Я люблю обоих (или всех троих? — да ладно, какая разница).
Но я люблю многих, хороших и разных, а вот Олди с Гумилевым люблю как-то «сообща». Почему, что общего?
Любовь к слову, откровенная и пылкая. Только Гумилев слову поклоняется, а Олди растворяются в море слов. И потому язык Гумилева тяжеловесен и пророй неуклюж, как молитва, а язык Олди — это непрерывающееся цирковое представление, блестящие трюки, жонглирование строками и фразами. Они насквозь пропитаны прочитанными словами, уверена, половина цитат, вплавленных в текст, выскакивает у них непроизвольно. Это цитаты освоенные, чужие слова, ставшие своими. Но при всей несхожести стиля причина общая: слово для них самоценно. Оно не только средство, инструмент — оно само — произведение искусства.
Еще- жесткая романтика ( В киплинговском понимании: «Романтика меж тем водила поезд номер семь...»). У Гумилева: «я учу их, как не бояться\ не бояться и делать, что надо». У Олди, насквозь и повсюду: любое чудо или подвиг — это годы пота и крови, жестокого ученья.
Еще: твердая мораль: и в «Серебряном веке» Гумилева, и в наши раздерганные времена, это не так уж обычно. А еще необычнее — при четком разделении добра и зла — неосуждение конкретного человека,умение принимать его целиком и понимать, на выставляя оценок по поведению.
А в остальном, очень разные, конечно. Да и можно ли сравнивать стихи и прозу, даже если проза эта до краев насыщена стихами?
Под конец мелькнула мысль: У Олди, среди моря цитат, не припомню ни одной из Гумилева. Не любят они его, что ли?