Первое, что встретит зрителя – эмбиент, давящий, с вплетенными в него протяжными гудками сирены, с криками чаек, что рвут темноту, которую мы видим на экране.
И эти звуки будут преследовать нас весь фильм, также, как и персонажей. Возможно, именно они и являются первопричиной, по которой история очень скоро стала странной. Мерещиться всякое, и не понятно, сон ли это, явь…. Только то, что заменяет в фильме музыку, однозначно дает понять – ничего хорошего с персонажами не будет.
И мы ждем, когда случится что-то ужасное, по-лавкрафтовски. Ведь предпосылки этому есть, намеки.
Но до того, нам покажут двух смотрителей на острове с маяком. Четыре недели до конца смены. Быстро выясняется, что взаимоотношения между этими двумя очень сложные. Непонятно, кто из них безумен больше: старый и хромой грубиян, переживший прошлого напарника, который якобы сошел с ума, а потом умер, или молодой трезвенник и трудоголик, но также видит всякое странное уже спустя пару дней пребывания. Или всё наоборот: старый настолько благоразумен, чтобы бояться неведомого и не связываться с ним, в отличие от молодого, считающего всё сивым бредом.
Ситуацию накаляет и множество загадок:
Верхняя часть маяка под запретом для помощника, записи, которые ведет смотритель, всегда под замком. Чайки подозрительно себя ведут – приглядываются, и совсем не боятся. Словно решают что-то для себя в отношении помощника. Ждут чего-то. Появляются всякие щупальца и русалка, не обременённая одеждой и миловидная, конечно, но… — русалка же! И что же скрывает линза маяка, к которой ночь за ночью пробирается старик?
Что?
Что?
Что?
Что?!
Что?!! – кричат смотрители друг другу с пеной у рта.
Объяснений нет, и пресловутое «потому что» здесь тоже не пройдет.
Поведение самих людей также ничего не объясняет. Оно показано нам какими-то урывками, которые порою противоречат самим себе. Смотрители смеются дружески над шуткой, а потом лупят друг друга почем зря. Пьют из горла самогон, обнимаются и распевают матросские песни, а затем гоняются друг за другом с топором, угрожая карами морских богов.
И еще больше пьют, потому что еда вся закончилась, сквернословят, самоудовлетворяются по углам в потугах скоротать время и/или не лишиться рассудка.
Персонаж Дефо (Уэйк) жесток, хотя и кажется, что оправданно. Многое скрывает, а рассказы о его прошлом воспринимаются как басни, придуманные по ходу дела. И ложь эта всегда всплывает наружу. А вместе с этим – что плохого на самом деле сделал он, кроме как унижал помощника? Он же его оберегал по мере сил, да? И когда они начали рассказывать правду о себе, то почему же ничего по-настоящему страшного не выяснилось про старика?
Персонаж Паттинсона (Уинслоу) меняется, в худшую, понятное дело, сторону – как иначе, в таких невыносимых, нечеловеческих условиях…. Но в худшую ли? Может, это новая порция самогона развязывает ему язык, заставляет показать, что не таков он и тихоня изначально. А уж эта его вымученно-искренняя, прорывающаяся из темных закоулков души зловещая ухмылка в одном из эпизодов…
Чтоб совсем было непонятно, старик однажды озвучивает еще один вариант – он нереален. И остров тоже. И помощник на самом деле не на маяке, а остался в своем прошлом, в лесу, в Канаде, лесорубом. Это, конечно, многое объясняет. И одновременно – ничего. Как тебе такое, зритель? Разбирайся теперь и с этим.
Или: Уинслоу – это Уэйк? Все мыслимые варианты будут уместны в этом фильме, все уживутся.
Ощущения, домыслы, непонимание происходящего на экране, неуверенность в том, что будет дальше слипаются вместе и доставляют извращенное удовольствие. Остается только смотреть и впитывать. Может, потом нам что-то объяснят, может, придумается удобоваримый ответ.
Ну а прежде – просто наслаждаемся визуальным рядом, совершенно неважно, что черно-белым. Минимализм только подчеркивает всё нужное. Великолепной актерской игрой и мастерски созданной связью между персонажами. Уиллем Дефо – гениален. Роберт Паттинсон – невероятно хорош. Обо всем забываешь, когда актеры распаляются, с жаром выдают свой монолог, и веришь в них, в их неподдельные эмоции, и забываешь обо всём другом.
О недостатках фильма, например. Уже после просмотра думается: быт-то на маяке совсем не рационален. Нет даже самой простой туалетной будки на улице, все по горшкам нужду справляют, нет нормального колодца, а тот, что есть, никак не могут восстановить, даже вдвоем. Поэтому пьют только горькую. Нет никакого подсобного хозяйства, которое могло бы спасти их от голода. И распределение обязанностей совсем не практичное. Старший следит за лампами маяка, хорошо. А младший – за всем остальным, хотя видно, что справляется, при всем старании, так себе – просто не успевает сделать всё.
Впрочем, может, все так и задумано. Еще одна подсказка к несерьезности происходящего, нереальности.
Как бы то ни было, всё, что есть в фильме, все его детали, световые акценты и движения камерой подчеркивают их — абсолютную неуверенность в происходящем и сложность предугадывания дальнейших событий. Оттого «Маяк» интересен. Притягивает своим мистическим светом. Неизвестность, сомнения, ужас, отчаяние, ненависть и прочие слова, как безуспешная попытка охарактеризовать фильм. Он полон абсурда и постоянного напряжения. Его многозначность можно принять за мнимую, но также и посчитать чрезвычайно глубокомысленной. В нем намешано множество мифов и допущений, сокрыто уйма смыслов. Пусть они не на поверхности, пусть всё это сводится к ощущению их присутствия. Оттого «Маяк» интересен. Он заставляет думать, предлагать свои ответы.
