облако тэгов
Счастливого две тыщи восемнадцатого, удач, хороших новых и старых книг!
А выложу-ка я здесь писанный на Грелку рассказик — длинноватый, зато вполне святочный. Вдруг кому понравится
Выбирай себе подарок
Больница в новогоднюю ночь – жалкое зрелище. Все, кто могли, сбежали черным ходом и задворками, расточились по семьям и родственникам. Пустует терапия – только две вовсе уж одинокие тетки засиделись в шестой палате, да в дальнем закутке коридора – вечный больничный бомж Петя.
Сестринский междусобойчик заседает на хирургическом – чтоб, если что, недалеко бежать к острым. А на терапии веселье предстоит завтра – когда приползут под утро язвенники и аллергики после застолья, легочники с прокуренных кухонь… Натащат с собой выпивки и закуси – достанется и Лене с Анечкой, пока не пройдет рейд сестер-чистильщиц, не соберет все запретные радости в один мусорный мешок. Может, и благотворители какие явятся – позабавить болящих елкой и диетическими подарками. А пока казенная елочка с дешевой гирляндой тихо мерцает у пустого сестринского поста, молчит опостылевший телевизор – на чужое веселье смотреть – только плакать, а две неприкаянных души старательно делают вид, что спят: все уже обговорено про беглых соседок – нарушительниц режима: «болеешь так болей, потом докторам их долечивать, еще и вирус принесут…». Обсуждены и осуждены новогодние излишества, чреватые пустыми хлопотами, пьяными поцелуями и предвиденными, но непомерными расходами. Взрослые девочки – в полночь спать надо, а не буянить.
Ленка лежит носом в подушку и совсем незаметно подглядывает на экранчик мобильного. Дешевая машинка моргает черными цифрами. 23:54, 23:55… Дождусь, загадаю желание и усну. Или уже сплю? В ногах кровати, в узком промежутке между спинкой и окном, возникает громоздкий силуэт. В отблеске лампы из коридора отсвечивает белым борода и оторочка мохнатой шубы. Сплю, точно – в дедов морозов Ленка и в детстве не верила – с тех пор, как умная старшая сестра украдкой отозвала ее в коридор, отодвинула занавесочку, скрывавшую подвешенные к стенке – чтоб поместились – велосипеды, и показала заготовленные для «Дедушка заглянул на минутку, просил передать» подарки. Ту белую собачку – желанную и вымечтанную – шестилетняя Ленка обплакала всю, потом смирилась – и с тех пор уж не верила. А сон в новогоднюю ночь – дело житейское. Посмотрим, послушаем, да хоть и стишок расскажем. Здравствуй, дедушка мороз, ты подарки нам принес?
Принес, качает белой бородой великан в шубе. Выбирай, хорошая девочка Лена. Один новогодний час твой. Где хочешь, когда хочешь, с кем хочешь. Пять минут на раздумья – решай!
Ленка замерла на кровати. Пять минут, пять минут… Когда и где?
Вот она семилетняя, на Новый год по обыкновению болеет. У родителей в каждый праздник гости – маленькая квартира битком. Однокурсники папины и мамины, туристская компания, с работы народ, сестры-братья. Семидесятые – сытные годы, каждый тащил что-нибудь вкусное: конфеты и растворимый кофе из новогодних заказов, выстоянные в очереди мандарины, кислющий невиданный ананас. На кухне толкотня, у кровати «болящей» непрерывная смена караула. Дядя Саша с папиного физфака – он, когда маленькая Ленка устала в летнем походе так, что даже с папиных плеч валилась, устроил ее у себя в рюкзаке. Дядя Саша притащил шашки, сыграли пару раз в поддавки. Дядя Володя – мамин старший брат, никогда не носивший орденов, а для Ленки однажды надевший. Дядя Волдя спел «На безымянной высоте» — и, кажется, немножко обиделся, когда Ленка сказала, что папа лучше поет. Гости хохотали – все знали, что дядю Володю хоть на оперную сцену, а у папы ни слуха, ни голоса. И Ленка знала – но папа все равно пел лучше. не могла же она врать. Потом тетя Инна учила вырезать бумажные снежинки, а когда ленка наврыезала много-много, все гости их развешивали. А потом сели за стол, а Ленке вкусностей нанесли и дверь к ней открыли, чтобы она со всеми новый год встретила. Только она, помнится, двенадцать часов тогда проспала – уснула под политические анекдоты с веселой оглядкой на телефон. Потом жалела – они с умной старшей сестрицей обменивались, объясняли друг другу, что непонятно – малолетние диссидентки… И брата тогда не было – большой был, сбежал с друзьями отмечать. А хочется-то с братом…
Минута – тик…
С братом: ей четырнадцать, а брат совсем взрослый, вернулся из армии, восстановился на геофаке, уже побывал в экспедициях. Родители сбежали к кому-то из друзей – освободить квартиру молодежи. А Ленку брат упросил оставить: она уже большая, а все сидит под маминым крылышком, даже школьных дискотек боится – пусть привыкает к компании. Ленка в этой компании младшая – за ней шутя ухаживают бородатые мужчины – и он, первая любовь с кудрявой русой бородкой и мальчишескими глазами – откуда ему знать, что девчонке не до шуток! Ее опекают экспедиционные, «геологические» девчонки. Дали попробовать волшебный коктейль – коньяк с шампанским. Голова кружится – едва ли от коньяка. Кто-то предложил покурить – она тогда отказалась конечно, она еще долго-долго не курила – тихая была девочка. Но что предложили – гордилась. Девушки восхищаются ее косами – геологини все стриженые, вздыхают «куда там в поле возиться с косами!», а Ленка на тех же каникулах отправилась в парикмахерскую, потребовала отрезать косички под корень. Выгнали – приходи с мамой. Тогда с ней пришел старший брат – заступник и пример для подражания. Ленка уже знала, что тоже будет геологом, училась ходить, как он – походным шагом… Та мужская походка осталась у нее навсегда – а геологом не стала, нет. По здоровью не взяли. И брат из геологии ушел, когда полевые урезали под корень и не стало экспедиций. А потом и вовсе уехал – не в Среднюю Азию, а куда дальше – в Европы… Тогда – как за сто морей. И тот, с кудрявой бородой, тоже. Нет, не надо о том…
Еще минута – тик.
Или студенческое застолье – собрались у нее, она тогда жила хоть в коммуналке, но одна – родители упросили кого-то из друзей пустить, чтоб в институт ездить не по два часа. Пили только чай – коммунары! проблемы обсуждали серьезные, «новогодние творческие дела в подшефном детдоме». А пьяны были от молодой беззаветной дружбы и от песен – знали украинские и белорусские, туристские и военные – за всю ночь было не перепеть. Смеялись, болтали, снова пели. Туда бы… но тогда уже болела мама, болела тяжело, и из коммуналки Ленка очень скоро вернулась к родителям, чтобы помогать с лежачей. Ездить в институт – ездила, не переломилась, но мамина болезнь маячила за всем весельем. Нет, туда не надо.
А еще минута – тик…
Последний мамин Новый год – мама уже с трудом поднимает голову от подушки, а им с папой так хочется ее порадовать. За стол садятся задолго до полуночи. Маме трудно долго веселиться, да и Ленкин сын еще маленький. Ленка наготовила вкусного и не шибко вредного из того, что было, вместе с сыном притащила и нарядила елку, а папу отправила за бенгальскими огнями – хоть что-то от новогоднего духа. Да, это уже были девяностые – какие там бенгальские, ему продали какие-то невиданные китайские петарды. Они пристроили одну в бутылку, подожгли фитилек – и по комнате заметались вонючие огненные шары. Тушили занавески, прятали под одеялом маму – и хохотали все до упаду. Последний раз всей семьей. А теперь и папы нет. Может, туда, к ним?..
Минута – тик.
Или к сыну. Нет, к сыну не надо. Он завтра позвонит, непременно позвонит – он и приехать к ней хотел, Ленка сама не велела – встречай с друзьями, веселитесь как следует. Как новый год встретишь, так его и проведешь. Ты что, хочешь у мамочки под крылышком провести? Нечего, большой уже мальчик! А может, он и прилетит все-таки на каникулах – что там, два часа лету.
Но вот минута…
– Ленка, Леночка, а ну, вставай! Новый го-од к нам иде-от, чудеса нам несе-от!» Соседка Аня тормошит, прижимает локтем больную почку и приплясывает. – Смотри, Ленка, чудо чудное! Стол нам накрыт, свечи горят и шампусика бутылка. Ох, кто же нам так постарался! Щас встретим Новый год, ох и встретим! Ну, вставай же. Минута осталась, я разлила уже! Загадывай желание!
Выпили прямо в ночных рубашках, закусывали уже в халатах. От вкусного, соленого и острого, не отворачивались. Врачи рядом, завтра долечат, если что. Вспомнили, как корили неосторожных соседок – заржали. И уж дальше – смешинка в рот попала – хихикали без умолку. Выползли в холл, включили старый «Голубой огонек», под него и задремали. Уже полусонные плелись в палату, когда Аня призналась:
– Знаешь, Ленок, мне какой под Новый год сон снился: что приходит к нам прямо в палату дедушка мороз, все чин по чину – борода лохмата, шуба алым бархатом крыта, посох инеем лучится – и говорит, мол, выбирай, хорошая девочка Аня, когда и с кем Новый год встретишь. А мне во сне и подумалось – Новых годов у нас, глядишь, будет еще, а щас-то что ж я тебя брошу. Нехорошо выйдет – ты всегда ко всем заботливая, вот и мне тебя оставлять не след. Говорю – здесь встречу, с Леночкой. Тут и проснулась – а стол-то накрыт… Ну, и что сказать – спасибо уж не знаю кому – славно встретили, весело и вкусно. Видать, такой и год у нас впереди!
– Чудо, – кивнула, засыпая, Ленка. – И год будет чудесный. Наверняка!
А в коридорном закутке таяла крытая бархатом шуба, понемногу превращаясь в больничный халат. И не спешила растаять улыбка на губах у вечного пациента бомжа Пети. Петя тоже был доволен своим новогодним подарком, хотя из года в год загадывал одно и тоже: побыть часок самым настоящим, волшебным дедом морозом!
