.
(постер похоже из того еще времени)
Прокрадываются как то раз в комнату к спящему господину К. следователь и дознаватель. Что вы делаете, а чего это испугались? грешок что ли за собой чуете? ай-ай, нехорошо, а давайте мы арестуем вас.
А что это за пятно на полу? Это от прежнего жильца, тут стул был прикреплен. Ааа, вы хотите запутать в свое дело и прежнего жильца, нехорошо... И пишут, пишут свои блокнотики эти следователи.. А потом зачитывают, и господин К. в ужасе от ахинеи что они записали своими скудными словами. Господин К. оробел, боится, осмелел, не боится, но тут в соседней комнате оказываются три его сослуживца, и это опять сбивает его с толку, и он опять растерян, да еще ночь, да за что меня арестовывают?
А мы не уполномочены отчитываться перед вам, арестованный, но в целях безопасности вам позволено будет продолжать работу как и прежде. А работает господин К. в каком-то солидном всеохватывающем учреждении, столы клерков тянутся прям до горизонта,
и прибывший из деревни, от земли, родственник удивляется такому распорядку, как это люди обменяли свободу за комфорт, но попробует помочь своему родственнику, ибо это у городских нет кровных связей а только корпоративный отбор, а на земле родственники всё еще ценят своих, и ведут он племянника к адвокату, но там отвлекается господин К. на девушку с перепонками меж пальцев, никак это не поможет ему, но отшлет нас к «Улитке на склоне» Стругацких, ибо люди в машинном государстве — это совершенно иной биологический вид, ну или ведут себя как совершенно иной биологический вид.
И вот он на торжественном приёме на службе, а его подзывают и выводят через подворотни в огромный зал, набитый стражами закона, и пытаются судить, но не говорят ничего по существу, он призывает к здравому смыслу, над ним смеются, он апеллирует к протоколу собственного допроса и уже не замечает как из обличителя системы начинает оправдываться.
Тут до него доходит идиотизм ситуации и он бежит, благо ему покамест это еще позволяют. И такая ситуация, переходящая от неумной шутки — к глупой бюрократической возне, через абсурд — к инфернальному ужасу существования в государстве с подавленным гражданским обществом, будет нарастать и нарастать, пока в финале личность господина К. не будет сломлена, подавлена и растёрта — и уже ничего не будут значить его слова о том что палачи запачканы в крови. На то у них и профессия такая — «мы только выполняли приказы». Не люди, только функции.
Как это всё реализовал на экране Орсон Уэлсс понятно — после красного террора ОГПУ, ГУЛАГа, нацистских лагерей и гестапо, после антиутопий Замятина, Хаксли и Оруэлла это всё оставалось только перенести на экран... Но как Франц Кафка всё это предсказал и описал в 1914-18 гг. — уму непостижимо. Что слуги закона имущество первым делом растащут — это не новость, но как все отвернутся и сделают вид что так и дОлжно, и никакая логика не сработает а уж о гуманизме и забудьте — это новость двадцатого века. Об этом и кинокартина.