| Дети Дон Кихота (Статья с фанткритика-2011)Статья написана 13 мая 2011 г. 12:38 |
by Нил Аду & ula_allen.
Быть в той или иной мере Сервантесом и прийти к «Дон Кихоту» он счел менее трудным путём — и, следовательно, менее увлекательным, — чем продолжать быть Пьером Менаром и прийти к «Дон Кихоту» через жизненный опыт Пьера Менара.
Х. Л. Борхес. «Пьер Менар, автор «Дон Кихота»[/p]
Всё, что нас окружает, оставляет отпечаток на подсознании. Будь это недавно просмотренный фильм, музыка, услышанная по радио, либо прочитанная книга. И если один человек пройдёт мимо этого произведения, не задумываясь, то для другого оно сможет стать основой для творчества, а в крайнем проявлении и смыслом жизни.
И вот по русскоязычному литературному пространству стройными рядами начинают маршировать Малфои с Гарри Поттерами, с флангов поддерживаемые легионами хоббитов, несущих Кольцо Всевластия по всем известному адресу, и другие персонажи художественных произведений, которые стали уже не столько книжным , сколько медийным продуктом, брендом.
— Ага! — скажет читатель, почесав лысеющую макушку. — Сейчас нам в энный раз расскажут о фанфиках.
— Нет — лукаво улыбаясь, ответят авторы статьи. – Не совсем о них.
А поговорить мы хотели о том странном литературном явлении, которому Н. Резанова в предисловии к сборнику «Герои. Другая реальность» дала название «альтернативная классика». По нашему мнению, более полно это понятие отражает название деривативная (производная) литература. Почему? Потому что это заимствованное слово отражает всю полноту рассматриваемого нами феномена. Судите сами. В грамматическом значении «дериватив» – это «производное слово» (фр.); в математическом – тоже «производная», та самая «дэ-игрек по дэ-икс» (то есть, некая функция, показывающая зависимость изменения конечного результата — в нашем случае: сюжета, смысла, контекста, восприятия книги — от изменения какого-то начального параметра); в финансовом – это ценная бумага, выпущенная уже на функционирующие активы, «бумага на бумагу», стоимость которой вовсе не обязательно совпадает со стоимостью базового актива.
На данный момент мы имеем достаточно большое количество художественных текстов, которые совершенно точно нельзя назвать фанфиками (фэнфиками), но и определить их как постмодернистский гипертекст, было бы не совсем верно.
Онтогенез данного понятия традиционно возводится к интерпретациям и дополнениям к корпусу легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Можно пойти ещё дальше и сказать, что одним из первых образцом этой литературы является книга «Бытие», в которой упоминаются некоторые эпизоды «Сказания о Гильгамеше», а также «Евангелие», как вариация на тему ветхозаветных книг пророков, и «Энеида» Вергилия, продолжающая «Илиаду» Гомера.
Переносясь ближе к нашему времени можно отметить следующие тексты, относящиеся к интересующему нас литературному феномену. Ж. Верн продолжил повесть Э. А. По «Сообщение Артура Гордона Пима». Свою версию этой истории рассказал Г.Ф. Лавкрафт в «Хребтах безумия». А в финале XX века Ч. Стросс в «Очень холодной войне» написал свою версию уже лавкрафтовского сюжета. Ещё — «Апокрифы» К. Чапека, «Гертруда и Клавдий» Д. Апдайка, «Пенелопиада» М. Этвуд.
Рассматривая историю отечественной литературы, на память приходят: «Мастер и Маргарита» М.Булгакова, «Гиви и Шендерович» М. Галиной, «Чайка» Б.Акунина. Произведения, вошедшие в проект «Время учеников» (по творчеству А. и Б. Стругацких), «Чёрная книга Арды» (по мотивам творчества Дж. Толкина). «Кольцо Тьмы» Н. Перумова, «Последний кольценосец» и «Евангелие от Афрания» К. Еськова, «Мой старший брат Иешуа» А. Лазарчука» .
Деривативная (производная) литература синтетична. С одной стороны, она граничит с традиционным фанфиком, из которого берёт некоторые принципы. В первую очередь — это дань почтения автору и литературному произведению, которое послужило основой. Положение «всё было почти так, но полнее» активно эксплуатируемое им, в производной литературе трансформируется в формулу: «В действительности всё совсем не так, как на самом деле» (Ежи Лец). То есть, если автор фанфика тяготеет к первоисточнику как некому канону, который нельзя нарушать, то создатель «производного» текста изменяет его в угоду художественной задаче, которая перед ним стоит.
С другой стороны, «производная» литература в своих лучших образцах выходит на уровень постмодернистского гипертекста, для которого характерны нелинейная последовательность текстового материала, которая способствует расширению значений изначального текста, принцип упорядоченного хаоса сосуществующих и накладывающихся друг на друга текстов, культурных языков и мифов. Таким образом, автор постмодернистского гипертекста предстаёт в образе, с одной стороны, старьёвщика, собирающего темы, сюжет, язык из разных жанров, с другой — слона в посудной лавке, который не желает следовать каким бы то ни было канонам. Писатель, создающий деривативный текст, всё же ограничен существованием первоисточника.
Рассматриваемая литература синонимична таким понятиями как: произведения по мотивам, например, текстам выходящим в русскоязычных продолжениях серий «Миры…», а так же разнообразным «свободным продолжениям» и «межавторским проектам». Отличает же их прямое указание самого автора, или составителя тематического сборника на то, что произведение является «вторичным», по отношению к исходному тексту.
Вот такое литературное явление мы попробуем классифицировать, то есть — дать перечень параметров, по которым возможны изменения, а также предполагаемые направления (векторы) таких изменений. В приведённой ниже классификации основной акцент мы решили сделать на трудностях, подстерегающих автора при изменении того или иного параметра текста. А в качестве десерта мы предложим почтеннейшей публике анализ наиболее ярких текстов «производной» литературы.
Первый уровень классификации — изменения времени действия, мира, героев.
• Время действия
Самый простой, как нам представляется, вариант — это сиквел . Здесь авторскую фантазию практически ничто не ограничивает, кроме обычных требований к любому произведению: правды характера, психологической достоверности мотивации поступков, логики развития сюжета, а также соответствия реалиям данного мира.
Одновременный вариант (действие развивается в том же времени) налагает дополнительные ограничения: события необходимо вписывать в уже имеющуюся сюжетную канву, согласовывать с ней.
Приквел труден тем, что в итоге необходимо выйти на исходные позиции оригинального текста: например, показать, как формировался характер героя, каковы предпосылки возникновения конфликта, на разрешении которого строился основной текст, или хотя бы подвести героев и сам мир к тому состоянию, какое было в начале классического текста.
Параллельность (действие в разных временных пластах) представляет, видимо, самые большие трудности (не случайно же этим приёмом практически никто не пользуется), поскольку здесь требуется ещё и показать взаимосвязь, взаимозависимость событий из разных временных пластов.
• Мир
Как ни странно, едва ли не самый простой вариант здесь — перенос действия в другой мир . Он не требует от автора ни особых знаний, ни сверхусилий. Разве что сама проработка мира может вызвать определённые трудности. Но не для опытного писателя-фантаста. В крайнем случае, мир можно позаимствовать у другого классика — не того, у которого взяты герои и сюжет.
Если действие происходит в том же мире , уже прописанном в оригинале, от автора тоже требуется немного — лишь строго придерживаться этих реалий.
Другая страна и другое время — практически равнозначные, равнотрудные варианты. Здесь автору необходимо быть в теме, досконально знать особенности культуры и быта описываемой страны в выбранную эпоху. Откровенно говоря, мало кто может этим похвастаться.
Отдельным пунктом можно выделить перенос классического сюжета в нашу страну в наше время. Задача автора в этом случае предельно упрощается, нужно просто видеть и понимать, что происходит вокруг. Хотя порой понять это очень сложно. Даже нам, здесь живущим. Что уж говорить о героях из другого времени и пространства. Как остроумно заметила Л. Горалик в статье «Как размножаются Малфои»: «…чаще Россия играет роль альтернативной вселенной…».
• Герои
Простейший вариант — оставить тех же героев . В этом случае можно разрабатывать самые разные направления изменения сюжета: и «что случилось дальше», и «что происходило на самом деле», и «с чего всё началось».
Замена пары «протагонист — антагонист» лучше всего подходит для воплощения схемы «а в это время…»
Выбор другого антагониста тоже особых трудностей вызывать не должен. Всего то и нужно ввести в действие нового злодея, взамен убитого главным героем в первоисточнике.
Вариант «другой главный герой» сам разбивается на несколько подразделов.
• Можно выдвинуть на первый план второстепенного героя и делать с ним всё, что автору заблагорассудится: либо выявить его роль в уже известных событиях, либо придумать персонально для него новые приключения.
• Превращение антагониста в главного героя будет оправдано, если автор намерен показать взгляд на знакомую историю «с той стороны баррикады».
• Ввод абсолютно нового героя вроде бы никаких ограничений на автора не накладывает. Разве что вызывает вопрос о необходимости его появления. Впрочем, если это, допустим, будет пресловутый «попаданец», то и объяснять ничего не придётся. Всё давно уже разложили по полочкам первопроходцы жанра: взгляд нашего современника на исторические события всегда окажется ближе читателю, чем взгляд современника самих событий.
Остаётся ещё возможность изменить сущность героя : превратить его, к примеру, в дикого зверя, монстра-мутанта, киборга-андроида или вампира. И здесь возникает только одна, зато труднопреодолимая проблема — обосновать необходимость такой метаморфозы, дать понять, что только с её помощью автор мог сказать о знакомом сюжете что-то новое, интересное, неожиданное. Самое забавное, что некоторым это в итоге удаётся.
Вторая группа в «полосатых купальниках», о которой имеет смысл говорить, если герои (или хотя бы один из них), остались прежними — изменения в конфликте и сюжете.
2.1. Конфликт
Нам представляется, что проще придумать новый конфликт , чем по-новому выстроить старый, даже проще, чем повторить его. Здесь достаточно обычных писательских навыков, без которых вообще глупо браться за такую работу.
А вот старый (тот же) конфликт , скорее всего, будет интересно смотреться в новой обстановке, новых реалиях, законах и обычаях, которые сами по себе начнут навязывать героям другие способы выхода из сложных сюжетных коллизий.
Придумать же новую мотивацию для героев, приводящую к тому же самому, или очень похожему на первоначальный, конфликту, да так, чтобы накал страстей получился не меньшим, чем в оригинале — задача довольно сложная, если вообще решаемая.
2.2. Сюжет
Здесь чётко прослеживается группа относительно простых вариантов и группа более сложных.
Сначала рассмотрим лёгкие задачи:
Другая развязка сюжета . Элементарно, Ватсон! Ну, не понравилось, предположим, автору, что его любимый герой в финале погибает. Сохранить ему жизнь не составит большого труда — минимальным изменением начальных условий или вводом новых факторов, действующих лиц и так далее.
Новый сюжет — ну, тут и вовсе говорить не о чём. Подавляющее большинство интересующих нас текстов строится именно на этом фундаменте.
Перевод второстепенной сюжетной линии в главную — тоже не проблема. Например, можно рассказать о неком эпизоде, в оригинале только мельком упомянутом, но, на самом деле, имевшем важное значение для дальнейших событий.
Теперь о второй группе.
То же развитие сюжета . Вроде бы ничего сложного — на другом фоне, в другом мире, с другой сущностью героев. В общем, хоть что-то должно быть другим. Но, опять же, важно, зачем понадобилось повторять классику, что такого особенного автор хочет при этом сказать, что сможет сказать? Если сможет — флаг ему в руки.
Другая завязка — откровенно говоря, мы и сами смутно представляем, как такое возможно, чтобы из других условий развился тот же сюжет. Скорее всего, чисто теоретический вариант.
Другую кульминацию представить намного проще. Допустим так: по меркам нашего динамичного века классический сюжет развивается слишком медленно, конфликт зреет непозволительно долго, и автор волевым решением ускоряет действие. Это немного похоже на хирургическое вмешательство, или, скорее, пластическую операцию, но, если за скальпель взялся специалист, если операция пойдёт на пользу — почему бы и нет?
Объединение нескольких сюжетов тоже ничего сверхъестественного от автора не требует — всего лишь чувства меры, безупречного вкуса и, грубо говоря, таланта. Если всё это имеется — можно приступать.
Третий уровень изменения, вступающий в силу при сохранении (полном или частичном) старого сюжета — изменения стиля, жанра и композиции.
3.1. Стиль и жанр
Любые стилистические и жанровые эксперименты требуют от автора, в первую очередь, мастерства, грамотного использования профессиональных приёмов. Даже пародию — настоящую, смешную и умную, а не то, что у нас за неё частенько выдаётся — написать не так просто, как многие полагают. Кстати, большинство подобных упражнений проводится именно для того, чтобы добиться пародийного, комического, хотя бы слегка юмористического эффекта. И частенько в итоге выясняется, что игра не стоила свеч.
3.2. Композиция
Оригинальные и не очень, композиционные решения лучше рассматривать на конкретных примерах, как, впрочем, и стилистические изыски.
Можно ещё выделить в отдельную категорию «особые случаи» изменений . Хотя они-то как раз с трудом поддаются классификации. Тем не менее, именно они представляют собой наиболее интересную группу для анализа.
Сразу оговоримся, что ко всем пунктам классификации примеры подобрать не удалось. Но можно сказать, что те произведения, которые вошли в наш «аналитический десерт», приготовлены из самых свежих продуктов — четвертого и пятого тома проекта «Время учеников» («Важнейшее из искусств», 2009 и «Возвращение в Арканар», 2009), двухтомной тематической антологии «Герои» («Герои. Другая реальность», 2008 и «Герои. Новая реальность», 2010), а также антологии о вампирах «Повелители сумерек» (2010). И от проверенного производителя — издательства «Азбука-классика».
Некоторые авторы решили переместить сказочных героев в реальный мир , в определённую историческую эпоху. Правда, в повести Т. Алёшкина «Четыре друга народа» ни страна, ни время так и не были названы, но в знакомых с детства героях олешинских «Трёх толстяков» без труда угадываются деятели Великой Французской революции, и от этой недоговорённости аналогия становится только ярче.
В рассказе О. Дивова «Мы идём на Кюрасао» герой уже не сказочный, а историко-приключенческий, и попадает он вовсе не во Францию, а в Россию XIX века. Да и сам оказывается вовсе не тем, кем представляется поначалу. Несколько напоминающий Дон Кихота, молодой дворянин, начитавшись пиратских романов, решает тоже стать джентльменом удачи, но в реалиях крепостной России его страсть к авантюрам приобретает настолько комический характер, что право даже немного обидно, когда после долгих мытарств он всё-таки добивается своего. Уж лучше бы, подобно товарищу Сухову, ещё немного помучился.
Изменением сущности героя постарался удивить читателей С. Жигарев в рассказе «Отцы и овцы». Впрочем, не такой уж и неожиданной вышла трансформация, учитывая тот факт, что этот текст включён в вампирскую антологию. Разве что сама авторская логика может поначалу вызвать удивление – что общего у тургеневского Базарова с вампирами? Но давайте вспомним, что случилось с героем в оригинальном тексте. Вспомнили? Правильно – заразился тифом, когда вскрывал чей-то труп, и умер. А может вовсе не тифом он заразился? И не совсем умер?
Замену главного героя на второстепенного блестяще исполнила в «Истории второго брата» М. Галина. Также она попыталась объединить в один сюжет несколько сказок Ш. Перро, но как раз эта идея автору не до конца удалась. А вот герой – да, чудо как хорош. И, несмотря на некоторые шероховатости в реализации идеи, он вытягивает повесть на уровень, как минимум, интересного, запоминающегося произведения.
Эффектный приём переноса образа писателя в мир литературного произведения в рассказе М. Назаренко «Острове Цейлон» усилен ещё и тем, что А. Чехов попадает здесь в гости к героям другого классика – Р. Киплинга. Что добавляет к прочим достоинствам рассказа ещё и игру на разнице в мировосприятии представителей различных культур. Жаль, однако, что автору одного наслоения показалось мало, и он попытался вплести в сюжет также и лавкрафтовские мотивы, на деле не столько обогатившие текст, сколько, наоборот, его перегрузившие. В очередной раз, напомнив нам, что с идеей объединения сюжетов следует обращаться крайне осторожно.
Сразу несколько текстов из сборника «Важнейшее из искусств» предлагают читателю совсем уже эксклюзивный жанр игры в героев . В «Ленте Мёбиуса» Д. Зарубиной среди актёров, снимающихся в экранизации «Отеля «У погибшего альпиниста» скрываются и действительные участники тех событий. Увы, автору одной этой интриги показалось мало, и она предприняла смелую попытку добавить в сюжет ещё один вираж, но не справилась с управлением и соскользнула в откровенно банальный детектив. Что ж, не ошибается тот, кто ничего не делает.
А В. Васильев в повести «Дальше в лес», казалось, в самом деле, вознамерился повторить подвиг Пьера Менара и переписать «Улитку на склоне» слово в слово. Некоторые фрагменты произведения, действительно, чуть ли не цитируют текст классиков, но именно едва уловимые отличия придают диалогам и действиям героев совершенно другой смысл, меняющий всю картину происходящего. Но опять приходится доставать из кармана унылое присловье «к сожалению». Не выдержал автор роли ведомого, захотел сказать нечто совсем уж своё и в итоге лишь основательно подпортил впечатление. Но за возможность побыть в шкуре героя, смутно догадывающегося, что он – всего лишь исполнитель чужой, режиссёрской воли, хочется сказать автору большое читательское спасибо.
Оригинальный рецепт использования первоисточника предложил В. Рыбаков в «Прощании славянки с мечтой»: те же герои И. Ефремова, тот же ключевой эпизод сеанса связи с далёкой Эпсилон Тукана, только мир другой. Вернее, два, и оба не ефремовские – эпизод почти дословно, хотя можно сказать и «зеркально», повторяется с этаким беспросветным изяществом сначала в тоталитарно-лагерном коммунистическом обществе, а затем и в стране свободной от предрассудков рыночной конкуренции.
Весьма любопытный приём, который мы решили назвать «глобализация» , а проще говоря – преувеличение масштабов описанных в оригинале событий , продемонстрировал в своей работе «Сражение у стеклянного шкафа» уже отметившийся в нашем обзоре Т. Алёшкин. При строгом соблюдении сюжета сказки Э. Гофмана автор представил битву Щелкунчика с Мышиным Королём как настоящую военную компанию, рассматривая её со стратегической точки зрения и довольно удачно копируя стиль военно-исторической литературы. И хотя особых открытий он так и не совершил, но своей доброй, чуть лукавой улыбкой с читателями поделился.
В «Бедных рыцарях» Д. Трускиновской использован обратный процесс – локализацию, уменьшение масштабов событий . И ироническая улыбка автора получилась не такой добродушной, как у предыдущего автора. Любящие жёны благородных рыцарей Круглого стола, заботясь о своих мужьях, устраивали для них героические, но безопасные подвиги. Неподалёку от дома, в удобное время и при благоприятное погоде. Вот только, когда понадобилось действительно проявить героизм, рыцари оказались к этому не готовы.
Далия Мейеровна «отметилась» ещё двумя необычными текстами. С одной, формальной стороны, её «Роман для клерков» представляет собой историю написания знаменитого «Робинзона Крузо», но с другой, более похожей на истинный замысел автора – это едкая сатира на современный книгоиздательский бизнес. А уж чётко сформулировать жанр, в котором написана «Графиня Монте-Кристо» — и вовсе затруднительно. Разве что так: пародийная стилизация под журналистское расследование обстоятельств появления вымышленного продолжения романа А. Дюма. Стало понятнее? Нет? Ну, тогда лучше прочитать самим.
Немногим менее изощрённую схему использовал и В. Точинов в своей повести «Сайндрийон…». Полное её название воспроизводить довольно утомительно, ограничимся сообщением о том, что в нём чётко и подробно указано, в какую эпоху и страну поместил автор всем известную Золушку. И как раз потому, что её историю все прекрасно помнят, автор решился на смелый эксперимент, разорвав последовательность изложения, убрав из текста ключевой эпизод , повторяющий фабулу сказки Перро, предоставляя читателю возможность самостоятельно сопоставить факты и сделать выводы. Получилось весьма эффектно, вот только жаль, что разрыв оказался слишком велик, чтобы полностью реконструировать весь ход событий.
Поистине шикарный букет предложил читателю В. Аренев в «Белой госпоже». Тут вам и поиск мифологической основы сказки о Снежной королеве, и смена героев местами , и изменение их мотивации , и попытка, пожалуй, самая успешная из всех рассмотренных, совместить несколько сказочных сюжетов, и наконец, просто высокое литературное мастерство.
Впрочем, последний аргумент вовсе не подразумевает, что другие авторы мастерством не блистали. Хотя и пару неудачных опытов тоже следует упомянуть. Хотя бы для того, что напомнить: интересной схемы недостаточно для написания интересного произведения, нужно ещё и реализовать её умело. Вот, вроде бы, перспективная была задумка в «Ключе свободы» Я. Верова и И. Минакова – перенести сказку про Буратино в высокотехнологичное общество будущего, изменить сущность героя, сделав его андроидом, а потом разыграть старый сценарий и посмотреть, что получится. Но ничего не получилось – где-то на уровне мультсериала «Футурама», причём, не самых лучших серий. Именно потому, что авторы просто смотрели, толком не представляя, зачем им эта игра понадобилась.
У Н. Резановой в «Песни крови» всё было продумано гораздо тщательней. Отыскать общность между персонажем средневековой легенды феей Мелюзиной, реально существовавшей иерусалимской королевой Мелисандой и доброй крёстной Золушки, причём, не из самой сказки Перро, а из пьесы Т. Габбе «Хрустальный башмачок» — уже одно это заслуживает уважения. Но в тот-то и беда, что одно это. Рассказать историю у автора почему-то не получилось. Вместо этого и она сама, и её героини лишь объясняли читателям, что происходит. Объяснили, но не заинтриговали. Схемы схемами, но необходимость сопереживания героям ещё никто не отменял.
На этом и хотелось бы закончить разбор вариантов. То есть, не очень-то и хочется, мы бы и ещё поговорили, да объём поджимает. Но сейчас самый удобный момент, чтобы сказать, что не существует строгой зависимости между оригинальностью идеи и оригинальностью самого произведения. А если и существует, то сложная, нелинейная. И не только в уровне исполнения, в продуманности и осознанности авторских решений тут дело. Даже с самими схемами не всё так просто. С одной стороны – да, чем больше отличий от первоисточника, чем они глубже и принципиальней, тем самостоятельней, самодостаточней становится произведение, вплоть до окончательного выхода из рассматриваемой категории «производной» литературы. Но с другой стороны, по мере приближения к первоисточнику (вот только пока не удалось определить точку перехода), начинают работать несколько иные законы. Точно так же, как по мере приближения к скорости света изменяются основные законы традиционной физики. И теперь, наоборот, чем ближе производный текст к оригиналу, чем тоньше отличия, тем изощренней их приходится обыгрывать и тем интересней может стать текст для читателя.
P . S .: И в качестве «бонуса» тем, кто дочитал статью до конца.
«Последний довод королей» в пользу того факта, что «производная» литература является уже сформировавшимся направлением, достойным, как минимум, внимательного изучения, а также вызывает неподдельный интерес читающей публики и профессионального сообщества, — жанровые премии, которые получили произведения из этих антологий:
Мраморный фавн 2007 – Повесть – М. Галина «История второго брата»
Золотой РОСКОН 2008 – Повесть, рассказ – О. Дивов «Мы идем на Кюрасао»
Астрея 2008 – Короткая повесть – В. Мельник (п.п. В. Мидянин) «Что делать, Фауст. Пропушкина»
Мир фантастики. Итоги 2008 – Лучший отечественный тематический сборник – В. Точинов, Н. Резанова «Герои. Другая реальность»
Интерпресскон 2010 – Средняя форма – В. Рыбаков «Стажеры как предчувствие»
Бронзовая Улитка 2010 – Средняя форма – М. Назаренко «Остров Цейлон»
Возможно, не так уж и безосновательно шутил Борхес, превознося литературные достоинства выдуманного им же самим Пьера Менара, автора «Дон Кихота».
|
цитировать
свернуть ветку
