас в сознание мальчика и иногда мы узнаём, о чем он может думать в моменты отчаяния и безысходности — это достигается благодаря лаконичным, но точным и высокохудожественным описаниям реальности. Благодаря такому описанию можно сделать паузу, остановиться на одно созерцательное мгновение, оглянуться вокруг и дальше погрузиться в сюжет.

Вердикт: читать обязательно!

Одна из самых известных (если не самая известная) книг Астафьева, опубликованная во второй половине 1970-х с незначительными сокращениями, она явилась социально-культурным событием и вызвала оживлённую дискуссию в прессе. Являясь глубоко антисоветским произведением, в том смысле, что люди показанные в нём, совершенно не соотносятся с неким «человеком советским», образ которого культивировался в советской прессе и литературе, «Царь-рыба», тем не менее, получила Государственную премию СССР. Один из рассказов цикла — «Норильцы», цензуру не прошёл и был опубликован только в 1990 году под названием «Не хватает сердца».

«Царь-рыбу» иногда называют повестью, иногда романом, сам автор назвал её «повествование в рассказах». Фактически это сборник рассказов, объединённых местом действия и одним из героев — рассказчиком. Произведение глубоко автобиографичное, во многом перекликается с «Последним поклоном», но более цельное — объединённое общей идеей — противоборством и, одновременно, симбиозом природы и человека. В книге ярко выражены религиозные мотивы, тема ответственности человека за все свои действия.

Тринадцать эпизодов, историй из жизни енисейской деревни, в центре — стержень — рассказ, давший название всему циклу — «Царь-рыба», квинтэссенция книги, апофеоз борьбы человека и природы. Шесть рассказов перед ним, шесть после — о тяжёлой работе, о немногочисленных радостях, о сложных межчеловеческих взаимоотношениях. И, конечно же, о природе. Суровой, безучастной к человеческим делам, но при этом щедрой и невыразимо красивой. Описывая родные края, Астафьев, известный мастер художественного языка, превзошёл сам себя, книга местами читается как поэма, яркая, красочная, живая. Ну а люди... Они не хорошие и не плохие, они такие, какие есть, иногда хозяйственные до рвачества, иногда странные и несуразные, не от мира сего. Живые. Настоящие.

Может показаться, что Виктор Петрович хочет что-то очернить, что-то сгустить, показать неприглядную сторону и тэдэ, и тэпэ. Нет. Просто он показывает деревенскую сибирскую жизнь такой, какая она есть. Не нужно искать положительных и отрицательных героев, не нужно никого судить, жизнь гораздо сложнее чёрно-белой картинки. Сам Астафьев не удерживается, судит — настоящее, которое меняет всё вокруг, себя — стареющего и отрывающегося от корней. Иногда слегка брюзжит, иногда вспоминает траву, которая была раньше зеленей. Что ж, простим ему это.

Ода уходящей сибирской деревне, бескрайним просторам и крепости духа. Неоднозначная, местами тяжёлая, но очень лиричная книга.

Поувеченный язык всего сборника полон местечковых слов, архаизмов и словотворчества автора, при том, что лирический герой — человек образованный, писатель, он почему-то всё равно, разговаривает как неграмотный крестьянин 19 века. И в «Сон о белых горах» молоденькая москвичка Эля тоже думает почему-то этим местечковым суржиком. Сколько бы она времени ни провела с Гогой и Акимом, когда она успела привыкнуть даже думать на охотничьем жаргоне?

Читать очень сложно. Паустовский писал о природе, о деревенских людях, писал задолго до Астафьева, но его рассказы читаются легко и с удовольствием.

А тут..

И ладно бы это было сделано для атмосферы. Но такое ощущение, что просто цель была в каждое приложение напихать максимально большое количество непривычных слов: и в авторскую речь, и в речь абсолютно всех персонажей, соотносится это с их биографией или нет. Если вдруг оказывается, что у обычных слов нет какого-то местечкового варианта или блатного (регулярно у Астафьева встречаются зеки или бывшие зеки) , то автор сам вступает в дело и поувечивает слова:

«Собачья топонина» — почему не собачьи следы

Не «с упрёком» — а «упречно».

«Мечтал посидеть у костра, в нетронутой, а точнее сказать, в непоувеченной тайге, так неужели этот праздник продрыхать»

«Вторая желна застонала, запричитала на весь лес, черно умахива?я в глубь тайги»

Умахивая? Черно? Это как?

Ни слова в простоте, всё с ужимками.

Очень странно, почти в каждом отзыве написано об отношении человека к природе. Рассказов, где поднимается вопрос потребительского отношения к природе, штуки три на весь сборник.

В большинстве рассказов жестокая природа тайги — это арена, на фоне которой раскрываются самые ужасные стороны взаимоотношения людей. Люди здесь показаны слабыми, беспомощными, они ничего не могут противоставить природе, государству, друг-другу и даже бедовой своей голове, которая от слабости, одиночества, безнадёги толкает их на губительные шаги.

Всю жизнь севера Астафьев описывает с неприязнью — если семья, то обязательно отец пьёт или сел, или мачеха злобная, если гулянки-посиделки, ухаживания за девушкой «гулял девку, шарился между воротом и подбородком», тяжёлая безрадостная работа — светлых моментов ни у кого нет вообще!

Люди, которых описывает Астафьев: мрачные, жадные, нелюбимые и нелюбящие алкаши и преступники никак у меня в голове не соотносятся со знакомыми сибиряками: гостеприимными радушными людьми, которые никогда не оставят человека в беде, особенно зимой!

В рассказах Астафьева люди жрут друг друга. Алкоголь, грубость, зависть, все пороки вылезают наружу.

Удачливый рыбак? Давайте лодку ему порежем.

Отобрали браконьерский улов, побью жену, жена спряталась, сожгу дом.

Так бывает? Бывает. Но не на каждом шагу, в книге же такие всё! Кроме Акима. Аким на всю тайгу один нормальный человек с душой.

Ещё Астафьев идеализирует природу, приписывает ей благородство. Сетует, что якобы человек «потерял чувство дружбы к природе»?

В смысле потерял? А когда-то была дружба между человеком и природой? Вообще в дикой природе есть такая вещь — дружба? Серьёзно? В системе, где всё направлено исключительно на выживание, где слабые погибают, иногда становясь кормом для своего же вида (а у некоторых видов, и мамка слабого детёныша сожрëт, не поморщится).

Астафьев представляет,например, встречу с медведем как месть человеку за его потребительское отношение к природе . Но только это не месть, это естественное состояние вещей — сильный пожирает слабого, нет тут ни возмездия, ни расплаты.

Недовольство автора вызывает не только деятельность человека. Вполне природное распространение гусениц тоже вызывает у Астафьева враждебность.

Правильно по Астафьеву только какое-то одно стабильное состояние, которое он однажды запомнил, любое отклонение — гусеница ли расплодилась, рыба ли ушла в верховье реки, люди ли вывели какой-то вид — всё у него вызывает отторжение, нет созерцательности в его рассказах, всё плохо. Автор только почему-то забывает, что замеревшее незыблемое положение вещей — это тоже не природно, не естественно.

Его даже расстраивает, что насадили вместо картошки ромашку, ревень. И я не могу понять, чем это недоволен автор? Что людям стало легче жить и они могут что-то выращивать для удовольствия, для баловства?

Оторопь вызывает у него автоматизация производства, безлюдье внушает ему чувство ненужности.

Квинтэссенция негативных эмоций, недовольство всем подряд, безостановочное ворчание и коллекция отвратительных персонажей.

Книг о Великой отечественной войне написано огромное количество. Есть книги героические, есть трагические, есть документальные, а есть художественный вымысел. Тема для нашей страны важная, болезненная, до конца до сих пор не раскрытая, так что и художественные произведения, и научные труды продолжают выходить в свет и продлится это ещё очень долго. Но время неумолимо, ветераны ВОВ практически все покинули этот мир, а те, кто всё ещё живы, в силу возраста к военной литературе уже ничего не добавят. «Прокляты и убиты» — одна из последних (если не последняя) книг о великой войне, написанных непосредственным участником тех событий.

Этот роман так и остался незавершённым, Астафьев написал две части — одну об учебке и формировании полка, вторую — об участии этого полка в форсировании Днепра и удержании плацдарма. В принципе, книга имеет вполне завершённый вид, наверняка автор не стал продолжать однозначно болезненную для себя тему, ввиду того, что скорее всего сказал уже всё, что хотел сказать.

С момента публикации и до настоящего времени вокруг книги не утихают споры и баталии. Разумеется, она собрала щедрый урожай обвинений в клевете, сгущении красок и просто вымысле. Разумеется, есть и приверженцы точки зрения «всё так и было и никак не иначе». Вообще, сторонникам чёрно-белого мира и однозначности живётся очень легко, они чётко знают — это правильно, а это нет. А на самом то деле, правда, она наверное, как обычно, где-то посередине...

Виктор Петрович, несмотря на то, что имел бронь, в 1942 году ушёл добровольцем на фронт, проходил подготовку в Новосибирской области, был связистом, в числе прочего участвовал в боях за Букринский плацдарм на Днепре. Да, да, даты, события и география подозрительно похожи на те, что описаны в романе, Астафьев писал о том, что видел сам. Так ли всё было, как описано? Сложно сказать. Разумеется, точки зрения командующего армией, взводом и рядового бойца будут очень отличаться. Простой солдат увидит гораздо больше грязи и крови, чем генерал, но, в отличие от последнего, будет знать гораздо меньше (или не знать ничего) о стратегических задачах и успехе/неуспехе операции. Но воспоминания и того, и другого, несмотря на кажущиеся противоречия, одинаково ценны и не опровергают, а дополняют друг друга. «Прокляты и убиты» — война глазами простого парня, безымянного рядового. С грязью, тоской и безнадёгой. Со злобой и ненавистью к собственному командованию.

Этот роман нельзя назвать развлекательным, его тяжело читать и вряд ли захочется перечитывать, тут мало героического, много злости и обиды, любителям глянцевой картинки и бронзовых героев его лучше вообще не открывать. Но прежде чем обвинять в чём-то автора, просто загляните в его биографию и спросите себя, а имеем ли мы, не видевшие той войны, право судить его?

Недочитанны и закрыты. Душные «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева.

Привет, буквоеды. Книги я читаю регулярно и, по возможности, по многу страниц за раз. Обычное дело, если у меня в электронной читалке открыты сразу два, три, четыре автора, головные мюсли которых я чередую и мешаю уже в своей голове, а на столе в то же время лежат ещё несколько печатных изданий; часто читаю вечером, после долгого дня, полного шума шумов и суеты сует, и редко когда получается засесть с книжкой с самого утра и до вечера, как это случалось в детстве (а так хотелось бы делать это чаще). Согласен, что так читать (чередуя и мешая) не совсем правильно, и пытаюсь отойти от этой привычки; но это к слову.

Из-за объёмов текста, «книжных коктейлей», усталости и спешки многое при чтении от меня ускользает (внимание рассеивается, глаза слипаются, зевота побеждает, а подушка такая мягкая). И если книга мне чем-то понравилась, зацепила, но я её не распробовал или не очень понял, не смог оценить из-за усталости или несвоевременности книги в моей жизни, я обязательно к ней однажды вернусь, чтобы закрыть гештальт. Поэтому я не могу вспомнить ни одного текста, даже в целом неинтересного и нудного, который я не домучил бы до последней страницы... За кое-каким исключением. О нём — ниже.

Ни одного текста я не бросал на полуслове, кроме романа «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева. Во всяком случае, я не помню, чтобы чтение какой-нибудь книги продвигалось так тяжело и долго, в итоге закончившись моим читательским фиаско. Этот талмуд Астафьева я листал-перелистывал, зевал-перезëвывал месяца два-три, и еле-еле добрался чуть дальше середины.

Проза Виктора Астафьева мне вообще нравится, его «Затеси» я считаю отличным собранием историй про жизнь, войну, природу, животных, деревню и прочее. Но вот «Прокляты и убиты» я так и не смог осилить, потому что слишком уж долго советский (или анти-) автор жуёт всю эту военную рутину времён форсирования Днепра и подготовки к оному, жуёт-пережëвывает по-старчески многословно, злобно и водянисто. Надоедает читать одно и то же, размазанное на сотни страниц густым слоем ненависти к прошлому, к власти, к народу, к стране. Скучно, занудно, душно и много.

Отмечу, что отдельные сцены и писательские наблюдения мне понравились, там всё мастерски описано и действительно цепляет за живое: Астафьев всё же и писал умело, и интервью давал ёмкие, и потому нельзя просто так взять и проигнорировать его мнение о войне, его мысли и воспоминания. Так, мне запомнились следующие моменты из книги: о том, как на КМБ забили слабого парнишку, как погиб интеллигентный солдатик, как собирали хлеб в деревне и таскались с местными селянками, как расстреляли парашютиста на воздухе, как ночью тянули связь через Днепр, как вёл себя на войне старообрядец Коля Рындин… Это страшные страницы книги, они запоминаются и царапают душу.

Нельзя также не отметить и эмоциональную силу астафьевских формулировок, образность и печаль его языка, цитирую книгу:

Ещё одна цитата:

И ещё одна:

Но между этими интересными и проникновенными кусочками текста, занимающими буквально страницу-две, читателю приходится продираться через тонны текста-воды, где без меры и вкуса рассыпаны или инфляционные самоповторы а-ля «смотрите, как страшно на войне», или один и тот же алогично-чернушный яд в сторону советской власти, или просто занудная старческая хренотень по типу «раньше было лучше, а сейчас вот всё не то». Как-то так.

Мне не хватило в «Прокляты и убиты» хлëсткости, краткости, дерзости, какие живут, например, в «Джонни получил винтовку» Далтона Трамбо или в «Воспоминаниях о войне» Николая Никулина (кстати, я начал читать Никулина и мне он нравится сильно больше Астафьева: у него кратко, по сути и в точку). Да даже в тех же астафьевских зарисовках из «Затеси», касающихся войны, — и там обитает сестра таланта, и «Затеси» хочется перечитывать, снова и снова переживая события этих ужасных и грустных страниц. К слову, Никулина я дочитал: в целом ничего, лучше талмуда Астафьева хотя бы из-за краткости. Идеологическую сторону обсуждать не берусь.

Думаю, правильнее было бы создать «Прокляты и убиты» как большой сборник рассказов о войне, оформив все сильнейшие сцены в качестве отдельных историй, но не связывая всё это в единый художественный текст и не разбавляя важную суть бесполезной текстовой водой. А так получилась ни рыба и ни мясо, ни лошадь и ни тигр, а какая-то полулошадь-полушлюз, сиречь хероборная душная солянка из говна, крови, уголовников, блатарей, потрахушек, кровавых чекистов, людоедского Сталина, карикатурных фашистов, — словом, Астафьев сварил то, что было модно варить в девяностых.

А чего ж он раньше-то молчал и не решался так откровенно высказаться? Ах, ну да: при СССР ему за книги платили деньги-денюшки, его печатали и награждали, вот и приходилось, видимо, смиряться, через силу принимая все дары от такого ненавистного Виктору Петровичу советского режима. Не знаю, право слово, не знаю я точно, как мне относиться к этому творцу… Очень уж двойственные у меня ощущения, очень уж он сомнительный писатель, особенно на закате своей литературной карьеры.

Короче говоря, я не смог дочитать недописанный magnum opus Виктора Петровича, и не уверен, вернусь ли однажды к этому произведению. Скорее всего, что вернусь, но пока сил и желания на это нет. Что-то вроде избранных цитат, глав, кусков из всего текста я бы прочитал и впитал (раз уж нет и не будет отдельных рассказов), но вот если начинать всё сначала и снова тратить кучу времени на эту тягомотину... Жалко. С другой стороны, никто, кроме меня, эти избранные куски выделить не сможет; так что, видимо, придётся-таки возвращаться когда-нибудь к этой книжке. Ведь сложно остаться равнодушным к подобным замечаниям автора:

Странное чувство, когда хороший (вроде бы) автор под конец жизни написал мутную нудятину, а ты всё равно пытаешься найти в ней плюсы и причины, почему её придётся перечитывать. А может, вовсе и не стоит оно того? Может, лучше ещё раз просто открыть «Затеси»? Открыть и погрузиться в интересно написанные, короткие и точные истории, а не терзать себя последней книжкой когда-то великого, но исписавшегося творца… Так я сейчас считаю, но до конца всё равно не уверен. И хотелось бы мне услышать иные точки зрения, аргументированные и связные. А пока что остановлюсь на этом.

Реальность без розовых очков

С удовольствием перечитал (переслушал в аудио) повесть «Пастух и пастушка». И открыл для себя, что текст повести автором перерабатывался дважды. И если первый опубликованный вариант сентиментален и романтичен (насколько это возможно в книге о войне), то после внесённых правок повесть становится более жёсткой и со вкусом горечи. Потому что каждый раз Астафьев переписывает финал повести, и каждый новый вариант уводит читателя от привычной нам картины почтительного отношения к умершему бойцу к ситуации, когда его тело было попросту брошено на полустанке без предания земле и только по случаю потом захоронено без всяких почестей и ритуалов. И повесть таким образом наглядно демонстрирует нам, как меняется мировоззрение Астафьева с годами, и как заостряются и так свойственные ему черты его личности. Практически наглядное пособие. При этом нисколько не меняю своего отношения к Астафьеву-писателю.

Рассказы, составляющие этот сборник, каждый по-своему, великолепны и точны. И практически невозможно выделить какой-то один и сказать, что вот этот понравился, а такой-то был послабее. Каждый рассказ знакомит нас со своим героем, в каждом рассказе описывается совершенно конкретная ситуация или жизненный путь героя и сопутствующих герою персонажей, а то и вовсе картина жизни в определённом месте или городке. И в каждом из рассказов описываемая ситуация доводится автором до крайней точки, до финального разрешения, причём порой это разрешение скрывается за многоточием…

Великолепный писатель Виктор Петрович Астафьев, настоящий мастер русской литературы.

Умри ты сегодня, а я завтра

Этот рассказ является составной частью большого романа «Царь-рыба». Хотя в том варианте, который читал в своё время я, некоторые моменты и эпизоды отсутствовали. Возможно, существуют разные редакции «Царь-рыбы», не знаю, но в любом случае новое прочтение вот этих глав романа, выделенных в отдельный рассказ, обогатило мои представления об Астафьеве.

В известные времена на севере Красноярского края неподалеку от Енисея стал строиться и затем развиваться горно-обогатительный комбинат по добыче и обработке никельсодержащей руды. А вокруг комбината стал строиться город Норильск. И конечно же основной рабочей силой стали зэки.

Однако рассказ Астафьева вовсе не является пересказом хроники города. Свой рассказ Астафьев ведёт от первого лица, т. е. от себя-подростка — будучи с родителем и другими мужиками на рыбалке (а это вовсе не выезд на речку с удочками с ночёвкой, а самый настоящий несколько суточный артельный рыбацкий промысел) столкнулся с беглыми зэками и только по счастливой случайности они остались живы. А вторая встреча с другим беглым, произошедшая чуть позже первого эпизода, и стала самим рассказом этого беглеца о Норильске и о нравах, там царивших.

По сути, ничего нового к тому, что мы уже и так знаем о ГУЛАГе, этот рассказ нам не добавляет. И в тоже время обогащает наши знания новыми эпизодами и деталями. Чтобы мы помнили, какой ценой строилась и крепла держава.

А ещё это просто великолепная русская литература, так свойственная Виктору Петровичу Астафьеву

Никто ещё не знал, что праздник этот во всеобщем сборе был последний

Ещё один рассказ из цикла «Последний поклон». На этот раз мы находимся сначала в преддверии бабушкиных именин, на которые по традиции собирается вся многочисленная родная и двоюродно-троюродная семья, а затем уже вместе со всеми присутствующими находимся за праздничным столом.

Ну и конечно же самым главным в этом рассказе являются не описания блюд и напитков, а родственно-семейные отношения, круто замешенные на народных деревенских традициях и обычаях.

И по мере чтения перед читателем вереницей проходит вся семейная сага этого клана, широко распространившегося не только по родной деревне, но и выпустившего своих птенцов в близлежащие сёла и даже в город.

Мы видим характеры и судьбы, встречаемся с личностями и персонами, проникаемся бережливо-любовными отношениями людей друг к другу и заботливо-требовательными отношениями к родным и близким, даже к таким, которые славятся порой пристрастием к зелёному змию.

И за всем этим хлебосольством и почтительным приятием друг друга встаёт во весь свой могучий рост народность (прошу прощения за пафос).

Ахтеньки, вы только поглядите!..

У Виктора Астафьева есть замечательное произведение — повесть «Последний поклон». Которая создавалась автором на протяжении трёх десятилетий его творческой жизни и изначально даже не задумывалась, как нечто единое. А просто писались короткие рассказы и зарисовки о детстве Витьки и о его семье. Самые простые и максимально бытовые зарисовки эти были затем собраны автором в три книги, которые в конце-концов и превратились в большой цикл.

Этот рассказ был написан Виктором Астафьевым в далёком 1966 году и входит в книгу первую. А сюжетной основой стало как раз большое и значимое в жизни деревенского мальчишки событие — ему сшили первые в его жизни брюки. Казалось бы — что за ерунда, подумаешь, событие. Однако талант Астафьева постепенно вводит читателя в эту совсем простую задачу, и сама подготовка и затем ожидание пацана, процесс изготовления долгожданных штанов, а там и всё происшедшее с мальчишкой в связи с появлением новых брюк превратились волей автора в мощную русскую литературу. При этом сила рассказа такова, что хотя в твоей жизни было всё не так, а совсем иначе, однако в общем и целом ты как бы проживаешь мгновения и эпизоды жизни собственной, возвращаясь в драгоценные мгновения уже своего босоногого сибирского деревенского детства.

Цикл автобиографических рассказов, писавшихся в течение всего периода творчества Астафьева, издававшихся в периодике и разнообразных сборниках. Впервые были изданы под одной обложкой в 1968 году с подзаголовком «повесть в рассказах», затем неоднократно переиздавались с добавлением новых, написанных после «последнего обновления» рассказов.

Очень поэтичные, чаще немного грустные, иногда немного смешные — истории из жизни сибирской деревни. О жизни, о природе, о детстве, о взрослении, о том, что дорого автору и о тех, кому он хочет отдать последний поклон. Искренние, из сокровенных глубин души, рассказы одного из главных «деревенщиков» советской (а затем и российской) литературы.

В чём-то цикл перекликается с «Царь-рыбой», но не такой цельный, да и объём великоват, если читать подряд. Всё же это скорее самостоятельные рассказы, собственно как рассказы они и начинали писаться.

Уткнуться лицом в природу — отзыв на рассказ «Медвежья кровь», который был прослушан в аудиоформате в исполнении Георгия Жжёнова.

Особенность авторского стиля Виктора Астафьева состоит в том числе и в том, что значительная часть его рассказов, повестей и даже романов практически является пересказом событий его собственной жизни, а не полётом писательской фантазии.

В нашем рассказе мы вместе с Виктором Астафьевым (хотя рассказчик нигде не называет в тексте своего имени, однако из контекста понятно, что героем рассказа и одновременно рассказчиком является именно он, Виктор Астафьев) побываем в небольшом походе на рыбалку с ночёвкой на реке Малый Абакан (это один из истоков реки Абакан в Хакасии).

И основным содержанием рассказа будут помимо нескольких внешних деталей в основном внутренние ощущения, мысли, чувства и переживания героя рассказа — по сути это будет вот такая многокомпонентная зарисовка реалий жизни и реалий внутренней жизни человека.

Кстати сказать, несмотря на грозное название рассказа никакой медвежьей крови в прямом смысле этого выражения здесь не будет, ни один медведь не пострадал.

Дружба дружбе рознь

Эта повесть по своей сути и по содержанию не является художественным произведением. Перед нами книга воспоминаний о советском литературном критике Александре Николаевиче Макарове, с которым Астафьев сошёлся во взглядах и вкусах, да и чисто по-человечески и по-мужски. Эта дружба длилась что-то около двух десятков лет, и после смерти Макарова Астафьев в память о друге (и не без настойчивой просьбы жены Макарова) пишет вот эту книгу воспоминаний. Воспоминаний и размышлений.

Поскольку литературным талантом Астафьев не обижен, то читать вот эту нехудожку чрезвычайно интересно. Прежде всего из-за литературного языка автора. Однако не меньший интерес представляют характеристики каких-то известных людей, моментов эпохи, конкретных книг, детали жизни и прочие вроде бы сугубо личные и потому может быть даже и пристрастные суждения и свидетельства Астафьева. Однако как раз из суммы вот таких субъективных мнений наблюдательных и точных в формулировках людей и создаётся картина бытия, максимально полная и приближенная к объективной реальности.

Книга (в моём случае — аудиокнига) дополнена несколькими рассказами Астафьева, в основном автобиографического свойства, однако полностью художественными и потому вдвойне интересными и волнительными — попробуй обойтись без волнения, когда ты вместе с 13-летним пацаном заблудишься северной глухой тайге да проведёшь там несколько августовских дней и ночей почти без припасов. Ну и другие жизненные эпизоды сибирского паренька Витьки…

В общем, это совсем другое, невоенное лицо Астафьева. И не знаешь, которое лучше — вот такой разносторонний талантливый русский писатель Виктор Петрович Астафьев.

Своя земля, стерпит...

Сборник коротких рассказов, эссе, основной темой и содержанием которых стали зарисовки картин природы, а также рассуждения автора о сути и роли человека, о взаимодействии и соседстве людей и природы, зачастую не то, что бесхозяйственном, но расточительном и пагубном.

И предельным контрастом выглядят зарисовки родного края и его просторов и хозяйственно-бесхозяйственной деятельности человека, так и кажется порой, что у людей есть некий злой умысел и злая целенаправленная губительная воля.

Такова ли природа человека?..

Вызываю огонь за себя, или «По квадрату четыре, десять било шесть батарей»

Поскольку рассказ был написан не в один приём, а начат в 80-х и закончен уже в нулевых, то вот эта разница в подходах к теме и сюжету ощущается. Не смогу точно отметить, где был более молодой Астафьев и с которого места пошёл Виктор Петрович преклонный. Но вот это порожек ощутим.

Главным героем рассказа становится молодой несуразный паренёк, добавивший себе образования и выучившийся на офицера. Однако на самом деле настоящим офицером так и не ставший — уж больно нелепый это был солдатик в офицерских погонах, да и командовать он не умел, и выстраивать взаимоотношения с подчинёнными у него не получалось.

И вроде так бы и прошёл он всю войну болтаясь в разных небоевых ролях и ипостасях — Астафьев довольно подробно описывает все эти роли и ипостаси, — однако всё-таки один единственный эпизод из его негероической военной биографии переворачивает всё с ног на голову — всего один единственный поступок парня возводит его на героическую высоту.

И казалось, на этом немного пафосном месте и можно было бы закончить рассказ, однако фронтовик-окопник Астафьев знает, что после подвига жизнь продолжается, и если ты обезноживший инвалид, то жизнь твоя уже будет совсем другой. И кем ты станешь в этой другой послефронтовой жизни — одному Богу известно.

Куд-куда, куд-куда...

Небольшой рассказ на тему деревенской жизни. Наверное юмористический, хотя смеха в нём немного. А вот картинка жизненных реалий середины 50-х кое-какая высвечивается.

Известный факт — за кем ухаживаешь и в кого вкладываешь душу и силы, к тому и прикипаешь мыслями и чувствами. Дядя Кузя стал заведовать птичником. Но кура — птица требовательная и даже немного капризная, а потому требует неусыпного внимания и кое-каких знаний. А дядя Кузя — человек ответственный и трудяга. На том сошлись — дядя Кузя старается содержать птицу в соответствии со всеми научными и практическими требованиями, а кура ему за это яйца несёт исправно, да и болеть стала помене. А ведь работу-то одному не своротить, и дядя Кузя заручился помощью и поддержкой местных…

Да что я вам рассказ пересказывать буду — вон, стоит книжка на полке, возьмите и сами прочитайте. Аль в интернете аудиоверсию найдите и послушайте — умного и хорошего человека чего не послушать, верно?

Без названия

Решил пройти вдоль творчества Виктора Астафьева и потому взялся за перечитывание некоторых его произведений. Тем более, что с предыдущего прочтения времени прошло уже немало и многое успело подзабыться-подвыветриться.

Насколько можно понять из контекста, это зима 1941-42 гг (в одном из разговоров упоминается о том, что наши под Москвой дали немцам прикурить каким-то огнём — надо полагать, «катюша» имелась ввиду). Холодная и голодная первая военная зима. А сибирская зима и того паче редко бывает «тёплой». И молодой семнадцатилетний паренёк-ФЗОшник отправляется по зову своей тётки в родную деревню. Путь неблизкий для пешего паренька, часть дороги проходит едва ли не по бездорожью, а тут ещё запуржило-заметелило — не пропасть бы ненароком, а то ведь пальтишко на «рыбьем меху» да ботиночки не слишком пригодны для сибирской зимы.

И вот по ходу своего студёного пути паренёк вспоминает разные разности из своей пока что ещё немудрёной жизни, симпатии и ФЗОшное бытие. Эти мелкие детали пацанской полуказарменной жизни много о чём говорят читателю из наших поздних времён, а когда повествование переходит в другие, уже не путевые встречи и разговоры, в домашние семейные беды и хлопоты, то и вовсе начинаешь чувствовать себя сидящим за одним столом с нашим героем и его племяшками, слушающим нехитрый горестный рассказ тётки Августы, а потом идущим на вынужденную охоту со стареньким ружьишком и вымещающим всю злобу на обстоятельства на старом диком козле…

А где-то далеко-далеко гремит война, и люди убивают друг друга, и нашему пареньку вскорости предстоит отправиться туда, в эту гремящую кутерьму смертоубийства…

Повесть слушал в исполнении Дмитрия Назарова (да-да, того самого) — отличная начитка и великолепно дополненный разными мелодиями и шумами звукоряд, и возникает такое мощное ощущение русскости и своей причастности к этой русскости, что понимаешь, что только такой мастер русского слова как Виктор Астафьев и мог написать книги такой проникновенности и силы воздействия. И не понимаешь, как после чтения таких книг можно перестать быть русским — как это сделали некоторые… Но это уже совсем другая, непростая и болезненная тема...

Последняя книга...

Вряд ли эту повесть можно именовать художественной — скорее, это автобиографические записки об определённом периоде жизни Т.е. Астафьев здесь не пытается охватить всю свою жизнь, а вспоминает только молодые годы: начинает воспоминания с момента, когда он на фронте застрелил своего немца и затем так и идёт по хронологии — ранение, санпоезд и госпитали, демобилизация и возвращение с только что обретённой супругой в родные пенаты, взаимоотношения с родительской семьёй жены и обустройство их жизни в первые послевоенные годы — и всё это в деталях и подробностях.

При этом в силу особенностей собственного характера, которые, как известно, к старости всегда заостряются и делаются более выпуклыми, заметными и значимыми, Астафьев в основном останавливается на негативной стороне бытия, вспоминая всё прожитое преимущественно в тёмном свете и изображая только изнанку пережитого. И потому читать (в моём случае — слушать) всё это совсем непросто, и несмотря на авторитет Астафьева, не всегда и не во всём с ним соглашаешься.

Жизнь ведь всегда богаче наших представлений и воспоминаний о ней. И уже от внутренней позиции автора автобиографии зависит, что именно он сделает главным в своих жизненных событиях, и каким языком он поведает читателям о пережитом. Астафьев в этой книге сделал акцент на собственном негативном восприятии жизни — что ж, когда ты уже весьма немолод (74 года) и накопившиеся за жизнь болячки собрались в кучу и составляют привычный надоедливый фон твоей жизни, то понять его можно. Просто нужно иметь это ввиду, читая эту книгу. Совсем неплохую, качественную книгу. Написанную живым астафьевским литературным стилем.

Имя известного писателя Виктора Астафьева никогда не вызывало у меня каких-либо ассоциаций с космонавтикой, тем более с фантастикой, поэтому удивительно было обнаружить явные признаки жанра в рассказе «Ночь космонавта». Конечно, фантастика здесь малозаметна и выполняет второстепенную роль, но факт присутствия неоспорим.

Развернутую рецензию и разбор рассказа можно найти на моей страничке Фантлаба: https://fantlab.ru/blogarticle81521

Какое чудо, с каким нежным чувством юмора написано! Всем любопытным мальчикам посвящается! Начало было в эпизоде о «табачке» в «Оде русскому огороду».

Интересно, почему никто не догадался собрать все посвящённые бабушке Катерине произведения, назвав их «Поэмой о Бабушке»? Или я ошибаюсь?

Как прекрасен Астафьев как поэт и мыслитель в этих строчках!

Так и не могу принять такой озлобленности, огульности и бездоказательности у Астафьева...

Силён Виктор Петрович! Уравнял «тупость свою и разгильдяйство... твердокаменного и загадочного характера русских людей». Потому-то и не заслужил звания «зрелого» народа? Есть русское «авось», произрастающее не из тупости, дорогой Виктор Петрович!

Всё ли было известно Астафьеву о «судьбах больших, главных людей войны»? Об их осознании, покаянии? А сказка про Веллингтона хороша, конечно, как шпилька нашим командирам. Только просил ли Веллингтон прощения после своих воинских подвигов в Индии? Так что, к месту название следующей затеси — Не судите...

Гимн божественной красоте бабочки, торжествующей над снегом и украшающей мир!

А, может, и хорошо, что своё сохранил? А, может, он дурачится? Я разные выражения слышал, разные говоры... Хорошо, что они есть. А вот с чем у Астафьева согласен, так это, что «Спартак» — команда «народная». Именно в кавычках... Всегда это веселило. А что, все остальные команды — «антинародные»?

Снова повторение... Снова юмор «зрелого народа» — польского. Русскому народу в зрелости отказано? А показуха, получается, польская?

Как? Виктор Петрович забыл свою же прекрасную «Оду русскому огороду» и рассказ о тыкве?

Наивно милая затесь, как и сказка о курочке Рябе... Что ж плакать? Сами же пытались разбить яичко...

А не был ли кто из «сгинувших в свалке гражданской войны» у «почти суровой» бабки таким «супостатом»? Ох, сомневаюсь я...

Странноватая затесь... Не переигрывает ли здесь Астафьев, перевирая слова песни из телефильма? Видно, сильно ему не нравилась и она и сам фильм.

Огромное спасибо за эту прекрасную новеллу о Светлане Кузнецовой. Отыскивать созвучную себе поэзию всё труднее и труднее. С таким сочувствием написанные строки о поэте заставляют найти и прочитать её стихи!

Ещё одна затесь, пришедшая из т. 12 Публицистики с урезанным названием (Житейская явь и пошлость) в отредактированном виде. Такое название делает непонятными первые два цитируемые письма. Наверное, с точки зрения Астафьева, можно отнести к пошлости письмо женщины — «верного ленинца», а вот друга своего тогда он обидел. А может зря он сократил название? Тогда сложилось бы, что сначала два письма из житейской яви, а далее — сплошная пошлость.

Первая редакция из тома публицистики (т. 12) была немного поменьше. Сделав её затесью, Астафьев её несколько увеличил деталями. Но остались «деды и отцы коммунисты и околокоммунистическое быдло». Причём здесь они (не стремлюсь им петь дифирамбов, а про быдло лучше просто промолчу)? Ведь совершенно ясно, что описывается поведение той бандитской твари, что верховодила после проведения экономических реформ под «руководством» Ельцина. А эти «новые русские» имели такое же отношение к коммунистам, как и к Папе Римскому!

Ну, правильно, после того, как Брежнев и его «днепропетровская братва» захватили власть, стало модным рассказываать злобные байки об эксцентричности Никиты Хрущева. Это было формой элегантного проявления верноподданичества по отношению к новым руководителям Партии и Правительства, намёк на то, что старый царь был плохой, а новый-то гораздо лучше.

Боже мой! И это было опубликовано в «Культуре»... Вот именно после предательства трёх идиотов в Беловежской пуще, после таких вот призывов к русскоязычным, они (РУССКИЕ!) стали беззащитными! Их выживали, грабили, убивали в бывших советских, ныне самостийных, республиках... Это сейчас мы расплачиваемся за это на Украине.

Вообще-то, очень осторожно отношусь к этим байкам... Н. С. Хрущёв, конечно, был не княжеского воспитания, но сколько здесь правды, а сколько, мягко говоря, придумано — Бог весть!

Какая горькая затесь... Только ли хаптура виной? Нельзя всё сводить к стремлению напиться задарма. Здесь много причин, в число которых входят и бедность, и одиночество, да и много чего другого...

Даже драп наших солдат принимаю и понимаю, на войне всё бывает, в том числе и паническое бегство... Пьянь — она везде пьянь со своими причудами и дурью. Но зачем это ёрничество о том, что «талдычат — ... развеликий русский солдат». Вот именно этот солдат, преодолевший себя, отказавшийся «в говне рылом» рыться — он и есть просто великий русский солдат!

Господи, ну зачем этот финал? Зачем эта ложь «людей, достойно ещё представляющих в жизни российское общество, русских по крови и духу» о том, что «нынче добили бы!» Дерьма всегда и везде можно отыскать, но взаимопомощь афганцев, во время войны в Чечне, да и просто в жизни, разве этого нет? А сейчас на Украине? Зачем такая злоба!?

Какая поэтическая миниатюра о прекрасной песне на стихи Николая Доризо... Вот только на кой чёрт здесь очередное «шельмование» самой армии, её военачальников? Как так получается? Я вам спою, но не укусить уже не могу! Вот вам и «редкое светлое воспоминание».

Простите, но это грязь! Сам себя Виктор Петрович унижает, цитируя мнение об армии французов, не имея своих примеров истинного служения Отечеству? Не признавая святой профессии защищать Родину? Нет для него авторитетов в Советской Армии? А в Российской? Именно такими мелкими пакостными шажочками начинается дискредитация армии вообще, потом дискредитация Советской Армии в Великой Отечественной войне, а потом низведение её до уровня сброда варваров, обрушившегося на цивилизованную Европу. А теперь смотрите на возрождение, да нет, он и не умирал, фашизма и попытки реванша за нашу Великую победу!

Труд без радости, а, значит, желания трудиться, становится абсолютно бессмысленным, нежеланным, не требующим уважения! Если нет уважения к труду — крах! И нечего «кусать» лозунг «Труд — есть радость». А вот уважение к труду нам ещё ох как долго воспитывать у поколения блоггеров, игрунов и пр., «наевшихся» от лозунгов «реформаторов«!

Наверное, страшнее было бы без последнего предложения. Ат создаётся ощущение, что «начало апокалипсиса» будет отменено, когда «электричество от деревни отцепят и звонок умолкнет». Набат умолкнет...

Ещё одно печальное эхо войны. Все прошедшие Отечественную войну, её пережившие всегда возвращаются к ней. Вечная им слава и память! Мы должны помнить об этой войне, знать о ней всё, в деталях и мелочах...

Это нужно изучать детям в школах! Это гимн силе человеческого духа! Когда человек преодолевает всё, в том числе и самого себя! Тут и старый рассказ «Руки жены», тут и новые герои. Они в одном ряду с Островским, как его не охаял сам Астафьев,и Маресьевым! Вот примеры для подражания!