Уря, я теперь "публикующийся автор". Мой рассказик в два десятка строк попал в сборник "Zарисовка О" http://fantlab.ru/work463729

Надо сказать, воспоминания о конкурсах зарисовок, на которых родилась большая часть рассказов. у меня самые приятные, да и имена там мелькают — не мне чета. Ну, и просто люблю короткий рассказ. Так что рекламирую книгу с чистой совестью. Приятного чтения.

Издатель просит сообщить, что книгу можно заказывать прямо у издательства по адресу:

shiko_12(собака)mail.ru

и что это особенно удобно для украинцев, потому что издана книга у них и с пересылкой обойдется всего в пятьдесят гривен. (Это много или мало — не знаю)

Пожалуй, перенесу-ка я сюда свой пост из ЖЖ По содержанию там мало, но интересна реакция тех. кто читал "Великий последний шанс".

Сумбурно — первое впечатление. Постараюсь без спойлеров.

Начну с того, что книга Говарда, стала, кажется, первой. которую я не дочитала и не собиралась. Говардовский стиль меня сильно раздражает. но еще больше несимпатчны мне его герои. Поэтому восприятие книги любимых авторов, выбравших столь неприятную мне канву — специфическое.

И действительно, сквозь "Говардовские" сцены мне пришлось продираться со скрежетом зубовным. Их для меня слишком много, и красота языка Олди теряется за нагромождением красивостей и ужастей. Персонажи... они, все же, Олдевские, но сдается мне, вытащитьна свет живую душу из этих магов и героев было еще труднее, чем из совершенно. на мой взгляд, негуманоидных персонажей "Махабхараты" В "Баламуте". Все же Олди это сделали. Но... зверообразный богатырь с детским разумом и душой уже играл и в "Я возьму сам", и в "Истребителе чудовищ". Маги. при всем моем сочувствии к их искалеченной маг. педагогикой психике большой симпатии не вызывают. Герой — ну, он и в Африке герой, но Вульм все же остался для меня где-то на втором плане. А вот за что спасибо авторам: они, кажется, чуть ли не впервые так тщательно занялись женскими образами. Сивилла и настройщица кристаллов очень хороши, и очень непросты. Хотя мне недостало рассказа о первой части жизни Циклопа в башне Инес — там наверняка все было сложно и мучительно, а приходится додумывать. Еще, на мой вкус, слишком мало мальчишки-короля — образ дьявольски запоминающийся, и там было, в чем покопаться. Ну. у меня тема воспитания — больная. наверно. потому и все мои "мало" сводятся к "мало о взрослении, о становлении человека". Хотя на самом деле Олди об этом пишут много — в других местах, увы.

Общее впечатление — надо перечитывать. Пока: слишком много главных героев — внимание размазывается. Слишком много страшных "чудес" — опять-таки. отвлекают от главного. Для кого-то. возможно, это будет в плюс. Радостная концовка (отменный прием. не ждать. пока "все умрут, а сразу прыгнуть через полсотни лет!) Хороши стихи в эпиграфах — совершенно их не помню — не читала? Или были другие переводы?

И — спасибо электронному магазину. позволившему мне прочесть книгу. не дожидаясь спада цен, но мне все же надо читать с бумаги. Буду ждать, когда "Циклоп" появится в "Букинисте" или спадут цены:)

Статью копирую в "Отзывы"

Взялась сегодня читать заметки Б. Н. Стругацкого к собранию сочинений (старые, но я их прежде пропускала). и задумалась: сколько сил было положено на войну с цензурой. И Борис Натанович всерьез думает, что сотни мелких поправок, которые их вынуждали вносить, помешали читательскому восприятию, не дали прочесть, как было задумано? Не знаю, не знаю. Помнится, в тринадцать лет я высокомерно поучала семилетнего братца, за компанию со мной прочитавшего "Обитаемый остров" и по малости лет увлекшегося суперменством Мака. Объясняла ему, что он еще маленький и ничего не понял, а книга вовсе не про то, а про нашу страну, про наши газеты, что если он хочет быть "выродком", пусть учится понимать... Запомнила потому, что чувствовала себя виноватой — уже знала, что говорить на эти темы вне семьи и дружеского круга нельзя, а брат был слишком мал, чтобы точно не проболтаться. (Странно, почему из детства ярче всего сохранились моменты, когда я чувствовала себя виноватой?). Так или иначе, когда я прочитала неподцензурный вариант ОО, мне он понравился меньше — показалось. что "гвардия", "отцы" и прочая — слишком в лоб и потому ослабляют впечатление.

А вообще со Стругацкими мне повезло: в школьной библиотеке медвежьей дыры, где мы проводили каждое лето, было все, изданное "Детгизом" и еще кое-что. Лежало себе, никем не тронутое. пока не дорывалась наша компания. И глотали мы все — начав, конечно же, со "СБТ". Как же велико было искушение украсть! Но держались. Журнальные публикации приносила мама, работавшая в Публичке — но это уж только переждав длиннющую очередь.

А после "За миллиард лет" мы все с тем же, но сильно подросшим братцем, вообразив, что Б.Н. поселил Малянова по собственному адресу, почти всерьез обдумывали взлом его квартиры с целью уволочь авторские экземпляры, оставив взамен деньги и благодарственное письмо. Однако опять же — удержались:)))

С возрастом все чаще ловлю себя на чем-то вроде литературного вуайризма. Дневники и переписка хороших, умных людей мне зачастую дороже их произведений. Иллюзия общения. что ли?

Это я прочитала "Живу беспокойно", Евгения Львовича Шварца. Жаль, что это только выдержки хотя и довольно обширные. Хочется видеть записи день за днем, даже то, что редакции, составителям показалось маловажным или неудобным.

Дальше копирую собственный отзыв:

Удивительное чувство — читать записи человека, произведения которого хорошо знаешь и любишь с детства. Но эти записи велись только "для себя", даже если автор порой читал отрывки друзьям и кое-что публиковал. История человека, неудержимо честного перед собой. предъявляющего к себе такой счет, какого никогда не выставлял другим. О себе — жестко, иногда жестоко. О других — хорошее с радостью, с любовью и благодарностью, плохое же, скорее умолчанием, отказом говорить. И так же, умолчанием — о самых тяжелых годах нашего века. о репрессиях — даже после "разоблачения культа личности", — когда стало можно: всего несколько слов. написанных сквозь боль, с мучительным отвращением ко лжи и жестокости этих лет. зато о войне, о блокаде — открыто и свободно. Он пишет. что война стала очищением, освобождением от той жути: горе и беда настоящие, признаваемые открыто лучше для него. чем та бездушная ложь, с которой невозможно было бороться.

Страшно читать последние. предсмертные записи. Человек безжалостно подсчитывает. что сделал, и выставляет себе оценку так строго, что горько становится — хочется прорваться в то время, прокричать ему, что любишь, что он нужен и сейчас. Шварц не высоко ставит себя как прозаика, и дневники начал, чтобы овладеть прозой, но... одна цитата из последних дней:

"На душе туман, сквозь который я отлично вижу то, что не следует видеть. если хочешь жить. Старость не дает права ходить при всех в подштанниках. И даже если жизнь кончена, не мое дело это знать..."

правка