СТАТЬ ГЕРОЕМ
(СКАЗКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ)
— Гениальному сэру Энсти, а также его советскому отражению, товарищу Лагину.
У Михаила Синеева было много увлечений.
Во-первых, прогулки по берегу после шторма, когда бурное море уже заплатило суше дань, выбросив на берег кучи водорослей и мусора, а вороватые волны еще не унесли приношения Нептуна назад в морские глубины. Среди этих «обломков жизни» порой попадалось что-нибудь забавное. Из особо ценных трофеев Михаил мог похвастаться несколькими бейсболками, десятком монет, которые тут же пошли на мороженное, пестрым воздушным змеем, одна из планок которого была сломана, что не помешало сменять его Васильеву Славке на стаканчик импортного творожного десерта… Но главной добычей Михаил считал раковины всевозможных размеров и форм. Конечно, им далеко было до своих тропических собратьев, но некоторые из них, те, что имели «товарный вид», Михаил продавал Капитану Игнату — старику, торговавшему в сувенирном ларьке возле местного краеведческого музея, куда порой даже иностранцы заглядывали. Капитан Игнат сам на берег не ходил, так как был инвалидом — не так-то просто прыгать на костылях по песку, зато клеил из раковин симпатичные безделушки: кораблики, замки и потешных зверушек, а потом, в свою очередь, продавал их олухам-туристам. Бизнес этот был не сильно прибыльным, но как часто говаривал Капитан Игнат: «Копеечка к копеечке и будут Сеньке стелечки». Правда, кто такой этот самый Сенька и зачем ему стельки, никто не знал. Да и сам Капитан Игнат, если когда и знал, то уже давным-давно забыл, а вот присказка осталась.
Еще Михаил Синеев любил сытно позавтракать, пообедать и поужинать, особенно у бабушки, особенно вишневыми варениками, особенно обильно политыми сгущенкой, за что, вкупе с фамилией, получил, по его мнению, омерзительное прозвище «Синебрюхов», в честь популярного у молодежи напитка. Но порой длинное Синебрюхов превращавшееся в просто «Брюхов»… Михаила это страшно злило, и виной тому было то, что сам себя он видел вовсе не пятиклассником-увальнем, которому занятия спортом являлись только в кошмарных снах… Что до реальной жизни, на уроках физкультуры Михаил висел на турнике словно… как бы это помягче выразиться… «мешок с удобрениями», а один вид спортивного «коня» вызывал у него тремор, которому мог позавидовать любой завзятый алкоголик. В своих грезах и снах Михаил был не толстым, прыщавым переростком, а неким благородным героем, совершившим какие-то абстрактные подвиги «за кадром», но которого местные аборигены, то бишь, освобожденные им народы, будь то чернокожие пигмеи, желтокожие китайцы или краснокожие индейцы, всенепременно встречали огромной чашей, полной вишневых вареников, обильно политых сгущенкой. При этом чашу держала красавица, дочь местного вождя, которая всю жизнь только и мечтала «подружиться», а то и свести более тесное знакомство с прекрасным героем из далекой России.
А всему виной третье увлечение Михаила — фантастика, книги про «попаданцев», про то, как бравый десантник, мастер рукопашного боя, гениальный инженер, физик, химик, психоаналитик и просто парень чуть тупее «московского пустого бамбука» (нужное подчеркнуть) попадает в волшебное королевство, тридевятое царство царя Гороха, на поля Первой, Второй или Третьей мировой и быстренько наводит там порядок. Книг на эту тему было пруд пруди, благо ныне не писал про попаданцев только ленивый. Вот Михаил, лишенный безлимитного скоростного интернета волей папы и мамы, а так же бабушки и дедушки, зато поощряемый в поглощении массы бульварных романов с надеждой родителей, что рано или поздно «воспитанный на книгах, он и до высокого неба Андрея Болконского доберется», считал «небо Болконского» слишком приземленным, зато с легкостью мог рассуждать о том, кто быстрее «прикрутит» короля Артура вместе с его столом, рыцарями и Мерлином — гений дзю-до и прочих восточных единоборств или спецназовец спецподразделения с задатками великого ученого и непревзойдённого сапера…
Так вот в тот день, когда началась эта печальная история, Михаилу удалось совместить все три своих увлечения.
Накануне был сильный шторм, и хоть ветер все еще налетал порывами, словно то и дело вспоминая о вчерашнем буйстве, настало время отправиться на охоту за «сокровищами». К тому же мама рано ушла на работу, поручив Михаилу самому сделать себе бутерброды на обед — непростительный промах, тем более, что мама торопилась и забыла сказать Михаилу из чего следует соорудить сей шедевр кулинарного искусства. Тут мама допустила роковую ошибку, поскольку в дело вместо хлеба пошел батон, категорически Михаилу противопоказанный. Как сказал еще год назад участковый врач Андрей Андреевич Сопельников: «При столь ярко выраженном ожирении в столь юном возрасте, мучное категорически противопоказано». Но мама забыла провести точный инструктаж, папа был в командировке, дедушка с бабушкой у себя в трех кварталах от дома, где проживал внучок с родителями, и у Михаила случился провал в памяти — он напрочь забыл все наказы доктора, а также о назначенной ему диете. Поверх толстых срезов батона, намазанного толстым слоем масла, легли не менее толстые куски копченой колбасы, которая в списке доктора Сопельникова находилась в разделе «яды». Правда, вначале Михаил хотел сделать себе бутерброды с салом, но потом решил, что сало с маслом перебор даже для него.
И последним приятным событием стал трехтомник Пушкова об очередных похождениях очередного попаданца. На страницах этого долгожданного шедевра, согласно обещаниям аннотации, майор спецназа полиции — мастер веерного боя, волею судеб долен попасть «в Древний мир, где человечество, только выбравшееся из колыбели доисторической дикости ведет отчаянную войну с владыками мира — драконами, представителями иной цивилизации, на заре времен колонизировавшими Землю». Естественно, драконы в конце третьего тома должны быть повержены, а майор, завоевав любовь принцессы, дочери местного престарелого, туповатого владыки, после многочисленных подвигов и приключений станет не много ни мало владыкой мира.
Вот теперь Михаил хотел совместить приятное с очень приятным вместо двух спаренных уроков физкультуры, от которой он был освобожден до конца жизни, потому как, по его собственному выражению, «каски для таких мудрых голов, как моя, еще выпускать не научились». Но сначала он хотел пройтись по берегу моря в поисках ракушек и, если повезет, продать их Капитану Игнату, а точнее, выклянчить у него в обмен на ракушки мороженное, которым тот торговал в том же сувенирном ларьке, а потом Михаил собирался там же на берегу устроиться в одном уютом местечке среди скал и «отправиться» в Древний мир вместе с непобедимым майором, заедая битвы с драконами колбасным пайком. Ну, а дальше под настроение. Если новые сочинения Пушкова окажутся столь же захватывающими, как и предыдущая его трилогия о бравом мичмане попавшем на флагман английского капитана Нельсона, незадолго до битвы с испанцами, то прощайте алгебра, география и английский. Не судьба!
Однако все вышло совсем иначе, потому как первое, что заметил Михаил, выйдя на заваленный водорослями и всевозможными обломками берег, было нечто блестящее, запутавшееся в водорослях. Михаил застыл и с подозрением огляделся. Однако по близости не было одноклассников, которые, зная увлечения Брюхова, могли устроить какой-нибудь подлый розыгрыш. Да и конкурентов — других любителей морской наживы — было не видать. Ранее утро, ветреная погода, рабочий день календаря — все необходимое для того, чтобы пляж был пустынным, как сердце Сахары. К тому же, до начала курортного сезона оставалось еще около месяца, а посему можно было не опасаться назойливых «гостей из столицы». Убедившись, что на пляже никого нет, Михаил прямиком направился к странному блестящему предмету. Однако действовал он осторожно, словно партизан, попавший на вражескую территорию. Правда, «осторожность» в его интерпретации сильно отличалась от общепринятого толкования этого слова и больше напоминала неуклюжее топтание у доски второгодника, который не может ответить на самый элементарный вопрос учителя, а потому сильно смущен предвкушением очередной двойки…
«Кажется повезло. Неужели золото? Сколько эта штука стоит?» — мысли, а точнее не озвученные вопросы, крутящиеся в голове Михаила, были простыми, однозначно прямолинейными. Нет, Михаил, конечно, мог мыслить более витиевато, но в этот миг, обуреваемый жадностью, он не утруждал свой разум, так как перед его ментальным взором проскочило несколько вариантов дальнейшего развития событий: он продает странную находку мафиози, и те во время сделки убивают его. Как в фильмах, он, всеми брошенный, будет лежать в пустом цеху огромного завода на бетонном полу, и из-под него будет растекаться лужа крови. Он весь школьный костюм испачкает. Тут Михаилу представился рассерженный отец с ремнем наизготовку, который за испорченный школьный костюм спуску не даст. Впрочем, и сами бандитские пули Игнату здоровья не прибавят. И будет Игнат лежать в больнице… Дедушка будет носить ему «литературные новинки», а бабушка — вареники с вишней. А потом явится полицейский и станет строго расспрашивать. Почему Михаил утаил свою находку от властей и тем самым в корне подорвал экономику страны? Нет, это не вариант… А что если продать находку Капитану Игнату? Задорого продать. Хотя, в любом случае Михаил продешевит… После чего Капитан Игнат продает бутылку мафиози, и те, в свою очередь, во время сделки пристрелят его… И не кому будет продавать ракушки, и мороженное брать негде. А деньги, которые Михаил выручит от продажи бутылки Капитану Игнату, быстро закончатся…
Однако тут размышления Михаила были прерваны, потому как, действуя совершенно механически, он уже выудил странный предмет из объятия водорослей и застыл, с недоумением крутя в руках тяжелый сосуд из желтого сверкающего металла. «Может, и в самом деле золото?» — задумался Михаил, и воображение тут же нарисовало тележку мороженщика, полную «Ленинградского»…
«А ведь он, к тому же, и запечатан», — с удивлением пробормотал себе под нос пятиклассник. Руки сами собой потянулись к пробке, обычной пробке, какими всегда закупоривают бутылки с дорогим вином… Вино! Михаил на мгновение замер, потом встряхнул бутыль. Внутри что-то подозрительно булькнуло. И в самом деле! «Нет, если там вино, да еще старинное, выдержанное, то с Капитана Игната надо содрать больше. Много больше…» И Михаил мысленно нарисовал себе две тележки мороженного… Нет, не так. Одну тележку мороженного, одну с пиццей и одну… ну пусть хотя бы со швабскими колбасками. Их Михаил тоже очень любил. Он всегда выпрашивал их у бабушки, когда они ездили в областной центр. А когда он в последний раз побывал там с классом на экскурсии по местам боевой славы, то сам купил себе колбаски на свои карманные деньги, а Сережка Горбычев сказал, что «свинья свинью жрет». На что Михаил страшно обиделся. Он бросился на обидчика, так как в это время представлял себя бравым гоплитом, фарширующим гидр в одном из отстойников Древней Греции. Только вот Сережка Горбычов об этом не знал и «навалял Брюхову по самое не балуйся». Но все это было в прошлом, а сейчас Михаил Синеев стал обладателем уникальной вещицы, которую подарило ему море…
Когда Михаил понял, что ногтями он бутылку не откроет, то попробовал проделать то же зубами, благо пробка достаточно выступала их горлышка сосуда.
Раз… Два… Три…
Пробка вылетела, а Михаил отшвырнул бутылку, так как в нос ему ударил отвратительный запах: смесь мужского пота и дешевого одеколона типа «Шипр», которым иногда похмелялся местный алкоголик дядя Коля. По крайней мере, так говорили все бабки, сидящие летом на лавочке под окнами дома Михаила. Сам Михаил никогда никакого «Шипра» не видел, а тем более не нюхал, но представлял его себе как-то так — Михаил несколько раз сталкивался во дворе с дядей Колей, от которого всегда разило какой-то дешевой, совершенно невыносимой парфюмерией. Вот и в этот раз запах напоминал дяди Колин, только был позабористее, повыдержаннее. Наверное, так дядя Коля пах, доведись Михаилу ехать с ним в одном лифте ну, скажем, так… этаж на двадцать пятый. А поскольку Михаил в лифтах отродясь не ездил, да и домов выше пятого этажа в их городке не было, то все измышления относительно запахов были всего лишь «легкомысленными домыслами», как порой говорил дед, проверяя домашнее задание Михаила по алгебре или геометрии.
Но дело было не только в запахе. Из бутылки повалил черный дым, как от настоящей дымовухи из пластиковой расчески. Михаил несколько раз обернулся. Нет, пляж по прежнему был пустынен, а значит, никто ничего не видел и не сообщит директору школы, что Михаил Синеев вместо уроков физкультуры на пляже дымовухами балуется.
Однако когда Михаил протер глаза, он увидел перед собой незнакомца, то ли цыгана, то ли кавказца. Потертый малиновый пиджак, который видел и лучшие времена, был наброшен на голое тело и казался великоват низкорослому, сутулому человечку. Из-под пиджака торчали потертые брюки неопределенного цвета и фасона, с вислыми коленками, заправленные в грязные кирзовые сапоги, просившие каши. Тем не менее, из-под иссиня-черных усов незнакомца сверкали золотые зубы, а над ними, словно ледокол, разрезающий льды цвета воронова крыла, нависал мясистый грузинский нос. И еще у незнакомца была толстая золотая цепь, отчасти спрятанная среди обильной поросли на груди. Кроме того, Михаила поразили невероятно длинные ногти незнакомца, окрашенные в разные цвета радуги.
Какое-то время Михаил и незнакомец стояли, внимательно разглядывая друг друга. И чем больше Михаил смотрел на незнакомца, тем меньше тот ему нравился. Непонятно было, откуда он взялся. Не мог же он так быстро и незаметно подойти… Тогда откуда…
— Ну? — наконец-то надменно выдохнул то ли цыган, то ли кавказец. А так как Михаил все еще стоял, широко раскрыв рот, незнакомец вытащил маленькую пилочку и, хитро поглядывая на Михаила, начал наводить маникюр, подтачивая и без того острые ногти, больше всего напоминающие когти огромного хищника. Он-то явно никуда не спешил, что нельзя было сказать о Михаиле.
— Вы, собственно, кто? — наконец выдавил пятиклассник, а потом совершенно невпопад добавил: — Я от физкультуры освобожден, гуляю… тут… — и поскольку храбростью Михаил отличался только в ментальных сражениях с инопланетной нечистью, голос у него окончательно сел.
Незнакомец смерил пятиклассника взглядом, и, если бы взгляд мог сжечь, Михаил давно бы обратился в пригоршню пепла. Хотя от такой массы скорее получилось бы две пригоршни, а то и три…
— Говори, говори, я жду, — тяжело вздохнув, неторопливо протянул незнакомец, а потом добавил неразборчиво себе под нос что-то вроде: «Тяжелый клиент мне достался».
У Михаила по спине побежали мурашки, и он почувствовал, как между лопаток выступает холодный пот. Было во всем этом что-то ненастоящее, неправильное. Вот берег с грудами принесенных волнами водорослей, пирс вдали, море — это все было правильным, а незнакомец и эта бутылка, все еще ослепительно сверкающая на песке, — неправильное, нездешнее, сказочное, что ли… И только мысли Михаила ухватились за слово «сказочное», только он понял: именно это слово — узловое во всем происходящем, незнакомец снова заговорил.
— Я жду, — настойчиво повторил он.
— Вы кто? — только и смог выжать из себя Михаил, ощутив, как ком снова подкатывает к горлу, а потом он почувствовал, что вот-вот или развернется и со всех ног бросится прочь с пляжа, или разрыдается, как последний первоклассник.
— Твое первое желание — узнать, кто я такой? — переспросил незнакомец.
— Ну… — начал было Михаил, но тут в голове его что-то щелкнуло, и он отчаянно замотал головой: — Нет… Нет… Нет… Пусть это знание останется при вас. Мне совершенно безразлично, кто вы: дух, джин или просто волшебник… Хочу только уточнить: вы желания исполняете?.. Ну, это так, вопрос для осознания ситуации. Нет, если ответ пойдет за желание, то отвечать не стоит, я в детстве сказки читал. Соображу… — зачастил он.
— При чем тут сказки? Ты меня выпустил из этой золотой бутылки, будь она трижды проклята. К сожалению, я должен исполнять твои желания… — и незнакомец злобно цыкнул золотым зубом.
Неужели!.. Нет, Михаил в это отказывался поверить, однако по всему выходило, что все именно так. Как его там… Старик Хотаббыч. Три желания… Да такого быть не может! Это же сказка. И тем не менее, воспитанный на откровенных историях про попаданцев, Михаил на мгновение пересилил себя и… поверил. А вдруг ему повезло, вдруг он и есть настоящий герой, про которого все эти книги написаны? Если так, главное — не прогадать. Три желания, положенные ему, это мало, очень мало… Да и что там этот заморыш про бутылку сказал? Золотая! Отлично! Настроение у Михаила стало улучшаться со скоростью «Сапсана», пролетающего через Балагое.
— Желаний три? — спросил он у незнакомца.
— Чуть больше, — скривился тот. — Следующий вопрос будет расценен как желание. Или ты думаешь, я просидел в бутылке столько лет, чтобы целую вечность торчать на каком-то занюханном пляже?.. Впрочем, тебя, это не касается. Загадывай поскорее свои желания. Ну, там: «Хочу мороженого, пироженого…» или чего ты там хочешь? Колбасок швабских?
Если честно, Михаилу слова джина совершенно не понравились. Эта интонация, этот равнодушный взгляд… Да и откуда он знает про «швабские колбаски»? А может, это все-таки чей-то розыгрыш, а потом вся школа будет обхохатываться над ним из-за того, что он в хотаббычей верит.
— Да и желания типа: хочу то, не знаю, что — не работают. Желание должно быть конкретным, — добавил «джин».
Однако вместо того, чтобы с ходу осчастливить себя, Михаил задумался. Впрочем, если желаний и в самом деле было больше трех, надо в первую очередь определить «правила игры».
— А сколько всего желаний я могу загадать?
— Получить ответ на этот вопрос — желание?
Михаил решил рискнуть.
— Да.
— Ну, несколько, в разумных пределах.
— Точнее? — надавил Михаил.
— Ты освободил меня, поэтому я вынужден выполнять твои желания в течении года…
И тут Михаил понял, что, как говорится, «ему поперло». Он еще раз с ног до головы оглядел злобного незнакомца и решил попробовать для начала что-то простенькое. Михаил задумался. А потом вспомнил, как пацаны постарше, заловив его с одноклассниками, заставили их «мышцу качать». А этому «джину» зарядка похоже ну никак не повредит. Заодно можно посмотреть, насколько можно загнобить этого «исполнителя желаний». И куда делась робость и желание поплакать? Михаила словно перемкнуло. Теперь он чувствовал себя «королем горы» и в свойственной своему характеру подленькой манере собирался оттянуться по полной. У него всегда так получалось. Если кто был сильнее, то Михаил всегда заискивал и мог даже «Брюхова» простить, но если кто-то оказывался слабее или в чем-то зависел от Михаила…
— Мне мороженого, — неожиданно раскатисто, развязным голосом объявил Михаил. — А ты, пока я наслаждаюсь жизнью… сто раз отжаться и не халявить! — он произнес все это надменным тоном, подражая интонациям Кости Белого из восьмого «а». На самом деле фамилия Кости была Беляев, но после триумфального шествия по стране киносериала «Бригада», все стали называть его Белым и вовсе не из-за сходства с главным героем, а из-за того, что он предводительствовал во всех хулиганских выходках старшеклассников. Что до таинственного цыгана-азиата, то, услышав распоряжение пятиклассника, он скривился, вновь сверкнул золотым зубом, а потом поинтересовался:
— Ты уверен насчет «отжаться»?
— Ага.
Может быть, в другой ситуации Михаил был бы не столь категоричен, но тут ему словно шлея под хвост попала. Сказка так сказка, король так король.
— Быстренько!
Незнакомец только зубами скрипнул. Осязаемо скрипнул, так что у Михаила вновь мурашки по спине побежали. И только он хотел еще раз прикрикнуть на новоявленного джина, как в руке у него оказалось мороженое. Импортное. Внимание Михаила отвлеклось, и он вступил в борьбу с вакуумной оберткой, перестав обращать внимание на джина, а тот, скривившись, и в самом деле опустился на песок и начал отжиматься.
Покончив с шедевром импортного дизайна Михаил, зажмурившись в предвкушении неземного блаженства, со всего маха кусанул покрытую изморозью очаровательную шоколадную корочку. И вкус… Ничего более омерзительного Михаил в жизни не ел. Скривившись, он выплюнул откушенное, несколько раз сплюнул в песок и злобно посмотрел на джина, который неспешно выполнял заданные ему гимнастические упражнения.
— Да как ты… — и замолчал, потому как джин остановился, встал, отряхнулся. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, в руке у него оказалась золотая зубочистка, которой он, как ни в чем ни бывало, принялся ковыряться в зубах. Теперь он больше всего напоминал азербута с рынка, из тех, что торгуют первыми арбузами. Для завершения этого образа ему не хватало только кепки-аэродрома.
— Ты что отравить меня хочешь? — взъелся на него взбешенный Михаил.
— Нет, пожалуй, — пожал плечами джин, но взгляд его оставался таким же злобным и хитрым. Упражнения по «качанию мышцы» явно не пошли ему на пользу. Казалось, если бы у него были развязаны руки, он бы на месте разорвал Михаила. — А что, мороженое не по вкусу пришлось? — с ехидцей в голосе поинтересовался он.
— Ах ты… — начал было Михаил, но джин, вытянув руку, остановил его на полуслове.
— Я — не «ты». Зовут меня Алик, и если ты собираешься подвергнуть критике уровень моих услуг, то ты в первую очередь должен точно помнить, что ты попросил. А попросил ты мороженого. Ты же не уточнял — с оболочкой из лакрицы или нет.
— Я просил съедобное мороженое!
— Лакрица очень популярна у детей Скандинавии.
— Я не из Скандинавии. Дай другое.
В руках Михаила появился брикет ярко-синего, страшно ядовитого цвета.
— Это?..
— Мороженое с соком алоэ…
После этого было мороженное с морскими водорослями и еще с чем-то, столь же несъедобным даже на вид. Когда же разъяренный Михаил потребовал обычного простого мороженого, то в руках у него появился батончик «Ленинградского», от которого так воняло тухлятиной, что Михаил отшвырнул его, как нечто непотребное.
— Ты что, издеваешься?! — переполненный яростью повернулся он к джину.
— Ну что ты, как можно? — улыбнулся тот. — Кстати… Должен сообщить: еще чуть-чуть, и на сегодня лимит «чудес» будет исчерпан.
— Что еще за лимит?
— В день не более десяти желаний.
— А сколько я уже загадал?
— Получить ответ на этот вопрос: желание?
В этот раз заскрипел зубами Михаил. Теперь он больше всего на свете хотел взять золотую бутылку и хорошенько отдубасить ею джина. Вот только, несмотря на то, что мысленно Михаил рисовал себя бравым попаданцем, который может победить не только всех древнегреческих гидр разом, но и полчища марсианских ракоскорпионов из предыдущего романа Пушкова, ему почему-то казалось, что, кинься он на этого коротышку-кавказца, пусть даже вооружившись пустой золотой бутылкой, низкорослый джин накостыляет ему «мало не покажется». Потому Михаил затаил Зло. Мысленно пообещав свести счеты.
— Желание, говоришь! — прошипел себе под нос Михаил.
«Старика Хотаббыча» он читал в детстве, и не было там слова ни о каких лимитах. К тому же, в отличие от типичного сказочного героя, его джин и на джина-то вовсе не походил, а может, совсем джином и не был. Сказки, как известно, по большей части врут, к тому же, кто его знает, кого там в прошлом по бутылкам рассаживали. Да и одежда у джина была слишком современная. И Михаил в самом деле подумал, что его «занесло» с этими спортивными упражнениями. Ладно, джин сделал все, что ему говорили. Но ведь при этом он не обиделся… Или обиделся? Михаил посмотрел на несколько пачек несъедобного мороженного, валяющегося тут и там, и решил, что, видимо, перегнул. Хотя какое ему дело?
— Так… Продолжаем отжимание, — больше ничего в этот миг Михаилу в голову не пришло.
Джин, Алик или как его там вновь принял положение лежа, пару раз отжался и исчез…
«На сегодня лимит чудес исчерпан», — пронеслось в голове Михаила, и он так и не понял: то ли сам о этом догадался, то ли это джин Алик отправил ему телепатическое послание. Как бы то ни было, Алик исчез, а пятиклассник Брюхов остался в одиночестве на берегу. Широко открыв рот, он непонимающе уставился на песок, где только что стоял Алик. Песок был, следы были, остатки несъедобного мороженого были, даже золотая бутылка без пробки валялась среди водорослей, только вот Алика нигде не было. Михаил даже шагнул вперед и сдвинул в сторону ближайшую кучу водорослей, словно ожидая найти под ней пресловутого джина, зарывшегося в песок. Только никого под водорослями не оказалось.
Михаил с тоской посмотрел на остатки несъедобного мороженого. Хоть бы одна пачка осталась целой! Тогда бы он ее кому-нибудь на что-нибудь непременно поменял. Так ведь нет. «Ну, этот Алик у меня получит», — мысленно пообещал сам себе Михаил. Правда, у него еще оставались золотая бутылка и надежда, что завтра Алик всенепременно явится, потому как он, по его же словам, должен был выполнять желания Михаила целый год… И даже если на сегодня лимит чудес исчерпан, завтра у Михаила снова будет тот лимит, и, продумав все за вечер, Михаил и «пожелает» правильно, и как Алика достать «в воспитательных» целях решит. «Это надо ж было такое удумать: кормить меня несъедобным мороженым». И еще он очень хотел мороженого, так как настроился на него… Однако в этот день Михаилу не суждено было получить желаемое. У него не было денег на обед, а вместо денег мама велела ему приготовить бутерброды…
Тогда Михаил занялся бутылкой, подобрал ее, осмотрел. И, хоть джин сказал, что та золотая, Михаил на ней никакой пробы не нашел, а ему было хорошо известно: золотых вещей без штампа пробы не бывает. Так всегда говорила мама, а бабушка, многозначительно кивая головой, с ней соглашалась — это была одна из тех редких тем, где мама с бабушкой имели единое мнение. «Может, проба где-то внутри бутылки», — подумал Михаил, но тут же отмел эту мысль, потому что если проба внутри бутылки, то как ее увидит ювелир или приемщик ломбарда? Он уже хотел было и в самом деле отправиться к Капитану Игнату и начать нелегкий процесс обмена явной ценной находки на еще более ценный продукт в виде мороженого, но в последний момент вспомнил кое-что очень важное, хотя, быть может, и не имеющее никакого отношения ни к золотой бутылке, ни к джину. Лампа Алладина! Тот, кто владел лампой, повелевал джином. А что если, отдав лампу, он лишит себя возможности загадывать Алику желания?
Михаил тяжело вздохнул. Видно, и в самом деле не судьба ему сегодня отведать мороженого. Однако и в остальном денек не задался. Книга Пушкова оказалась неинтересной. Главный герой, вместо того, чтобы крушить всех направо и налево, как нарисовано на обложке, занимался самокопанием и самоанализом. А может, тому виной стала пересоленная колбаса. Жаль, что Михаил не попробовал кусочек, прежде чем мастрячить бутерброд. К тому же, в голове Михаила все время вертелись мысли о джине. Несмотря на то, что золотая бутылка была реальной — Михаил надежно спрятал ее на дне своей сумки под учебниками, — сам он до сих пор сомневался в реальности случившегося. Точнее одна часть его разума уверенно твердила, что случившееся — реальность, а другая — о том, что никакого джина вовсе не существовало, и что если вместо уроков шариться по пляжу, то и не так голову напечет. Тут, с одной стороны, выступали, так сказать, материальные доказательства реальности джина, как-то: золотая бутылка и остатки мороженного, разбросанные по песку; с другой — рациональное начало, последствие воспитания, которое авторитетно заявляло, что никаких джинов не существует и существовать не может. И все же это было только начало, потому как дома Михаила ждали еще большие неприятности.
Классная руководительница решила ни с того ни с сего проверить посещаемость, хотя сегодня она уроков в их классе не вела. Результат — звонок матери на работу. И итоге дома Михаила ждала трехчасовая беседа о поведении и прогулах. Вначале с ним беседовала мама — легкая артиллерия, потом папа — тяжелая, но самое неприятное началось, когда вечером на чашечку чая заглянули бабушка с дедушкой. «Я не затем свою кровь в Чечне проливал, чтобы мой внук рос шалопаем и прогульщиком… Так и до второгодников легко докатиться».
От этой проницательной речи с правильно расставленными акцентами и выразительными ударениями мама плакала навзрыд, бабушка вторила ей всхлипываниями, а отец то и дело нетерпеливо хватался за ремень, видимо, собираясь пустить в ход это кардинальное средство воспитания. Может, он так бы и сделал, если бы не бабушка, которая то и дело брала его за руку и печально качала головой. Для Михаила было бы лучше, если бы отец не сдержался, пусть бы было больно, но тогда, получив пару раз ремнем, Михаил из главного преступника превратился бы в невинную жертву насилия. И непременно под это, для «заживления ран», получил спасительный доппаек. А так, слушая пламенную дедушкину речь, ему самому хотелось пойти удавиться и раскаяться во всех смертных грехах. В какой-то миг он даже решил было окончательно сдаться и рассказать о золотой бутылке и джине, но в последний момент сдержался, так как представил себе реакцию родителей. Он и сам не слишком верил в эту сказочную историю, а посему ждать, что родители сразу поверят ему, не мог.
В итоге, оставшись без ужина, Михаил в изгаженном настроении в восемь часов вечера отправился спать, так как ни о каком чтении, а тем более о компьютерных играх, речи не шло. Лишенный всех благ цивилизации, в том числе и вечернего пирожного с малиновым вареньем, Михаил понял, что наказан основательно, надолго, и жизнь теперь окрасилась в черные тона бесконечной меланхолии.
Оказавшись в постели, он долго не мог уснуть. Потом, чтобы хоть немного успокоиться, он начал вспоминать любимые приключения попаданцев, всякий раз ставя себя на место главного героя. Сначала он мысленно отправился на фронта Гражданской войны, где спас Чапаева, открыв огонь по белогвардейцам с другого берега Урала из огромного восьмиствольного пулемета, сметая белогвардейские цепи и безумных кавалеристов, которые мчались к реке с такой скоростью, словно собирались «взять» ее, как «ров» на скачках с препятствиями. После Михаил мысленно перенесся в Древний Египет и занялся освобождением несчастных хилых рабов и рабынь, формам которых могли позавидовать звезды Голливуда. Естественно, все рабы после освобождения обожали Михаила и тут же становились бравыми воинами его непобедимой армии, а красавицы после обмена поцелуями прямиком отправлялись в гарем героя. Сам Михаил смутно представлял, что такое гарем, но всякий раз обещал туда заглянуть «на рюмочку чая». Но ряды фараонов и жрецов постоянно пополнялись новыми врагами, и Михаил никак не мог заняться «личной жизнью», откладывая всякий раз, как и герои любимых романов, встречу с любимыми на потом… Третий поток грез перенес Михаила во времена Петра Первого…
И тут Михаила озарила совершенно безумная мысль. А что если… Ведь кто такой этот Алик? Джин, то есть волшебник. И мороженое, пусть гадостное, он из воздуха доставал. А что если потребовать, чтобы он превратил его, Михаила, в героя и попаданца?
Вот оно! Утром Михаил отправится в Древние времена, прославится, потом вернется к родителям, и они узнают, что он не «мерзкий прогульщик», «обжора и лодырь», «горе и позор семьи», а настоящий герой, спаситель человечества, тот, кто навсегда изменил историю мира, избавив миллионы людей от страдания и мук. И тут же Михаил представил себе, как входит в гостиную, где собрались мама и папа с бабушкой и дедушкой, и говорит, что они наказаны и остались без сладкого компота, вечернего футбола, очередной серии «Богатые свое отплакали» и прочих прелестей современной жизни. А потом он пойдет в школу, на стене которой уже будет висеть мемориальная доска с его профилем, повествующая о том, какой он герой. А в вестибюле бойскауты из первого класса будут нести почетный караул у его бюста, украшенного флагами и вымпелами военных частей, которые он спас, вступив в ужасную битву с врагом. Нет, почему бюст? Пусть будет скульптура в полный рост, изображающая Михаила с огромным восьмиствольным пулеметом и надпись в духе знаменитого жидониггера: «Я кам бег». А он, весь такой из себя, Михаил Синеев в Дойче Габбано подойдет к памятнику, встанет в ту же позу, что его бронзовый двойник… Тут фантазия Михаила вышла из-под контроля и дала осечку, потому как на бюсте постамента юный герой увидел позорную надпись, сделанную краской из баллончика:
БРЮХОВ
Михаил чуть было не проснулся. Спасла ситуацию классная руководительница, она выскочила вперед и, опустившись на колени, стала с извинениями стирать носовым платком обидную надпись. А бравые полицейские под конвоем провели мимо Михаила всех его обидчиков — пятые, шестые, седьмые, восьмые и девятые классы почти в полном составе. На улице перед школой были поставлены эшафоты. Однако перед тем как казнить тех, кто осмеливался в прошлом побить, отобрать деньги или каким-то иным образом унизить будущего героя, сам Президент поднялся на трибуну, чтобы сказать речь… Вот только что хотел сказать Президент, Михаил так и не узнал, потому что к тому времени, как тот произнес первые слова, Михаил, полностью расслабившись, нырнул в черные объятия Морфея, где не было ни грез, ни снов…
Проснулся Михаил от того, что кто-то сильно тряс его за руку. Глаза, полные песка, не хотели открываться, да и будильника слышно не было, поэтому Михаил решил, что проспал и попросту не услышал звонка. Однако, еще не открыв глаз, хитроумный пятиклассник тут же придумал отмазку, решил сослаться на стресс — это слово он почерпнул из одного американского триллера. «Вчера у меня был стресс из-за скандала, который вы закатили по такой пустяковой причине, как пара прогулянных уроков!» Да, сейчас он откроет глаза и именно так скажет маме или… папе… «Нет, вот этого, пожалуй, делать не стоит», — папа неадекватно может воспринять подобные слова и использовать средневековые методы физического воспитания, против которых активно выступал Михаил, правда, только в своих грезах и фантазиях.
Но, открыв глаза, Михаил был поражен. За окном еще темно, а значит, утро в его понимании еще не наступило. Да и разбудил его не отец, а… Алик. Джин сменил свой бичовский костюм на совершенно не соответствующую его облику розовую пижаму с белыми кроликами, от чего вид у него стал совершенно идиотским.
Ошарашенный Михаил сел в кровати и устало потянулся.
— Что происходит?
— Давай очередную порцию своих дурацких желаний, — недовольным голосом проворчал джин Алик. — У меня сегодня дел выше крыши.
— Дел?.. — переспросил Михаил, а потом, покосившись на дверь, добавил. — А ты как тут?
— Тебе какая разница? Да на дверь можешь не коситься, твои спят, как мертвые, не помешают…
— А раз так… — тут Михаил взглянул на будильник в виде космического корабля «Энтерпрайз», стоящий на тумбочке, и с ужасом обнаружил, что сейчас всего половина шестого. То-то на улице так темно. Раньше Михаил в такую рань никогда не вставал. «Ну, Алик за это поплатится, пока же, для начала…»
— Лечь-встать сто раз и сто раз отжаться.
— Это желания? — скривившись сквозь крепко стиснутые зубы, пробормотал Алик.
— Желание. Одно. Называется «Утренняя зарядка». — объявил Михаил, потом громко зевнул и потянулся.
Алик же не спеша начал выполнять желание… Однако прежде он пробормотал что-то нечленораздельно и явно нелицеприятное о Михаиле себе под нос. Да и упражнения делал неспешно, неохотно.
Михаил же, какое-то время понаблюдав за ним, решил, что в «оздоровительной процедуре» не хватает… как это там пелось?.. «бодрости, грации и пластики», а посему прикрикнул запыхавшемуся Алику:
— Темпо! Темпо!
Так обычно говорил их учитель пения, когда кто-нибудь начинал отставать от хора, сбиваясь с мелодии. Алик же, услышав замечательное «Темпо», что-то рассказал про третье желание, но темп и в самом деле нарастил.
— Ну а теперь скажи. Ты знаешь, кто такие герои и попаданцы? — властным голосом поинтересовался Михаил, пытаясь воспроизвести интонацию бабушки, те самые неповторимо вибрирующие нотки, которые звучали в ее голосе, когда она спрашивала у Михаила, знает ли он, что такое прилежный ученик, хорошее поведение и благовоспитанный внук. Естественно, бабушка подразумевала, что Михаил знал об этом, только использовать свои знания не желал. Вот точно так же пятиклассник поинтересовался у запыхавшегося Алика относительно его познаний о героя и попаданцах.
Джин на мгновение задумался, а потом с трудом сквозь прерывистое дыхание ответил:
— Знаю.
В тот момент Михаилу и в голову не пришло, что Алик не мог ничего знать о попаданцах, потому как термин этот появился не так давно, а судя по костюму в котором вчера появился Алик, он просидел в бутылке уж никак не меньше десяти лет. Хотя, кто его знает… Может, сидел он в свой бутылке и романы Пушкова читал. Как там у них на Востоке любят говорить: «Аллах акбар!» или что-то в таком духе.
— Ты ведь обладаешь волшебной силой?
— Предположим, — остановившись, покосился на мальчика джин.
— Так вот я хотел бы, чтобы ты сделал из меня героя и попаданца, — объявил Михаил.
— Это твое желание? — Алик явно был удивлен так сильно, что даже остановился, перестав выполнять «утреннюю зарядку». За что был тут же награжден высокомерным взглядом Михаила.
— Что тут такого! Герои и попаданцы у нас в почете.
— Да? — с сомнением протянул Алик. — Ты хоть смысл этих слов понимаешь?
— А как же? — выпятил грудь Михаил. Уж кто-то, а он отлично разбирался и в первых, и во вторых.
— Значит, это твое желание? — переспросил Алик.
— Мое желание — стать попаданцем и героем, — в самой развязной манере объявил Михаил. Он-то уже видел себя в древнегреческой тоге, расшитой золотом, в лавровом венке, а красавицы кидают ему под ноги букеты роз. Нет, роз не надо, они с шипами… в общем, цветов, а эстрадные певцы посвящают ему гимны, которые восхваляют его и тут же становятся всенародными хитами…
— Ну ладно, — сквозь радужные грезы донесся до Михаила голос Алика.
А потом Михаилу показалось, что кто-то со всего маха саданул его по голове чугунной сковородкой. Такое же ощущение у него было, когда Белый отрабатывал «заколачивание гвоздей» — подходил и со всего маха лупасил малышей кулаком по темечку. Если малыш падал, то «гвоздь» был забит. Так как Михаил был стойким, то для того, чтобы он упал, Белому приходилось давать Брюхану по темечку два, а то и три раза. Так вот сейчас Михаилу показалось, что он вновь проходит процедуры в «клинике костоправа Белого» — в мужском туалете на третьем этаже — месте, которое обходили стороной все ученики младших классов.
Охнув, Михаил опустился на пол, только сел он не на мягкий коврик, постеленный у кровати, не на теплый паркет, а на ледяной каменный пол. Он тряхнул головой, разгоняя разноцветные круги, мельтешащие перед глазами, но потребовалось не меньше пары минут, чтобы прийти в себя, и то, что он увидел, изначально показалось ему сном. Он оказался в странном месте — гигантском зале белого мрамора с отделкой, чем-то напоминающей древнегреческую. По крайней мере, именно так представлял себе Михаил искусство Эллады. Высокие античного вида колонны, резные портики и узоры золотом — точно такие, как на обложке книги греческих мифов. Значит, все-таки Древняя Греция? Однако Михаил не был до конца уверен — в отличие от книг про попаданцев, где история толковалась весьма поверхностно, учебников по данному предмету он не открывал, и все его сведения об истории цивилизации были почерпнуты из опусов-боевиков, поэтому он не мог точно определить, куда именно попал.
А потом он понял, что одет совершенно непотребно. На нем вместо привычных семейных трусов в кубик была странная белая тога, а вот трусы напрочь отсутствовали, что насторожило Михаила еще больше. Не то, чтобы он чего-то смущался, но отсутствие привычной детали гардероба заставило его неприятно поежиться. Тут же в голове закрутились всякие нездоровые мысли о маньяках и извращенцах. Однако углубиться в размышления на эту тему он не успел — его взгляд наконец сфокусировался, и он увидел вдали своего странного джина, который теперь вовсе не отжимался, а беседовал с каким-то странным лысым коротышкой-заморышем. Тот тоже был в тоге странного вида и сандалиях на ремешках — типичный римлянин из «Астерикса». И эти двое о чем-то разговаривали, то и дело бросая подозрительные взгляды в сторону Михаила.
Не слишком-то все это походило на начало истории попаданца. Хотя тога присутствовала, вот только золотого лаврового венка нигде видно не было. Ну да лиха беда начало!.. Но и эту мысль Михаилу не удалось довести до логического завершения. Потому как плюгавый незнакомец и джин Алик повернулись и направились в его сторону.
— … Вот этот невоспитанный ребеночек, хам и обжора, лелеющий нездоровые фантазии, порожденные непомерно раздутым эго, — услышал Михаил конец фразы Алика. — Вместо того, чтобы желания загадывать, все время заставляет меня отжиматься.
— Он сам захотел стать хер-ойэм и попа-данцем?
— Конечно, — и вновь в голосе джина прозвучали те самые неприятные и, можно сказать, зловещие интонации.
Михаил еще больше насторожился: может, тога — обманный ход? В том, как плюгавенький человек произнес слова «хер-ой» и «попа-данец», было что-то неправильное, можно даже сказать, зловеще маниакальное.
— Эй. Я хочу… — начал было он, но джин перебил его:
— Ты хотел стать хер-оем? Ты хотел стать попаданцем?
— Да… — заробев от охватившего его неприятного ощущения надвигающейся беды, пробормотал Михаил.
Лысый плюгавый старикашка достал из кармана тоги толстый блокнот и карандаш, послюнявил грифель, словно бухгалтер из какого-то фильма пятидесятых, и что-то записал в блокноте.
— Твое имя?
— Михаил Сергеевич Синеев.
— Возраст?
— Двенадцать, — неуверенно пробормотал Михаил, так как до дня рожденья был еще целый месяц.
— Отлично, — широко улыбнулся лысый человечек и, закончив записывать, вновь уставился на Михаила. — Добро пожаловать в наш дружный коллектив — в гарем святейшего падишаха межзвездной империи Ориона. Я, старший евнух Ори-сто-крат.
— Но…
— Можешь не беспокоиться, — еще шире улыбнувшись, добавил новый знакомец. — До совершеннолетия ты попа-данцем стать не сможешь, у нас с этим очень строго… Законы, знаешь ли! Но кандидатом ты уже стал. Пока же мы займемся твоим характером и внешним видом. Попа-данцы должны быть атлетически сложенными. Так что диета, часов десять тяжелых физических упражнений каждый день. Чтобы стать попа-данцем, нужно хорошенько попа-теть… А у тебя в таком юном возрасте лишний вес. Опять таки, судя по всему, у тебя вредные увлечения, иначе откуда в таком возрасте ты хочешь стать попа-данцем? Тем более, что для кандидатов в попа-данцы у нас великолепный преподавательский состав: тренер Рем-ень, преподавательница изящных манер Роз-га и толкователь различных дисциплин Пин-ок… Ну, а что касается, хер-ойя… Этого мы откладывать не станем. Специалист у нас опытный, чик и в…
— Не хочу! — завопил Михаил и тут же сдулся, потому как на плечо ему легла чья-то тяжелая рука. Он повернулся и увидел огромного, пузатого, волосатого мужика с голым торсом в красных рейтузах и красном колпаке с прорезями для глаз. На груди великана красовалась татуировка «Ох, не спится палачам по ночам». Но самое большое впечатление произвел на Михаила огромный, острый, как бритва, мясницкий нож, самого зловещего вида, который сжимал в другой руке дядька «в красном». Маленькие свинячьи глазки, поблескивали из-под маски.
— Ты не бойся, — вкрадчивым басом обратился к Михаилу великан в красном. — Мы не больно отрежем. Ножик у меня острый.
Глаза Михаила от ужаса вылезли из орбит. Только теперь он начал понимать, на какую ужасную участь себя обрек, а потом, словно хватаясь за последнюю соломинку, повернулся к джину Алику, который спокойно наблюдал за происходящим, кутаясь в свой дурацкий халат.
— Хочу домой! Это мое желание!
— А на сегодня все желания исчерпаны… — ехидно улыбаясь, сообщил ему джин. — Кстати, хочу добавить, что время на Земле и в империи Ориона идет с разной скоростью, так что встретимся лет через пятнадцать…