Я прочитала много романов Кутзее, но этот будет последним: мне надоело. Кажется, я раскусила эту стандартную схему, которая следует у него из текста в текст: берем человека среднего возраста, скорее ближе к пожилому, из самого что ни на есть среднего класса, мелкая буржуазия, в общем, с уклоном в интеллигенцию. И устраиваем ему череду неудач разного размера и степени постыдности. И к концу текста наш относительно благополучный мелкобуржуа скатывается уже практически в скотское существование, сам того не осознавая. Как же так получилось? А как получалось до этого, вот вопрос? Что, у них в жизни до всегда было медом намазано, и они могли жить по накатанной, не переживая никакие провалы и неудачи? Почему эти люди не сопротивляются, вот что меня волнует. В этом нет ничего от сознательного христианского смирения, ничего от «подставь другую щеку» — только какая-то скотская покорность и такое же скотское упрямство в отдельных вещах. Больше всего меня раздражает у этих героев полное отсутствие рефлексии на тему своего состояния: им почему-то не приходит мысль «какой ужас, что я делаю/позволяю с собой делать! надо срочно подрыгать лапами и выбраться из этого кувшина с молоком!» Нет, они так и тонут, унося с собой свои мелкобуржуазные воспоминания о никому не нужных книгах, которые они задумали написать, но не написали, и женщинах, с которыми они спали и которые их давно забыли.
А вот череда романов с ровно такими героями: «В ожидании варваров», «Жизнь и время Михаэля К.», «Железный век» — и «Бесчестье» как апофеоз этой схемы. Если в других романах помимо нее есть что-то еще, то в «Бесчестье» — больше ничего.
Герой, пожилой университетский преподаватель никому не нужного предмета (ему самому — тоже) совращает студентку и в результате скандала лишается работы. Так начинается его падение. Увы, посочувствовать ему не получается, потому что личность героя вызывает в лучшем случае раздражение: мало того, что человек закопал себя своими руками — его дело. Но он не думает об окружающих ни секунды, даже не пытается понять их чувства или смысл их поступков. И поэтому вполне естественные действия окружающих (вроде того, что совращенная студентка написала на него жалобу) вызывают у него такое удивление. Откровенно говоря, такого уровня проблемы с социализацией и такое полное отсутствие эмпатии наводят на мысль о каком-то психическом отклонении. И все это — в сочетании с какой-то невероятной степенью уверенности в себе; мы видим происходящее глазами героя, но вот что странно: в его внутреннем диалоге он ни разу не задумывается о том, что чувствуют (и чувствуют ли что-либо) другие люди к нему и какой эффект он производит своими поступками. К примеру, уже после всей этой шумной истории со студенткой он раздумывает совершенно спокойно, а не возродятся ли между ними былые чувства. В то время как читателю и из текста, и из всего сделанного ей, совершенно понятно, что со стороны девочки там не было никаких чувств, а был чистейший харрасмент — но нет, что она на самом деле испытывает, его не интересует ни секунды. Равно как и что на самом деле испытывает его дочь, решившая остаться жить на своей земле даже после разбойного нападения, а также что на самом деле испытывают все его случайные женщины. Может, героя и постигло кармическое воздаяние за толстокожесть и твердолобость, да только он в конце книги остался таким же эгоцентрическим кретином, каким был в начале. Дело тут не в бесчестье, и нет его вовсе, а в бесчувственности, безответственности, безынициативности и, в конечном счете, в бессердечии. Возможно, но начала действия герою просто везло, а в книге мы видим, как мир в лице всех остальных людей начал относиться к герою ровно так же, как и тот относится к миру — равнодушно.
цитировать
свернуть ветку