В прошлом году Джо Аберкромби зачитал отрывок из своей новой книжки «Проблема с миром»:
Томясь в самоизоляции от вирусов, я набросал приблизительный перевод этого отрывка.
А потом эта глава появилась и целиком.
Итак,
По ветру
Изъян* хмуро смотрел на обгоревшие остовы лачуг и домов, на пару ещё стоявших дымоходов, на пару обожжённых балок, торчавших на фоне розового утреннего неба. Он отхаркнул, поводил языком во рту, словно пробовал эль, и сплюнул. Ему нравилось хорошенько сплюнуть, Изъяну-то. Пожалуй, больше чем харкать, ему нравилось только убивать людей.
— Деревня точно такая же, как та, из которой я родом, — сказал он.
— Ну, — сказал Клевер, — спалённые деревни выглядят по большей части одинаково.
— Судя по твоим словам, ты их повидал немало.
— Было времечко, когда шли войны, — Клевер поразмыслил и печально вздохнул. — Думаю, ты тогда ещё и не родился. Тогда на Севере спалённые деревни были обычнее неспалённых. Я-то надеялся, что те времена прошли, но, сам знаешь, стоит только понадеяться на что-то, как тут же всё случится наоборот.
Позади раздался очередной булькающий звук, и Клевер обернулся посмотреть.
— Как хоть у тебя ещё рвота осталась?
— Да просто... — Щелбан* выпрямился, вытирая рот. — Теперь вроде как сопли пошли. — И он глянул на деревню уголком глаза, словно так картина была бы не такой отвратительной.
Понятно, что раньше это были люди. Рука тут, лицо там. Но по большей части просто куски мяса, высоко прибитые гвоздями или свисавшие с обожжённых деревьев посреди деревни, где дождь смыл пепел в чёрную жижу. Что-то обвивалось, словно змея, вокруг ствола дерева в поле зрения Клевера. Наверное, чьи-то кишки. Вот уж точно, сцена из кошмара.
— Плоскоголовые, — пробормотал Щелбан, потом согнулся и выкашлял очередную каплю слюны.
— Вождь.
— Во имя мёртвых! — Клевер чуть не подскочил от страха.
Шолла* выскользнула из кустов, тихая, как горе, и присела в шаге от него. Один широко раскрытый глаз блестел на измазанном пеплом лице, а другой лишь виднелся под спутанными волосами.
— Девка, ты к ним подкрадывайся, а не ко мне — я чуть не обосрался! — Его беспокоило, что на самом деле он, возможно, слегка поднасрал, совсем чуть-чуть.
— Извини. — Она совершенно не выглядела извиняющейся. Её лицо вообще почти всегда ничего не выражало, как кастрюля.
— Надо повесить на тебя колокольчик, — пробормотал Клевер, наклонившись и стараясь успокоить колотившееся сердце. — Что такое?
— Плоскоголовые оставили следы! Забрали с собой овец. Шерсть повсюду на деревьях. Следы повсюду, им сильнее не наследить, даже если б они приехали на телеге. Я легко могу их отследить. Хочешь, чтобы я их отследила? Мне отследить их?
Наверное, она слишком много времени провела в одиночестве, в компании одних деревьев. Так что теперь она не рассуждала здраво, судя по словесному потоку. И, видимо, их было либо слишком мало, либо слишком много.
— Вождь, хочешь пойти за ними?
Клеверу всё ещё не нравилось, когда его звали вождём. К сожалению, самый высокий цветок срезают первым. Ни один из тех, кого он за все эти годы звал вождём, не дожил до приятной пенсии.
— Нет, что-то идти за ними мне не особо хочется. — Он вытянул руку в сторону к пригвождённой жути. — Меня совсем не привлекает перспектива добавить свои внутренности к такому вот.
Повисла тишина.
— Так мы пойдём за ними?
Клевер надул щёки. Он то и дело надувал их с тех пор, как Стур дал ему в подчинение эти отбросы, и поручил выследить шанка. Но когда вождь даёт поручение, надо его выполнять, не так ли? Даже если это далеко не то задание, на которое ты рассчитывал.
— Ага, — проворчал он. — Пойдём.
– Вождь?
– Чё?
Щелбан сидел на коленях в мокром кустарнике, нервно сжимая копьё бледными руками.
– О чём думаешь?
Клевер встал, в поисках просвета в листьях, чтобы удобнее было смотреть на долину, потом покряхтел, вытягивая сначала одну ноющую ногу, потом другую, и, наконец, снова сел на корточки.
– О прошлом. О том, какие решения принимал. Что натворил.
– Сожалеешь, да? – Щелбан глубокомысленно кивнул, словно всё знал о сожалениях, хотя Клевер удивился бы, если парень уже повидал свою шестнадцатую зиму.
– А может, там у меня череда триумфов и успехов?
– Об этом я не подумал.
– Ну, что ж. – Клевер глубоко вдохнул через нос. – Надо лететь по ветру. Наплевать на прошлое. Зацикливание на своих ошибках ещё никому не принесло ничего хорошего.
– Ты правда так думаешь?
Клевер открыл рот для ответа, а потом пожал плечами.
– Я вечно несу подобную хрень. Вот увидишь, если будем болтать и дальше, то выдам про умение правильно выбрать момент.
– Привычка, да?
– Я как жена, которая год за годом каждый вечер подаёт одну и ту же похлёбку, и сама уже её терпеть не может, а ничего другого приготовить не умеет.
Изъян, который изучал свой топор, оторвался, чтобы проворчать:
– И кто б захотел жениться на такой суке?
Клевер снова надул щёки.
– И то верно, кто?
Как раз в это время Шолла выскочила из оврага, перепрыгивая с камня на камень, на этот раз не пытаясь соблюдать тишину и, влетев в кусты, остановилась в подлеске возле Клевера. Она тяжело дышала, и её лицо блестело от пота, но в остальном, казалось, смертельная погоня через леса не очень-то её напрягла.
– Они идут? – спросил Щелбан пронзительным от страха голосом.
– Ага.
– Все? – спросил Изъян, и в его голосе нарастало возбуждение.
– По большей части.
– Точно? – спросил Клевер.
Она взглянула на него сквозь волосы, в которых застряла пара веточек.
– Я неотразима.
– Да уж, – сказал он, едва заметно ухмыльнувшись. Как раз такое могла бы сказать Чудесная.
А потом Клевер их услышал, и его ухмылка быстро испарилась. Сначала вой, словно стая волков вдали, и у него волосы на шее встали дыбом. Затем грохот и лязг, словно быстро приближался отряд людей в доспехах, и у Клевера пересохло во рту. А потом дикое сопение, бормотание и гиканье – что-то среднее между стаей голодных кабанов и стадом сердитых гусей, – и от этого у него зачесались ладони.
– Готовьсь! – прошипел он, и люди в подлеске вокруг него подобрались, крепко сжимая оружие. – И, как говорил Рудда Тридуба, давайте-ка прибьём мы их, а не наоборот! – Он толкнул Шоллу кромкой щита. – Назад, живо.
– Я могу сражаться, – прошептала она. Он увидел, как она вытащила топорик и жутковатый на вид нож с длинным тонким лезвием. – Я сражаюсь лучше, чем твой чемпион-блевала.
Щелбан выглядел слегка оскорблённым, но ещё он выглядел слегка зелёным.
– У меня полно народу для сражения, – сказал Клевер, – но только одна может подкрасться к белке. Давай назад.
Он заметил движение среди деревьев, потом ещё, а потом они уже вырывались из ветвей на открытое пространство, заполонили овраг, проталкивались между крутыми скалами и мчались прямиком на Клевера. Точно как он и планировал. Хотя прямо сейчас план казался не очень-то умным.
Это была мерзкая толпа – они вопили и улюлюкали, мчались и бежали, хромали на ногах разной длины, скалили зубы и в дикой ярости размахивали когтями. Все скрюченные и уродливые, пародии на людей, словно вылепленные из глины детьми без тени таланта к ваянию.
– Блядь, – пискнул Щелбан.
Клевер схватил его за плечо и крепко стиснул.
– Спокойно. – В такие моменты все хотя бы немного думают о том, чтобы убежать, и стоит только одному дать стрекача, как и все остальные решат, что это отличная мысль. И не успеешь оглянуться, а за тобой уже охотятся по лесам, когда ты мог бы праздновать победу. А у Клевера колени слишком затекли для охоты, не говоря уж о том, чтобы быть в ней жертвой.
– Спокойно, – снова прошипел он, когда шанка подобрались ближе. Солнце блестело на зазубренных краях их грубого оружия, и на пластинах и заклёпках, которые они вбили в свои комковатые тела.
– Спокойно, – выдохнул он, наблюдая, ожидая, выбирая нужный момент. Теперь он видел их лица, если можно было назвать это лицами. Один в передних рядах был в окровавленном дамском капоре, другой размахивал ржавым мечом, третий нацепил поверх лица лошадиный череп, а четвёртый носил шлем из ложек, изогнутых в костре – а может они были вбиты в его череп, поскольку вокруг полосок металла бугрилась грубая плоть.
Хватай момент, пока он не ускользнул сквозь пальцы.
– Копья! – взревел Клевер, и люди выскочили из подлеска, направив длинные копья в овраг, так что плоскоголовым стало некуда бежать. Они останавливались, хватали копья когтями и дёргали, удивлённые чащей блестящих лезвий. Один не смог остановиться и напоролся на копьё – наконечник вонзился ему прямо в глотку, и он повис, плюясь тёмной кровью, потом попытался развернуться, и выглядел несколько удивлённым, что не может. Клевер почти пожалел его, но жалость это всегда трата времени, особенно в битве.
– Стрелы! – взревел он, и из-за камней по обе стороны оврага высунулись люди. Запели луки, и стрелы полетели в шанка – отскакивали, гремели, впивались в плоть. Клевер увидел, как один из шанка замолотил руками, пытаясь добраться скрюченной конечностью туда, где из его шеи торчала стрела. Лучники достали, натянули, выстрелили – легче, чем стрелять в ягнят на скотобойне. В них полетело копьё, но отскочило от камня, не причинив вреда.
Плоскоголовые были потрясены. Похоже, шанка не очень-то отличаются от людей, когда они заперты в овраге, и их поливают дождём стрел. Один попытался взобраться по камням, отхватил три стрелы и свалился на другого. Третий бросился на копья, и ему проткнули живот, вскрыли весь бок и вырвали металлическую пластину из плеча, под которой показались окровавленные болты.
Клевер увидел, как один плоскоголовый пытается оттащить назад другого, со стрелой в груди. Почти как мог бы поступить человек. Во всяком случае, более хороший человек, чем Клевер. От этого он задумался, чувствуют ли плоскоголовые, как люди, поскольку крики и кровь у них похожи. А потом стрела попала в голову того, который тащил, и он упал, а второй упал на него сверху – и это было отличной демонстрацией человеческих чувств. С обеих сторон.
Клевер почувствовал, что они готовы сломаться.
– Топоры! – взревел он, и копейщики довольно шустро расступились. Не намного хуже, чем они тренировались, что в этих обстоятельствах можно счесть практически за чудо. Лучшие бойцы из тех, что дал ему Стур, хлынули в проём. Кольчуги, щиты и добрые топоры загрохотали сверху по плоскоголовым, словно град по жестяной крыше.
Изъян, разумеется, в первых рядах. Злой гад. Чокнутый гад. Дрался, совсем не думая о своей безопасности, о которой люди обычно быстро учатся думать или ещё быстрее умирают. Охрененный боец, но никто не хотел иметь с ним дела, поскольку его часто заносило, и ему было плевать, кого он заденет на противоходе. Или даже прямым ударом.
И всё же, когда тебя отправляют сражаться с монстрами, неплохо иметь парочку своих монстров. А ещё, то, как радовался Изъян, бросая вызов Великому Уравнителю, напоминало Клеверу его самого двадцать лет назад, когда его ещё называли Йонас Крутое Поле, и неудачи ещё не научили его осторожности.
Он как раз поздравлял себя с тем, что остался далеко в стороне от сражения, когда завизжал копейщик, свалился, вцепившись себе в плечо, и из давки с рыком выскочил гигантский плоскоголовый с огромной дубиной, утыканной гвоздями.
Клевер никогда не видел шанка такого крупного, или настолько закованного в железо. Им нравилось приклёпывать к коже любой металл, который только удавалось найти, но этот весь был покрыт коваными пластинами. Он взревел, выпустив пар изо рта, и ударом дубинки сбил человека. Остальные отскочили, и Клевер не постыдился тому, что был среди них, раскрыв рот и подняв щит.
Огромный шанка шагнул вперёд, подняв дубинку, а потом завопил, закачался и упал на колено. Из-за его спины выскользнула Шолла, приставила нож между двух пластин на голове шанка и врезала по ручке обухом топорика так спокойно, будто забивала гвоздь. С гулким звуком нож вошёл по рукоять в череп шанка и выбил один глаз прямо из его покрытой металлом головы.
– Блядь, – сказал Клевер, когда тот рухнул у его ног, загремев как сундук, набитый горшками.
– Я ж говорила, что могу сражаться, – сказала Шолла.
Похоже, дело шло к концу. Последние несколько плоскоголовых убегали. Клевер увидел, как один упал в фонтане крови, другой рухнул со стрелой в спине, и ещё пара удирала по оврагу ещё быстрее, чем они прибежали.
– Отпустить их! – Проревел Клевер лучникам. – Пусть донесут послание. Если останутся к северу от гор, то мы с ними не ссоримся. Придут на юг – Великий Уравнитель ждёт.
Изъян расширенными и дикими глазами смотрел, как они бегут, в его бороде виднелась слюна, кровь текла по лицу. Никто не хотел останавливать его, и, честно говоря, Клевер тоже не хотел. Но такова уж участь вождя. Нельзя просто поднять лапки и сказать, что это не твоя проблема.
Так что Клевер встал перед ним, подняв ладонь, а другую держа на рукояти ножа, торчавшего сзади за поясом. В конце концов, всегда неплохо держать одну руку на ноже.
– Полегче, – словно пытался успокоить злую собаку. – Спокойно.
Изъян уставился на него – довольно мирно, если уж на то пошло.
– А я спокоен, вождь, – сказал он и вытер кровь с глаз. – Вот только кровь течёт.
– Ну, нечего было мордой драться. – Клевер отпустил нож и посмотрел на усеивающие овраг трупы, порубленные топорами, утыканные копьями и стрелами. Бой выигран, и ему даже не пришлось помахать мечом.
– Во имя мёртвых, – пробормотал Щелбан. На конце его копья всё ещё дёргался проткнутый плоскоголовый.
– Этого ты достал, – сказал Изъян, ставя сапог на шею шанка, и разрубил его череп.
– Во имя мёртвых, – пробормотал Щелбан, а потом выронил копьё, и его стошнило.
– Некоторые вещи не меняются, – сказала Шолла, пытаясь вытащить свой кинжал из черепа крупного шанка.
– Вышло, как ты сказал, вождь. – Изъян перекатил сапогом мёртвого плоскоголового и оставил его таращиться на небо.
– Не надо во мне сомневаться, – сказал Клевер. – Первое оружие, которое нужно взять в бой, это не копьё, стрела или топор.
Щелбан удивлённо посмотрел на него.
– Меч?
– Внезапность, – сказал Клевер. – Внезапность превращает храбрецов в трусов, сильных в слабаков, мудрых в дураков.
– Ну и уродливые уёбки, а? – сказала Шолла. Она всё тянула и тянула, пока чуть не упала назад, когда её кинжал неожиданно освободился.
– Я не очень-то уверенно себя чувствую, когда надо критиковать чей-то внешний вид. Изъян, а ты ведь был подмастерьем мясника?
– Да.
– Тогда, пожалуй, возглавишь команду по разделке этих гадов.
– И чё ты хочешь из них наделать? Сосиски?
Некоторые рассмеялись. Сейчас, когда бой окончен, и впереди наверняка ждёт немалая награда, они рады были посмеяться.
– Беда с сосисками в том, что непонятно, из чего они, – сказал Клевер. – Я же хочу, чтобы ни у кого не было никаких сомнений. Устрой тут картину вроде той, что они устроили с людьми в деревне. Мы, может, и не говорим одном на языке с шанка, но головы на деревьях понятны на любом языке. И брось парочку в мешок для Стура, раз уж ты этим занялся.
– Если хочешь произвести впечатление на девушку, собери букет цветов. – Щелбан грустно вздохнул. – Хочешь произвести впечатление на короля Севера – принеси мешок голов.
– Наблюдение печальное, – сказал Клевер, – но оттого не менее верное.
– А я вот не особо о цветах думаю, – сказала Шолла.
– Да ну?
– В них никакого смысла. Вот в чём смысл.
Она склонила голову набок, обдумывая эту мысль.
Изъян хмуро смотрел на трупы шанка, покачивая топором и раздумывая, с чего начать.
– Никогда не думал о себе, как о человеке, который станет набивать мешки головами.
– А никто так о себе не думает, – сказал Клевер, снова надувая щёки. – Но, чёрт возьми, не успеешь оглянуться, а ты уже такой.
* — не знаю, как переведут этих персонажей в оф. переводе. Раньше они, кажется, не встречались.
Изъян — Downside
Щелбан — Flick
Шала — Shahla
цитировать
