Lasītāju konferences bērnu bibliotēkā
Nesen, atzīmējot Ļeņina pionieru organizācijas dibinā
jās 37. gadadienu, Talsu bērnu bibliotēka notika la
māju konference par baltkrievu rakstnieka Jankas Mav
ra grāmatu „DTB“.
J. Mavra padomju bērnu literatūras lauka darbojas ja,u
y&irak nekā 30 gadus. Ar saviem darbiem mazo lasītā
ju vidū viņš ir ieguvis lielu popularitāti, jo risina skolu
dzīves tematiku.
J. Mavra stāstā „DTB“ nav tādu varoņu, par kuriem
bērni parasti jūsmo: nav ne varonīgu kārotāju, ne dros
mīgu ceļotāju, ne atjautīgu izlūku, bet darbojas dzīves
priecīgi un zinātkāri pionieri, mūsu zemes jaunie pil
soņi.
Stāsta varoņu rīcība rada lasītājos tieksmi sekot viņu
Piemēram, veicina drosmīgo tehniķu biedrību izveidoša
nos lasītāju vidū.
Referātus lasītāju konferencei par Mavra stāstu bija
Ba gatavojuši Talsu II skolas audzēkņi Maija Baranovska
Ph Modris Vanags, Talsu I skolas skolnieces Brigita
Ranova un Mārīte Grodiņa, kā arī Talsu vidusskolas
a odzēkne Benita Žmuidiņa. Konferences norisē bez mi
etajiem audzēkņiem aktīvi piedalījās bibliotēkas aktī
vļstes, Talsu I skolas 7. klases skolnieces Helena Mih-
Poviča un Rasma Zaļmeža.
Pēc konferences lasītāji iepazinās ar jaunakajam grā
bātām. T. Arājs
T. Arājs
Padomju Karogs (Talsi), Nr.64 (28.05.1959)
***
Tavam gramatu plauktam
JAUNUMI
Kārtēja grāmatu sūtījumā,
ko nupat saņēma Ventspils
grāmatnīca, ir daudz labu,
vērtīgu darbu, kuri atradis
paliekamu vietu mūsu pilsē-
tas darbaļaužu grāmatu
plauktos.
Latvijas Valsts izdevniecī-
ba laidusi klajā vācu tautas
izcilo revolucionāru Klāras
Cetkinas un Kārļa Lībknech-
tn cīņas un darba aprakstu.
Vilhelms Pīks savā grāmatā
«Klāra Cetkina» spilgti rak-
sturo Vācijas un starptautis-
kās strādnieku kustības izci-
lās darbinieces nesalaužamo
dedzību cīņā par darba tau-
tas interesēm. Klāras Cetki-
nas mūžs ir spilgts, cildens
paraugs, kurā tauta smeļas
jaunus spēkus visu grūtību
pārvarēšanai ceļā uz sociālis-
mu. Ar zelta burtiem Kārļa
Libknechta vārds ierakstīts
Vācijas strādnieku kustības
vēsturē. Kvēlā revolucionāra
ciņa un darbs apskatīts L.
Gincburga apcerējumā «Kār-
lis Lībknechts».
Latviešu lasītājiem tuvs
ir Tautas rakstnieks Andrejs
Upīts un viņa darbi. Nupat
jaunā izdevumā iznācis A.
Upīša romāns «Laikmeta
griežos».
Saņemts arī krājuma «Pa-
saules tautu lirika» papildus
sūtījums.
Kopoto rakstu abonenti
var iegādāties Tautas dzej-
nieka Jāņa Sudrabkalna Ko-
poto rakstu 3. sējumu, kurā
sakopoti raksti par latviešu
literatūru.
Loti plašs ir grāmatu
klāsts mazajiem lasītājiem.
Šeit redzam bagātīgi ilustrē-
to «Pasaku kalendāru», E.
Birznieka — Upīša «Bucis un
Ulla», Leilas Bergas
«Stāsti par mazo Pitu», Jan-
kas Mavra «DTB», Natālijas
Zabilas stāstu «Katrusīte jau
liela», M. Matjē stāstu «Vie-
na diena ēģiptiešu zēna dzī-
vē». Mazajiem ventspilnie-
kiem patiks arī M. Vītolas sa-
stādītais krājumiņš «Bērnī-
bas rīti», kur sakopoti lat-
viešu, krievu un citu tautu
rakstnieku darbi.
Ar lielu interesi lasāmi
Leona Paegles stāsti bērniem
«Klijāns» un «Vāvere kupl-
aste». Šai grāmatai krāšņas
ilustrācijas darinājis J. Kīns.
Grāmatnīcā krājumā ir
arī Anatola Fransa skaistā
grāmata «Eņģeļu dumpis» un
B. Izjumska «Sarkanie uz-
pleči».. Pēdējā lasītāji iepa-
zīstas ar jauno suvoroviešu
ikdienas gaitām.
O. Zītars
Brīvā Venta (Ventspils), Nr.182 (15.11.1959)
***
«D. T. B.» = Т В Т
Ko nozīmē šie noslēpumainie burti, to šajās dienās uz
zināja 1. septiņgadīgās skolas 4. klašu skolēni. šai grā
matai bija vel tīta lasītāju konference skolas b'blio'.ekā, ko
vadīja skolas bibliotekārs b. Ozoliņš un 4. klases audzi
nātāja b. Lutere.
Tie nozīmē «Drosmīgo tehniķu biedrība*, par ko grāma
tu sarakstījis rakstnieks Janka Mavrs. Tajā pastāstīts tik
daudz interesantu notikumu no bērnu dzīves, kas paši,
negaidot katrā gadījumā vecāku vai citu pieaugušo palī
dzību, var daudz ko veikt saviem spēkiem
šī doma jo sevišķi aktuāla ir tagad, kad skolās ievie
šas pašapkalpošanās. Ka ši pārruna notikusi savlaicīgi
un vietā, to liecināja pašu bērnu aktivitāte gan pārrunās
par grāmatu, gan ari daudzos ierosinājumos, ko skolēir
izteica vēlāk.
Sevišķi aktīvi grāmatas iztirzājumā piedalījās skolēni
Aina Bunķe, Brinda Petrova, Boriss Griščenko, Ārija Ja
ceviča un citi.
Konferences noslēgumā visi tās dalībnieki, kuru skaits
sniedzās pāri sešiem desmitiem, nolēma veikt līdzīgus pa
sākumus arī savās klasēs, pie kam sacensties savā starpa.
Padomājiet tikai, ja jūs katrs ik dienas veiktu tikai
vienu labu darbu, cik daudz mēs spētu padarīt diena,
r.edēļā, mēnesī, sacīja skolotāja Lutere.
Jā, par to ir ko padomāt ne tikai tiem, kas piedalījās
šajā lasītāju konferencē, bet arī visiem pārējiem.
K. Stabule
K. Stabule
Brīvā Venta (Ventspils), Nr.49 (26.03.1959)
***
Tavam gramatu plauktam
JAUNUMI
Kārtēja grāmatu sūtījumā,
ko nupat saņēma Ventspils
grāmatnīca, ir daudz labu,
vērtīgu darbu, kuri atradis
paliekamu vietu mūsu pilsē-
tas darbaļaužu grāmatu
plauktos.
Latvijas Valsts izdevniecī-
ba laidusi klajā vācu tautas
izcilo revolucionāru Klāras
Cetkinas un Kārļa Lībknech-
tn cīņas un darba aprakstu.
Vilhelms Pīks savā grāmatā
«Klāra Cetkina» spilgti rak-
sturo Vācijas un starptautis-
kās strādnieku kustības izci-
lās darbinieces nesalaužamo
dedzību cīņā par darba tau-
tas interesēm. Klāras Cetki-
nas mūžs ir spilgts, cildens
paraugs, kurā tauta smeļas
jaunus spēkus visu grūtību
pārvarēšanai ceļā uz sociālis-
mu. Ar zelta burtiem Kārļa
Libknechta vārds ierakstīts
Vācijas strādnieku kustības
vēsturē. Kvēlā revolucionāra
ciņa un darbs apskatīts L.
Gincburga apcerējumā «Kār
lis Lībknechts».
Latviešu lasītājiem tuvs
ir Tautas rakstnieks Andrejs
Upīts un viņa darbi. Nupat
jaunā izdevumā iznācis A.
Upīša romāns «Laikmeta
griežos».
Saņemts arī krājuma «Pa
saules tautu lirika» papildus
sūtījums.
Kopoto rakstu abonenti
var iegādāties Tautas dzej
nieka Jāņa Sudrabkalna Ko
poto rakstu 3. sējumu, kurā
sakopoti raksti par latviešu
literatūru.
Loti plašs ir grāmatu
klāsts mazajiem lasītājiem.
Šeit redzam bagātīgi ilustrē
to «Pasaku kalendāru», E.
Birznieka — Upīša «Bucis un
Ulla», Leilas Bergas
«Stāsti par mazo Pitu», Jan
kas Mavra «DTB», Natālijas
Zabilas stāstu «Katrusīte jau
liela», M. Matjē stāstu «Vie-
na diena ēģiptiešu zēna dzī-
vē». Mazajiem ventspilnie-
kiem patiks arī M. Vītolas sa-
stādītais krājumiņš «Bērnī-
bas rīti», kur sakopoti lat-
viešu, krievu un citu tautu
rakstnieku darbi.
Ar lielu interesi lasāmi
Leona Paegles stāsti bērniem
«Klijāns» un «Vāvere kupl-
aste». Šai grāmatai krāšņas
ilustrācijas darinājis J. Kīns.
Grāmatnīcā krājumā ir
arī Anatola Fransa skaistā
grāmata «Eņģeļu dumpis» un
B. Izjumska «Sarkanie uz-
pleči».. Pēdējā lasītāji iepa-
zīstas ar jauno suvoroviešu
ikdienas gaitām.
O. Zītars
Brīvā Venta (Ventspils), Nr.182 (15.11.1959)
***
eskats baltkrievu padomju
literatūrā
Rezumējot baltkrievu padom
ju literatūras daiļrades ceļu,
ko tā veikusi padomju varas
pastāvēšanas gados, redzam,
jta, pateicoties nemitīgām Ko
munistiskās partijas un padom
ju valdības rūpēm, baltkrievu
padomju literatūra izaugusi no
beztiesīgas un nomāktas litera
tūras, kāda tā bija carisma ap
stākļos, par varenu ideoloģisku
Speķu un ierindojusies mūsu
daudznacionālās padomju lite
ratūras priekšpulkā.
Pec Komunistiskās partijas
KX kongresa sevišķi iezīmējās
pievēršanās mūsdienu temati
kai. Parādīt visā lielumā tau
tu nākotnes cēlāju, goda
pilnais mūsu rakstnieku uzde
vums, un baltkrieviem jau ir
#ie mazums sasniegumu šajā
*iņā.
Visaktīvākie bijuši baltkrie
vu prozaiķi. Vipi pievērsušies
aktuālām tēmām, mūsdienu he-
Iroikas atklāsmei savos darbos.
iVeselas jaunu romānu virknes
pai adīšanās īsā laika posmā
liecina par augstu baltkrievu
.literatūras pacēlumu. Vladzimi
ra Karpava «Aiz gada gads»
jun Ivana Samjakina «Avoti»,
flTarasa Hadkeviča «Lauku tāle»,
IVladzimira Dadzijomava «Pie
blemunas» attēlo baltkrievu tau
tas šodienu. Parādījusies virk
ne garo stāstu Aļakseja Ku- 1
ļakovska «Pirms saullēkta»,
!*Ligaviņa», VI. Sahaveca «Pēc
kāzām», R. Ņahaja «Svilpes
modina pavasari». R. Sabaļen
jkas «Gaišzilā tāle», Aļakseja
Karpjuka «Meitene no Vau
k'aviskas», A. Asipenkas «Pa
nelīdzenu ceļu». Visi šie darbi
Ir atšķirīgi mākslinieciskās iz
teiksmes ziņā, bet tos vieno
mūsu strādnieku šķiras, kolho
za ciematu ļaužu, mūsu inteli
ģences dzīve.
Prozaiķi neaizmirst ari balt
krievu tautas pagātni. Mihass
4Mņkova laidis klajā veselu ro
mānu epopeju «Mūžam ne
aizmirstamās dienas», Arkazs
ICarniševiČs romānu «Rīt
ausma» par padomju varas no
dibināšanos baltkrievu sādžā.
Nākuši klajā jauni Jankas
©riļa, Jankas Skrigana, Plļipa
Pestraka, Iļjas Gurska, Vs.
Kravčankas,, J. Vasiļonaka, A.
NVasiļeviča, P. Sabaļenkas, M.
Rakitnija, A. Riļko, P. Kova
ļova, I. Navumenkas, I, Dub
rovska, I. Gramoviča, A. Ku
lakovsKa, A. Asipenk'as, A. Car
nlševiča, M. Lupsjakova, A.
Paļčevska un citu stāstu krā- :
Jumi.
Baltkrievu literatūrā parādi- :
jjušies tādi mākslinieciskie ap- i
raksti, kurus var minēt kā ši i
'Žanra paraugus; pirmām fcār- i
tām tas būtu Jankas Briļa :
darbs «Komunista sirds».
Pēdējo gadu svarīgākās iezi- i
’mes baltkrieyu prozā ir kuplā i
raža, pievēršanās mūsdienu te- i
matikai, strādnieku un kolhoz- j
nieku attēlojumam, kā arī meis- j
taribas augsme.
Runājot par dzejas ražu no i
poēmām kā Īpašs panākums jā- i
min A. Kuļašova grāmata «Bar- ■
gais mežs», Pimena P#nčankas j
«Patriotiskā poēma», Aļakseja \
Zaricka «Biedrs Saša»,
Dzejoļu krājumu daudz. Vis- ■
pirms jāmin Maksima Tanka, •
Pimena Pančankas, Maksima •
bužaņina, Vasiļa Vitkas, Kas- jj
tuša Kirejenkas krājumi. Pelna :
ievērību arī dzejoji, kurus uz- :
rakstījuši Mikola Avramčikls, :
Piļips Pestraks, Anatols Astrefc :
«a, Scjapans Gavrusevs, Sjar- £
gejs Dzjargajs, Ņils Giļevlčs, *
Pjotrs Prlbodzka, A. Platner»,
dzejnieces Kanstancija Buila,
Edži Agņacveta, Ņina Tarasa.
Baltkrievu padomju drama-
turģijā ieplūduši ari jauni,
svaigi spēki.
Kandrata Krapivas luga
«Cilvēki un velni» attēlo balt-
krievu tautas varonīgo cīnu
Lielā Tēvijas kara gados, Ko-
munistiskās partijas lomu šajā
skaudrajā ciņā.
Vēsturiskiem notikumiem veltī-
ta Pjatro Glebkas luga «Gai-
sma no Austrumiem». Kastusa
Gubareviča «Galvas nauda».
Arkadza Mavzona «Lielajā ci-
ņā», Ivana Meļeža «Mūsu dzim-
šanas laiks».
Skatītāju uzmanību saistījusi
Ivana Meježa luga «Kamēr vēl
esat jauni». A. Zvonaka luga
«Būs vētra» veidota pēc Jaku-
ba Kolasa romāna «Krustceļos»
un guvusi ļoti labas atsauk-
smes.
levērojami augusi kinodra-
maturģija. Vissavienības kino-
scenāriju konkursā baltkrievu
rakstnieki ieguva vairākas prē-
mijas.
«Sarkanās lapas» filma,
kas uzņemta pēc A. Ku|ašova
un A. Kučara scenārija, loti
interesanta ur? guvusi labas
atsauksmes. Pēc Andrēja Maka-
jonaka scenārija uzņemta fil-
ma «Laime jāsargā». Radusies
filma pēc A. Kučara un M. Fi-
gurovska scenārija «Pukstenis
apstājās pusnaktī». Laba filma
Izveidota pēc M. Figurovska
scenārija «Ugunīgās verstis».
Pjatro Glebka un A. Zinovjevs
uzrakstījuši scenāriju «Liesmai-
nie gadi» par Oktobra notiku-
miem Baltkrievijā.
Zināma rosība vēroiama arī
operu un baletu libretu veido-
šanā. Pēc Aļesa Bačilas libreta
uzvesta A. Turankova opera
«Dzidrā rītausma», kas attēlo
Rietumbaltkrievijas darbaļaužu
cīņu par savu brīvību. A. Ba-
čila uzrakstījis libretu «Uz pa-
šas robežas», kas veltīts Bres-
tās cietokšņa aizstāvēšanai.
Pēc Pjatro Glebkas libreta
uzvesta M. Aladava opera
«Andrējs Kasceņa» par balt
krievu partizāņu cīņām.
Labi pēdējā laikā strādājuši
baltkrievu padomju bērnu
rakstnieki. Izceļas Vasija Vitkas
pasakas dzejā «Vāveres kalns»
un «Stārķu vasara», Jankas
Mavra stāsti, pasakas Alesa
Jakimoviča literārajā andarē,
Jankas Brila, Arkadza Carni
ševiča. Vsevaloda Kravčankas
un daudzu citu stāsti. K. Kire
jenkas, A. Vjalugina dzejoju
krājumi bērniem, M. Kalačin
ska poēmas, E. Agņacvetas, S.
Suškeviča un citu dzejoli.
Kritikas un literatūrzinātnes
frontē aktīvi darbojas S. Mihro
vičs, Vasils Barisenka, R. Bia
rozkins, VI. Karpavs, A. Ku-
Čars, J. Kazevi, I. Kudraveavs,
A. Adamovies. V. IvaŠins un
daudzi citi.
Komunists (Liepāja), Nr.176 (04.09.1960) (ЛИЕПАЯ — малая родина Я. Мавра)
***
Republika Berezinas un Pripetes krastos
50!
1919. gada 1. janvāri nodibinātā
Baltkrievijas PSR 1922. gada 30. de
cembrī, izveidojoties Padomju Savie
nībai, kļūst par tās sastāvdaļu. Paš
laik republikas 6 apgabali aizņem
207,6 tūkstošus kvadrātkilometru, ku
ros dzīvo 9 miljoni cilvēku.
Atskatoties baltkrievu kultūras
dzīves vēsturē, mēs nevaram nepa
manīt Georgiju Skorinu (1490. 1541.)
pirmo grāmtiespiedēju Baltkrievi
jā. Atcerēsimies ari 19. gadsimta pir
mo pusi, kad nezināmi autori (au
tors?) radījuši satīriskās poēmas «Ta
rass Garnasā» un «Ačgārnā Eneīda».
Neaizmirsīsim ari 19. gadsimta publi
cistu, 1863. gada sacelšanās dalībnie
ku Kastusu Kajinovski (1838. —1864.),
dzejniekus demokrātus F. Boguševl
iu (1840.—1900.) un Janku Lučtnu
(1851.—1897.).
Spēcīgs literatūras uzplaukums at
zīmējams pēc 1905. gada revolūcijas:
literatūrā ienāk tādi spilgti talanti
ka Janka Kupala (1882. 1942.), Ja
kubs Kolass (1882. 1956.) un citi,
kas savu literāro darbību saista ar
baltkrievu tautas cīņu par sociālo un
nacionālo atbrīvošanos. Atzīmējama
arī sakaru izveidošanas starp lialt
krievu un latviešu literatūru, Raiņa
un Jankas Kupalas kontakti divdes
mitajos gados. Īsti labi baltkrievu li
teratūru iepazīt esam paguvuši gadu
desmitos pēc Lielā Tēvijas kara.
Daudz baltkrievu rakstnieku darbu
atrodas mūsu personiskajās grāmatu
krātuvēs, bibliotēku plauktos.
Vispirms nosaucams mūsdienu
baltkrievu prozas pamatlicēja Jaku-
ba Kolasa garais stāsts «Slīkšņu
purvs». Šeit risināta Oktobra revolū-
cijas un pilsoņkara tēma. Galvenais
varonis vectēvs Talašs, Polesjes
partizānu komandieris. Patiesi attēlo-
ta karavīru un partizānu ciņa pret in-
terventiem. Stāstam cauri vijas Mār-
tiņā un Augiņas traģiskas mīlestības
tēma. Brīnišķīgi ari Polesjes īpatnē-
jās dabas notēlojumi.
Kuzmas (1900. 1944.) ro-
mānā «Trešā paaudze» darbība risi-
nās 20.—30. gados baltkrievu sādžā,
kur asā šķiru cīņā veidojas jaunais
padomju ciems. Romāna centrā ku-
laka Skuratoviča bijušā kalpa Miha-
la Tvaricka dzīves gaitas. Viņa per-
sonā autors parāda, kadas pārmaiņas
notiek cilvēka apziņa.
Nopietns ieguldījums baltkrievu li-
teratūrā ir Ivana Mileža (1921.) Po-
jesjes cikla romāni «Purva ļaudis» un
«Negaisa elpa». Pirmajā apskatīta
kāda nomala baltkrievu ciema dzīve
20. gados. Visapkārt purvs, ncizbrie-
namas slīkšņas, to vidū Kuraņu sā-
džā, kura pavasaros un rudens Tīta-
vas uz ilgu laiku atgriezta no visas
pasaules. Zeme skopa un tās pašas
maz. Cilvēki piesardzīgi, pasīvi, ap-
domīgi, stingri pieraduši ievērot ve-
co kārtību. Bez tam apkārtējos me-
žos slēpjas balto banda. Ar grūtībām
šeit ielaužas jaunā dzīve. Otrās da-
ļas darbība risinās 1929. gadā lauku
kolektivizācijas sākuma. Sniegta pla-
ša laikmeta aina, dziļš varoņu pār-
dzīvojumu attēlojums. Romānā darbo-
jas ari latvietis Gailis partijas šū-
niņas sekretārs. Šogad autoram
Ļeņina prēmija.
Mums pieejami arī Jankas Brija
(1917. g.) darbi. Stāstu krājumā «Aiz-
purvē aust gaisma» iepazīstam Rie-
tumbaltkrieviju. Par titulstastu au-
tors 1951. gadā saņēma PSRS Valsts
prēmiju.
Nozimigas problēmas risina arī
plašāks J. Brila stāsts «Putni un lig-
zdas. Kādas jaunības stāsts». Grāma-
tas varonis Alesis Ruņevičs izstaigā
tos pašus ceļus, kādus jaunībā minis
gramatas autors. 1939. gadā Alesi,
Rietumbaltkrievijas s
bilizē poju armijā. Pēc tās sagrāves
viņš krīt gūstā, tiek notverts, taču
bēg atkal, līdz nonāk pie partizā-
niem un kopā ar citu tautu pārstāv-
jiem cīnās par brīvību.
Vasilis Bikovs (1924.) garajā stāsta
«Trešā raķete» vēsti par Lielā Tēvi-
jas kara cīnītājiem. Attēlojot karavī-
ru varonību un virišķību, rakstnieks
ar dziļu naidu vēršas pret gļēvuļiem
un nodevējiem. Stāstā spilgti rakstu-
ri un spraiga darbība.
Sevišķu lasītāju cieņu iemantojis
Ivans Samjakins (1921.). 1953. gada
saņemtajā romānā «Dziļā straume»
atspoguļota partizānu kustiba Tēvi-
jas kara gados. Romānam PSRS
Valsts prēmija
1966. gadā saņēmām vēl vienu I.
Samjakina romānu «Sirds uz delnas».
Šeit pagātnes notikumi cieši savijas
ar tagadni.
Tautu draudzības tēma risināta
Petra Brovkas (1905.) romānā «Kad
upes saplūst». Šeit stāstīts par starp-
kolhozu elektrostacijas «Tautu drau-
dzība» celtniecību uz triju republiku
Baltkrievijas, Lietuvas un Latvijas
robežām. *
Valentīna Zuba garaja stāsta «No-
slēpumainais uzraksts» darbojas balt-
krievu bērni novadpētnieki, kas
nejauši uz kada nozāģēta koka atrod
uzrakstu. Izrādās, ka to iegriezis ie
vainots partizānis, paziņodams, kur
aprakti svarīgi dokumenti. Sakas
meklēšana...
Saistoši par pionieru gaitām stāsta
Janka Mavrs (1883.) darbā
DTB (ТВТ) / Пер. К. Скуеникса (К. Skujenieks). Рига: Латгосиздат, 1957 – [На латышском языке]
DTB «Drosmīgo tehniķu biedrība»
«DTB vai
Stāsts par to, kā pionieri sacēlas pret
priekšmetu varu un izbrīvēja visu
pasauli, kā viņi iemācījās redzēt to
ko neredz citi, un ka Cibuks guva
punktus»,
1960. gadā sakara ar baltkrievu li
teratūras nedēju Latvija iznāca mūs
dienu baltkrievu stāstu krājums
«Nams saules pusē». Stāstu tematika
plaša un daudzveidiga. Ta iepazīstina
ar lielajām pārmaiņām pilsētas un
laukos padomju varas laikā, parada
kā izauguši cilvēki. Atrodamas ari
īsas ziņas par autoriem.
Latviešu lasītajam pieejami ari vai
rāki baltkrievu dzejas krājumi. Mak
sima Tanka (1912.) dzejas krājumu
«Gadu pēdas» saņēmām 1960. gada.
Rigora Baradujlna (1935.) krājumu
«Siena laiks» saņemam 1967. gada
Viena no dzejoļiem piem nēts ar
vectēvs rīdzinieks Galviņš. Citos
stāstits par baltkrievu partizāniem
Brestas cietokšņa aizstāvjiem, pa.
mūsdienu Baltkrievijas cilvēkiem
dzejnieka laikabiedriem.
Ed/,1 Agņacvetas (1916.) dzejojos
bērniem «Zelta rokas» emocionāli te
lo .bērnu un pieaugušo darbu, stāsta
par tautu draudzību. Vairaki dzejoji
attēlo ari Latvijas bērnu dzivi.
V. Anaparts
Padomju Zeme (Saldus), Nr.70 (13.06.1972)
***
ESPERANTO STŪRĪTIS + ЭСПЕРАНТО
1958.09.01 Zvaigzne
Ņ. Vīka
membro korespondanto dc la Armenia akademio dc sciencoj; en Belorusio docento Kirjušin kaj verkisto Janko Mavr; en Kartvelio — profesoro Gvaridze; en Uzbekio — docento Koblov; en Latvio — profesoro J. Loja, Ed. Jaunvalks, I. Cace, L. Lange, V. Mitmanis, E. Mozerts kaj aliaj. La čefa ceļo dc sovetaj esperantistoj
***
Mâte (???) дословно Мать// газета «Pionieris» (Рига), 1970, 6 марта – [На латышском языке]
Какой рассказ или отрывок из крупного произведения могли бы назвать при переводе «Мать»?
06/03/1970, Pionieris, Nr.19, стр. 4
Аповесць «Шлях з цемры»
5. МАЦІ
Иногда заглянет к нам в детскую мама... Чаще всего вспоминается она в бальном платье, декольте, с голыми руками, со множеством браслетов и колец.
С. Ковалевская.
«Воспоминания детства»
Мама мая, вядома, была самая лепшая, самая прыгожая і самая разумная з усіх жанчын. Я вельмі пакрыўдзіўся б і ніколі б не паверыў, каб хто сказаў, што гэта няпраўда.
Яна была невысокага росту, досыць шчуплая, з прадаўгаватым тварам і карымі вачыма. Самай галоўнай адзнакай яе былі кучаравыя валасы. Такія валасы былі яшчэ толькі ў дзядзькі Кірылы ды ў мяне.
За ўсё сваё жыццё з ёю я ні разу не чуў і не бачыў, каб яна гучна засмяялася. У самыя вясёлыя хвіліны яна толькі ўсміхалася, і мне заўсёды здавалася, што ўсмешка яе хітрая-хітрая. І гаварыла яна таксама ціха. Бывала, калі гавораць бабы, здалёк пазнаеш, якая цётка там ёсць, толькі не пазнаеш, ці ёсць там мама. І яшчэ ніколі не бачыў я яе ў якім-небудзь светлым убранні, хоць бы ў кофтачцы. На якіх кватэрах я ні жыў, я ні разу не чуў, каб мама з кім-небудзь сварылася, крычала, як гэта звычайна бывае. Не ведаю, ці адбывалася гэта толькі тады, калі мяне дома не было, ці яна зусім ніколі не сварылася.
Мяне яна навучала такім рэчам, якія ў нас нікому і ў галаву не прыходзілі. Перш за ўсё — не лаяцца непрыстойнымі словамі, асабліва не прыплятаць да лаянкі слова «маці».
— Такога граху бог ніколі не даруе,— казала яна.— Па-першае, ты лаеш маці-багародзіцу, па-другое, маці-зямлю і, па-трэцяе, сваю родную маці.
Ужо аднаго апошняга доваду было б досыць, каб ніколі не лаяцца, а тут яшчэ і зямля, і багародзіца, і гнеў божы. Таму я ўвесь свой век пражыў без гэтай лаянкі, не лаяўся нават і тады, калі перастаў баяцца і граху, і бога, і багародзіцы, і зямлі. Толькі аднаго я баяўся ўсё сваё жыццё — абразіць памяць маёй роднай маткі.
Апрача таго, яна давала мне такія парады, якіх, здаецца, ніхто ў нашай вёсцы і не чуў. Напрыклад: не калупаць у носе, не паказваць пальцам на каго-небудзь, не разяўляць рота, шкадаваць жывёлу. Дзякуючы такім парадам, у мяне выпрацавалася інстынктыўнае адчуванне няёмкасці ў такіх выпадках, хоць ніхто вакол мяне нічога падобнага не адчуваў. Я, напрыклад, не мог праціснуцца наперад да якога-небудзь старэйшага чалавека, стаць перад самым яго носам і разглядаць, як гэта рабілі ўсе мае таварышы. Ніколі я не пасмяяўся з калекі, што ён кульгае, або мае горб, або не мае вока. А дзеці вакол мяне ніякай няёмкасці не адчувалі.
Гэта зрабіла мая непісьменная маці.
Самы важны закон у нашай сям’і быў: трэба слухацца маткі. Але акурат з гэтым найважнейшым законам справа ўсё неяк не ладзілася. І не таму, што я не хацеў прызнаваць яго. Не, я шчыра згаджаўся, што так трэба, але то сёе, то тое перашкаджала. Не згаджацца нельга было хоць бы таму, што на кожным кроку факты даказвалі, што гэты закон зусім правільны. Ці стрэмку ў нагу заганю, ці нос сабе разаб’ю, ці Кітка стукне мяне кулаком, ці пад дождж траплю — кожны раз я чуў грозныя ўрачыстыя словы:
— Заўсёды так бывае, калі хто маткі не слухае.
Для мяне было ясна, што калі бацькі не паслухаеш, то напляваць — нічога табе не будзе. А вось калі маткі, то бяды ўжо не мінеш. Вось добра Петрусю Жывадзёру, у якога замест маткі ёсць толькі бацька!
Аднак я ўсё роўна не памяняю сваёй маткі на яго бацьку. Лепш ужо буду яе слухацца. Але вось яна пайшла за дзесяць вёрст у мястэчка і нізавошта не хацела ўзяць з сабой мяне. Я і прасіўся, і плакаў — нічога не памагае. Ну як тут будзеш слухацца? Не, на гэты раз — толькі на гэты раз! — прыйдзецца паваяваць.
Я крыху счакаў, пакуль яна адышлася, і пайшоў следам. Заўважыла яна мяне ўжо ў полі. Спынілася і крыкнула:
— Не смей ісці! Зараз жа вяртайся дахаты!
Я спыніўся і нават нібы завярнуўся назад. А калі яна пайшла далей — і я пайшоў далей за ёю. Зноў убачыла мяне, накрычала і нават прайшла некалькі крокаў да мяне. Тады і я зрабіў столькі сама крокаў назад. А калі яна пайшла далей — і я пайшоў далей. Наступны раз яна пабегла ўжо за мной, і я ледзь уцёк. А потым зноў пайшоў за ёю... І вось, нарэшце, прыйшоў час расплаты: мама пагналася за мной не спыняючыся. Я не бег, а ляцеў, толькі вецер у вушах, а яна не адстае, нават набліжаецца. Адчуваю, што ў мяне духі займае, вочы на лоб павылазілі, а яна ўсё не адстае. Вось ужо чую, як шамаціць за мною спадніца. О, якое жудаснае шамаценне! Мяне ахінуў такі жах, нібы гэта не родная мамка гоніцца, а ведзьма якая ці яшчэ горш. Чую, як з майго горла сам ідзе дзікі крык. Дарэмна! Ні бег, ні крык не памаглі — страшэнная сіла ўхапіла мяне за карак. Я змагаўся, як леў, але хутка мая львіная галава апынулася між маміных каленяў, а процілеглая частка цела пачала атрымліваць тое, што ёй належала... І я зноў — ужо каторы раз! — пераканаўся, што заўсёды так бывае, калі хто мамкі не слухае.
І не толькі на зямлі ўсялякія няшчасці здараюцца з тымі, хто не слухае маткі, але і на тым свеце іх чакае кара.
— Яны на тым свеце будуць пакутаваць разам з тымі, хто краў, забіваў, лаяўся, маніў...
Я з жахам слухаю гэтыя словы, а перад вачыма стаіць карцінка, якая вісіць у куце ля абразоў бадай у кожнай хаце: велізарнейшы змей займае яе ўсю ад верху да нізу, а па баках чэрці з віламі завіхаюцца ля грэшнікаў, паляць, смаляць, вешаюць іх.
— А самыя страшныя пакуты будуць для тых, хто адракаецца ад госпада Ісуса Хрыста, хто маліцца не хоча.
Ой, гора маё! Мне ж самому так не хочацца маліцца, так нудна бывае, калі маці прымушае паўтараць за ёю словы малітвы. Тым больш, што малітвы гэтыя такія ж незразумелыя, як і бабуліны,— маці ведала не больш за бабулю. Пры ўсім сваім жаданні яна не магла навучыць мяне нават такой абавязковай малітве, як «Ойча наш»,— выходзіла адна мешаніна.
А тут на кожным кроку прыходзіцца адчуваць суседства жыхароў з таго свету. Вось, напрыклад, за маёй спіной заўсёды стаяць: з левага боку — нячысцік (слова «чорт» мама старалася не ўжываць), а з правага — анёл. Калі я шчыра памалюся ці зраблю што-небудзь добрае, нячысцік скрывіцца і адсунецца ад мяне далей, а анёл прысунецца бліжэй. А калі я зраблю грэх, скажам, не паслухаюся маткі, тады анёл заплача і адвернецца, а нячысцік вышчарыць зубы і прытуліцца да мяне бліжэй. Так яны ўвесь час і дзяжураць ля мяне. Бачыць я іх не магу, бо я грэшны, а святыя бачаць іх добра, нават размаўляць з імі могуць. Але часам мне здавалася, што і я нешта такое бачу. Гэта, мусіць, тады, калі я быў добры, шчыра маліўся і слухаўся маткі.
Наогул трэба сказаць, што тады свет быў зусім не такі, як цяпер. Не было ў нашай вёсцы такога чалавека, які не запэўняў бы, што сам бачыў якога-небудзь чорта — дамавіка, лесуна, вадзяніка, перавертня, русалку ці іншую нечысць. Яны кішэлі вакол нас і ўсюды совалі свой нос. Страшнаваты, таемны быў тады свет.
Быў яшчэ недзе нейкі рай, але аб ім чамусьці было вельмі мала звестак. Відаць, таму, што да нашага брата бліжэй былі чэрці ды пекла, а рай быў вельмі далёка. Аднак былі аб ім і некаторыя пэўныя звесткі — гэта з песні аб Лазару. Гэта была, здаецца, адзіная песня, якую спявала мама. Заўсёды дрыжыкі прабягалі па маім целе, калі яна ціхім-ціхім голасам пачынала:
«Жыў-быў Лазар, бедны чалавек...»
І хоць мне было добра вядома, як бедны Лазар пухнуў ад голаду пад сталом свайго брата, як псы лізалі яму балячкі, як потым ён апынуўся на небе, а брат прасіў у яго кроплю вады, хоць усё гэта я чуў шмат разоў, але заўсёды ахвотна слухаў яшчэ і яшчэ.
Я нездарма лічыў, што мамка мая разумнейшая ад усіх: я ў гэтым пераконваўся кожны дзень. Не было такога пытання, на якое яна не магла б адказаць. Ніколі не чуў я, каб яна сказала мне — «не ведаю». Нават тады, калі я ўжо ўмеў чытаць, я звяртаўся да яе з незнаёмымі словамі і заўсёды атрымліваў адказ.
— Мама, што такое «літаратура»? — пытаюся я.
— Кніга такая,— упэўнена адказвае яна.
— А што такое «рэальны»?
— Гэта — ралля, пахаць, дзе сеюць,— не маргнуўшы вокам, кажа мама.
Але быў адзін выпадак, калі адказ яе зусім мяне не задаволіў.
Адзінай нашай мэбляй быў куфэрак, зроблены яшчэ бацькам. У ім была сакрэтная шуфляда, якую, нам здавалася, ніхто на свеце не мог бы знайсці. А ў гэтай шуфлядзе ляжала адна важная папера, метрыка, якая паказвала, колькі мне год. Паглядзіць хто-небудзь і зараз жа скажа, што мне шэсць год. Потым метрыку кладуць на месца, зачыняюць, не чапаюць яе. А калі праз некаторы час паглядзяць у яе зноў, то кажуць, што мне ўжо сем год. Якім чынам яны пазнаюць?
— Мама, ты насіла куды-небудзь маю метрыку, каб запісалі мае гады? — пытаюся я.
— Навошта? Там ужо запісана.
— Тамака ж было запісана шэсць гадоў,— дзіўлюся я.— А хто запісаў, што мне ўжо сем?
— Ніхто. Яна сама паказвае. Ляжыць сабе і паказвае.
— Сама?!
Такога цуда я ўжо ніяк не мог зразумець. І маміна тлумачэнне мне нічога не дало. Калі і як я разгадаў сакрэт — не ведаю. Ведаю толькі, што доўга яшчэ мучыла мяне гэтая таямнічая метрыка.
Уся наша вёска, апрача чатырох гаспадарак, была бядняцкая. І маці мая жывілася каля гэтых беднякоў. Там паможа малаціць, там — малоць (на ручных жорнах), увесну — агароды садзіць, улетку — палоць, сена збіраць, увосень — бульбу капаць. Кожны раз у новых гаспадароў. За гэтую працу яна сёе-тое прыносіла ў хату — і ўсё патрошачкі. Калі мукі — дык жменьку, калі малака — дык палову кубачка, калі гароху — дык штук паўтараста, бульбін — пяць, хлеба — скібачку і гэтак далей. І заўсёды з гэтага малога выходзілі стравы смачныя і спорныя. Мне іх хапала заўсёды.
Вельмі было дарэчы, што мама не любіла акурат таго, што я вельмі любіў. Калі часам траплялася малако, то мама мне ў жытнюю зацірку ліла многа, хоць лыжак пяць, а сабе — нічога, хіба ў крайнім выпадку адну лыжку. А калі я пачну дапытвацца, чаму яна сабе не лье, то яна заўсёды адказвала, што не любіць малака. Часам я пытаўся:
— А ці праўда, што ёсць такія людзі, што п'юць адно малако?
— Памешчыкі могуць піць адно малако — у іх кароў многа.
— А можна зацірку варыць з адным малаком, без вады?
— Можна. Але навошта табе пра гэта думаць?
Разы са два на год аднекуль трапляў да нас зашмальцаваны кавалак цукру. Тут выявілася, што мама таксама і цукар не любіць. Гэта было ўжо занадта.
— Мама,— дзівіўся я.— Ну хіба можна не любіць цукар?
— Цукар любяць толькі дзеці,— адказвала яна.— А дарослыя яго не любяць.
Такому тлумачэнню я вымушаны быў паверыць, бо сапраўды не бачыў, каб цётка Вулька ці дзядзька Гаўрыла або хто іншы з дарослых ужывалі цукар.
Ну, добра, хай яно так, але чаму мамка не любіць яшчэ і смятану, і сала, і яйкі? Ішлі месяцы, гады, паступова я да гэтага прывык, стаў лічыць, што так і павінна быць, і ніякіх пытанняў наконт гэтага больш не задаваў.
За ўвесь час нашага жыцця ў вёсцы быў толькі адзін выпадак, калі ў нас з’явілася парася. Якое яно было прыгожанькае, рахманае, як мы з яго цешыліся! Але гадаваць яго так і не давялося — не было чым карміць, бо мы нават сваёй градкі не мелі. Скончылася тым, што парася хутка закалолі і з’еў яго я адзін: маці і парасяціны не любіла...
Каб адразу і назаўсёды пакончыць з беднасцю, маці надумалася гандляваць гарэлкай. Гэты перыяд прыпамінаецца мне досыць цьмяна. Было гэта не ў цётак, а на нейкай асобнай кватэры, чыстай, з падлогай. Самая галоўная рэч тут была — смешны збан, акурат як гарбуз, толькі з ручкай і горлам. У ім была гарэлка.
Прыходзілі дзядзькі з рыжымі бародамі. Усе яны былі добрыя, вясёлыя, лагодныя і частавалі гарэлкай мяне. Гарэлка была смачная, і жыць на свеце было зусім добра. Але раптам усё гэтае шчасце знікла — хуценька, ціхенька, невядома чаму і як. Знікла з усёй кватэрай і з падлогай. Застаўся толькі адзін гарбуз, які яшчэ доўгія гады служыў нам верай і праўдай, але ўжо без гарэлкі.
Пазней я даведаўся, што добрыя і лагодныя дзядзькі выпілі ўсю гарэлку ў доўг, а болей нам не было за што купіць.
Бліжэйшая крама была ад нас за дзесяць вёрст. Таму раз у месяц прыходзіў да нас стары Лейзар. Ідзе па вуліцы з вялізным цюкам на спіне і крычыць:
— Цытворы, камфоры, абшывікі, пувікі!..
А калі адчыніць свой кораб, то аж галава кружыцца, не толькі ў мяне, але і ў кожнага добрага чалавека. Чаго толькі там не было! Не толькі абшывікі і пувікі, але і ўсё, што толькі ёсць на свеце. І кожны з першага да апошняга жыхара вёскі знаходзіў акурат тое, што яму патрэбна ў жыцці. Быў тут прадмет, неабходны і для майго жыцця: губны гармонік. Але ён каштаваў цэлых пятнаццаць капеек. Ну хто мог яго купіць? Нават дзядзька Мікола не мог купіць свайму разумнаму Петрыку.
Я неяк заікнуўся быў перад мамкай, але яна абняла мяне ды адвяла ўбок.
— Нельга, сынок, няма за што купляць такія рэчы,— сказала яна, цалуючы мяне.
Я і сам ведаў, што няма за што, і прывык да гэтага настолькі, што ні на каго не крыўдзіўся і не вельмі гараваў. Таксама, як не крыўдзіўся і не гараваў, што не магу лятаць, як птушка.
Але так было толькі да таго часу, пакуль я не даведаўся, што мы зусім не бедныя, а наадварот — нават вельмі багатыя. Здарылася гэта выпадкова. Мамка звычайна хавала ад мяне свае грошы, але аднаго разу ці то забылася, ці палічыла магчымым даверыцца мне, узяла з сакрэтнай шуфляды сваю хустку ды і разгарнула пры мне.
І вось тут я ўбачыў такое багацце, якое мне ніколі і не снілася: у адным канцы хусткі было завязана шмат сярэбраных залатовак, грыўняў, сараковак — усяго, мусіць, штук дзесяць, калі не болей; а ў другім канцы — вялізная жменя медзякоў.
— Гэта нашыя грошы? — закрычаў я з такой радасцю і з такой прагнасцю, што мама хуценька схавала іх ад мяне.
Яна пачала была тлумачыць мне нешта наконт таго, што грошай тут зусім мала, але я быў не такі ўжо дурны, каб даць веры. Хіба не бачыў я сваімі вачыма гэтыя грошы? У цёткі Вулькі, напрыклад, рэдка калі была хоць адна залатоўка, а тут гэтулькі іх.
Я стаў чакаць выпадку скарыстаць наша багацце. І гэты выпадак трапіўся, калі мы адправіліся за трыццаць пяць вёрст на кірмаш у манастыр. На гэты кірмаш раз у год ездзіла і ішла, здаецца, уся наша вёска. Мы былі ў ліку тых, хто ехаў. Як гэта здарылася, не разумею, бо такіх шчасліўцаў наогул у вёсцы было мала.
Ужо адна дарога была для мяне падарожжам на край свету. А там, на месцы, было ўжо нешта зусім грандыёзнае: шум, гоман, звон, крыкі, спевы — і царкоўныя і п’яныя,— музыка, скокі, працэсіі. Каля манастыра вырас цэлы лес з паднятых угару аглабель. Пад гэтымі аглоблямі мы жылі два дні. Тут былі і Грышка, і Цімка, і Кітка, але мне з імі не давялося пабыць ні хвілінкі: мамка не адпускала мяне ад сябе ні на крок. І хоць мне з ёю было зусім нядрэнна, але дрэнна было тое, што яна надта многа часу аддавала царкве і богамаленню. Вельмі нудна было стаяць доўга ў царкве, не лепш было ісці І побач з мамкай, калі яна разам з другімі жанчынамі паўзла на каленях вакол царквы, і зусім нецікава было праціскацца, каб пацалаваць то сёе, то тое, у тым ліку руку якога-небудзь бацюшкі. Мама казала, што калі каго перахрысціць бацюшка, то той будзе шчаслівы. А гэты бацюшка хрысціў так, нібы мух адганяў, нават не глядзеў на таго, каго хрысціў, і, таксама не гледзячы, соваў сваю руку, каб яе пацалавалі, а ты лаві сабе гэтую руку, як хочаш.
Але я надта не скардзіўся на ўсе тыя турботы, бо мамка некалькі разоў купляла мне то абаранак за капейку, то некалькі цукерак за такую ж капейку. Але ў той жа самы час яна некалькі разоў купляла і свечкі для багоў за дзве, за тры і нават за пяць капеек. Адну такую свечку, з залатым паскам, я сам павінен быў ставіць багародзіцы, нібы свой уласны падарунак ад шчырага сэрца. А якое тут, даруй божа, шчырае сэрца, калі яно ў мяне крывёю аблівалася ад жалю: не свечкі мы палілі, а мой губны гармонік.
Не ведаю, ці то я падняў гэтае пытанне, ці сама маці здагадалася растлумачыць, у чым тут справа, але выходзіла так, што траціць грошы на свечкі было нават выгадна: ты паставіш свечак на пяць ці дзесяць капеек, а божанька раздобрыцца і верне табе рубель, а можа, і два, не лічачы здароўя. Дзеля таго людзі і ставяць свечкі, каб заслужыць ласку божую. Супраць гэтага не было чаго сказаць, але чаму ж тады мама не хоча купіць мне гармонік? І так грошай многа, ды яшчэ божанька дасць за свечкі, а мамка шкадуе... А тут, на кірмашы, гэтыя гармонікі пішчаць з усіх бакоў... Я меў усе падставы заплакаць ад шчырага сэрца.
І, дзіўная рэч, мама таксама заплакала. Мусіць, за кампанію. Яна абнімала мяне, цалавала і казала:
— Сыночак мой, пацярпі!.. Нельга... Трэба спачатку адзенне справіць, боты... Табе трэба будзе вучыцца...
Зноў гэтае вучэнне! Колькі разоў мама казала мне аб ім, а якое яно — ніхто з нас не ведае. Школы ў нас няма, і вучня ніводнага ў вёсцы няма. Ніхто нават не думае пра вучэнне. А праз яго мама мне гармонік так і не купіла. Ні цяпер, ні потым — ніколі.
Ці ведала сама маці, дзе і якім чынам я буду вучыцца? Аб гэтым я пазней многа думаў, і мне здаецца, што не ведала.
Бо ніводнага разу я не чуў ад яе ніякага меркавання, дзе яно будзе, калі і як. Я чуў толькі: будзеш вучыцца.
Неяк яна выказала сваю думку і перад людзьмі, але людзі паднялі яе на смех. Куды яна пнецца, гэтая няшчасная ўдава? Нават з гаспадароў ніхто не думае пра такое, а яна вунь што сабе выдумала. Тады яна схавала сваю мару глыбока ў сэрцы і выказвала яе толькі мне аднаму, ды і то рэдка. Яна не ведала, а верыла, што так будзе, што так павінна быць, а дзе і як — пакажа час. Тым болей, што часу было яшчэ досыць. Гадоў чатыры-пяць заставалася да гэтай невядомай, таемнай вучобы, а ўжо мая залатоўка замест гармоніка была адкладзена на боты.
Праз два-тры гады боты былі пабудаваны. Якія цудоўныя былі гэтыя боты! Перш за ўсё яны былі спланаваны так, каб маглі служыць і ў першы год навучання і ў апошні. Для гэтага трэба толькі было ў першы год напхаць туды ануч, сена, а потым з кожным годам патрохі вымаць. Халявы былі таксама незвычайныя — рознакаляровыя, з чорных, рудых, жоўтых кавалкаў. Адным словам, база для навучання была падрыхтавана, але і тады ні я, ні хто іншы не чулі ад мамы, дзе і якім спосабам будзе адбывацца гэтае навучанне. Мусіць, і тады яшчэ яна таксама не ведала, а толькі верыла.
А я наконт гэтага наогул нічога не думаў. Бо словы «школа» і «вучэнне» не выклікалі ў маёй галаве ніякіх вобразаў. Ды і ў нашай дзіцячай кампаніі такія словы не ўжываліся. Нашы справы былі важнейшыя і цікавейшыя.
https://knihi.com/Janka_Maur/Slach_z_ciem...
http://www.periodika.lv/periodika2-viewer...|issue:/p_001_pion1970n019
http://periodika.lndb.lv/#searchResults;s...
***
DTB Vai Stāsts Par To, Kā Pionieri Sacēlās Pret Priekāmetu Varu Un Izbrīnīja Visu Pasauli, Kā Viņi Iemācījās Rrdzēt To, Ko Neredz Citi Un Kā Cibuks Guva Punktus
Janka Mavrs
Izdeva: LVI
Izdots: 1957
Valoda: Latviešu val.
Lpp skaits: 120
