Да-да, речь идёт о том самом деле о невинно убиенном царевиче Димитрии. Напомню вкратце что нам известно о нём из трудов В. Ключевского и других источников:
После царя Ивана IV остался младший сын Димитрий, которому отец по старинному обычаю московских государей дал маленький удел, город Углич с уездом. В самом начале царствования Федора для предупреждения придворных интриг и волнений этот царевич со своими родственниками по матери Нагими был удален из Москвы. В 1591 г. по Москве разнеслась весть, что удельный князь Димитрий среди бела дня зарезан в Угличе и что убийцы были тут же перебиты поднявшимися горожанами, так что не с кого стало снять показаний при следствии.
Следственная комиссия, посланная в Углич во главе с князем Василием Шуйским, тайным врагом и соперником Годунова, вела дело бестолково или недобросовестно, не выяснила противоречий в показаниях, вообще страшно запутала дело. Она постаралась, прежде всего, уверить себя и других, что царевич не зарезан, а зарезался сам в припадке падучей болезни, попавши на нож, которым играл с детьми. Поэтому угличане были строго наказаны за самовольную расправу с мнимыми убийцами. Даже колоколу, послужившему набатом, по распоряжению Шуйского был отрезан язык словно человеку, и он вместе с угличанами-мятежниками стал первым ссыльным в только что присоединённую к Российскому государству Сибирь. Получив такое донесение комиссии, патриарх Иов объявил соборне, что смерть царевича приключилась судом божиим. Тем дело до поры до времени и кончилось.
Однако, странные обстоятельства гибели царевича, поспешность при его захоронении, послужили поводом для многочисленных кривотолков. В Смутное время, наступившее после смерти царя Фёдора, имя царевича Димитрия стало лозунгом самых разных партий, символом «законного» царя, это имя приняли несколько самозванцев, один из которых даже царствовал в Москве. Споры об обстоятельствах смерти Димитрия — и даже о достоверности самого факта смерти — не прекращаются до сих пор.
«Меня давно интересовала эта история — с детства, наверное. Время от времени читал в разных журналах, газетах, книгах популярные статьи на эту тему с самыми разными выводами. Но мне всегда было жалко царевича! Особенно после того, как увидел картину Глазунова: лежит мальчик с разрезанным горлом и смотрит на нас. Глазунов — не мой художник, царя Ивана Грозного я тоже не сказать чтоб привечаю. А вот царевича жаль!
Шли годы, была тема, формы не было.
Потом вдруг придумался сыщик — Маркел Косой, мне лично очень симпатичный человек, хоть он далеко не идеальный: и крепко выпить не дурак, соврать недорого возьмет, ходит всё время с ножом в рукаве… А обаятелен! И вот этот Маркел (в моей пока что голове) поехал в Углич, ходил там по улицам, в штатском, конечно, выпивал по кабакам, по сторонам послушивал…
И я всё бросил, долго искал — и нашел подлинный, факсимильный текст того самого следственного дела образца 1591-го года (адаптированный к шрифтам 19-го века, конечно), и начал его читать с пристрастием. То есть уже как Маркел…
И появилась у меня одна идея, вторая, третья. Но не складывались они в один логически завершенный сюжет. Ну, никак! Пока я не подумал вот что: все мы пытаемся объяснить феномен Углицкого дела сугубо реалистическими причинами. Но если один из подозреваемых — колдун, то какой тут реализм!? Тут…
Да! И теперь можно сказать, что я написал фэнтези, что это теперь не детектив, а обычная страшная сказка. А я отвечу: нет, это не сказка и не фэнтези, а так было на самом деле! Потому что не надо отделять одно от другого, то есть жизнь от фэнтези, а принимать их как одно целое, и тогда всё становится на свои места. Вот я принял этот постулат — и мой сыщик сразу вычислил злодея. А князь боярин Василий Шуйский, зажатый узами реализма, ничего не смог сделать со всей своей многочисленной комиссией, вернулся в Москву, представил отчет — и ему его царь завернул! Что в последнем абзаце того старинного Углицкого дела и запечатлено черным по белому (фиолетовым по серому) примерно в таких словах: дело признается сделанным не очень качественно и отправляется на доследование, то есть в Углич посылается вторая комиссия, уже под началом воеводы Мисюрева, которому приказано срочно арестовать именно того, кого мой Маркел и задержал! То есть пойди боярин Шуйский по фэнтезийному пути — дело было бы давно и успешно раскрыто. А так его не только не закончили, а, как это теперь называется, спустили на тормозах: на том царском приказе документ обрывается и про воеводу Мисюрева нам больше ничего не известно — доехал ли он до Углича, арестовал ли кого надо, повинился ли тот кто надо в содеянном, назвал ли кого еще — ни слова нигде ничего! Ни в каких летописях! Ни в каких свидетельствах! Как это можно объяснить? Опять же, только фэнтезийно. Но это уже другой сюжет для другой книги.»
Автор текста — Papyrus, статья первоначально размещена в его авторской колонке.
цитировать
свернуть ветку
