Р Скотт Бэккер Бестиарий


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Fауст» > Р. Скотт Бэккер - "Бестиарий будущих литератур"
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Р. Скотт Бэккер — «Бестиарий будущих литератур»

Статья написана 14 июля 2020 г. 17:43

Ниже представлен перевод небольшого экспериментального рассказа канадского фантаста Р. Скотта Бэккера «Бестиарий будущих литератур». Текст оригинала доступен в блоге писателя.



Р. Скотт Бэккер

Бестиарий будущих литератур


Когда коммерческая окупаемость мэйнстримной большой литературы рухнула в 2036 году, а на смену ей явился Алгоритмический Сентиментализм, так называемая «человеческая литература» полностью перешла на государственное и корпоративное финансирование. Получив свободу от давления рыночных отношений, писатели смогли сконцентрироваться на преумножении внутригруппового престижа, необходимого для сохранения так называемых «невзаимных» спонсоров. В совокупности с появлением новых наук, этот процесс породил взрывной рост числа «жанров»: часть из них совершенно сознательно приобрела утешительный характер, другие же склонялись к исследованию жизни в свете так называемого «Семантического Апокалипсиса», научной дискредитации смыслов и морали, события, которое остаётся и по сей день наиболее проблемным последствием разворачивающегося (и потенциально бесконечного) Информационного Просвещения.





Как известно, Амар Стивенс в своём фундаментальном труде «Муза: экзорцизм человека» обозначил это время как Постсемантическую Эпоху, когда, по его словам, «писатели пишут со знанием того факта, что пишут они ничто» (7). Он классифицирует постсемантическую литературу согласно «модальности значения», т.е. по её отношению к самому опыту осмысления, как внутритекстовому, так и обращённому в большой мир, и в результате выделяется четыре грубо намеченных категории: 1) Ностальгический Просемантизм, который Стивенс описывает как «хвалебную песнь миру, никогда не бывшему» (38); 2) Ревизионистский Просемантизм, который «пытается выковать новое значение при помощи некоторых форм квазиницшеанских утверждений, из материала наук о душе» (122); 3) Меланхолический Антисемантизм, который «принимает смерть значения как невосполнимую утрату» (243); 4) Неонигилизм, который Стивенс описывает как «бодрое производство новых семантических иллюзий посредством изысканий когнитивных нейронаук» (381).


Стивенс завершает «Музу» своим знаменитым утверждением о «смерти литературы»:


«На протяжении всей человеческой истории повествование, или «литература», очерчивала рамки нашей личности, направляла наши жизни, наводила на наши устремления лоск трансцендентности. Она казалась фундаментом, своего рода точкой отсчёта, меткой «уровня моря» для того, что вообще значит быть человеком. Однако теперь, когда наука осушила тёмные воды, нам открылось, что всё это время мы оставались потерпевшими кораблекрушение, которых волны бросили на одинокие пики подводных гор, а всё многочисленное семейство смыслов — не более, чем сборище чужих друг другу незнакомцев. Мы были настолько же невежественны относительно литературы, насколько от вас остаётся сокрыта чудовищная сложность, таящаяся за этими словами. Вся литература прежних времён была всего лишь болтовнёй, враньём, которому мы верили. По сю пору мы были способны околдовать друг друга, оставаясь при этом в здравом и ясном сознании. И наконец мы видим, что никогда не существовало такой вещи, как «литература», осознаём, что это были всего лишь игры с ложной перспективой, которую когда-то мы называли душой» (498)


Алгоритмический Сентиментализм: Свободно распространяемая компьютерно сгенерированная литература, основанная на нейронарративной обратной связи, разработанной доктором Хиллари Коль для максимизации возможностей продукторазмещения, и в то же время нацеленная на достижение «среднего пикового нарративного отклика», или, иными словами, удовольствия от повествования. Будучи последовательницей работ нейролингвиста Паволя Бермана, с чьей «Общей теорией синтаксиса» связывают окончательное становление лингвистики как естественной науки, Коль разработала особую технику визуализации. Эта техника позволила выделить то, что исследовательница назвала Внутриопытной Нарративной Грамматикой (ВНГ), и таким образом, как и Берману до неё, Коль удалось подвести под нарратологию прочный научный фундамент. «Как только нам удалось выделить релевантную архитектуру возбуждений, грамматика и её перестановки стали ясными и отчётливыми, как дорожная карта, — объясняла она в 2035 году в интервью для OWN. — По сути, теперь оставалось всего-навсего сканировать людей в процессе чтения истинно великих повествований, чтобы вывести алгоритмы, способные к созданию всё новых трогательных и цепляющих за душу романов».


В 2033-м она основала издательский стартап под названием «Муза», который публиковал алгоритмически сгенерированные бесплатные романы, а доход получал от продаж рекламных мест для коммерческой продукции. Первоначальный скептицизм как ветром сдуло, когда «Чертёнок», история о маленьком мальчике, пережившем ужасы «социальных санкций» в гаитянской государственной школе, выиграла Пулитцера, Национальную книжную премию, а также попала в шорт-лист Букера. В 2040-м «Муза» перекупила концерн «Бертельсман» и стала крунейшей издательской компанией в мире.


В недавнем интервью для Salon Коль заявила, что свою новую разработку назвала Алгоритмами Субморфемной Адаптации, и те «со временем смогут заменить любую литературу, даже так называемую авангардную». Её статья для New York Times привела в бешенство всю академическую среду: в ней Коль утверждала, будто «Шекспир только лишь кажется глубоким, поскольку наш взор неспособен проникнуть сквозь поверхность вещей и разглядеть, как же они устроены на самом деле, и как были устроены всегда».


Светское фэнтези (aka «светская фантастика» или «ностальгический реализм», как его называют в академических кругах): Согласно Стивенсу, основной среди ностальгических просемантических жанров, «рудиментарный остаток того, что прежде было монументальным строением мэйнстримной большой литературы» (39).


Технореализм: Согласно Стивенсу, главный из ревизионистских просемантических жанров, в котором традиционная нарративная форма принимает роль «предмета игры и/или проблематизации» («Муза», 45) в контексте «подрыва общественных реалий» (46).


Нейроэкспериментализм: Движение, основанное Грегором Шином, который применяет технологии сбора данных для выделения так называемых «ортогональностей», одной из форм лексической и сентенциальной «комбинетрики», порождающей абсолютно новые семантические эффекты.


Имперсонализм: Большая литературная школа (в обиходе именуемая «Оно-Лит»), вращающаяся вокруг работ Мишеля Грана (знаменитого повокационными заявлениями, будто он является незаконным сыном покойного Мишеля Уэльбека, хотя ДНК-тесты и утверждают обратное), которая разделилась как минимум на два отдельных движения: Жёсткий Имперсонализм, в котором ни при каких случаях не допускается применение каких бы то ни было интенциональных понятий, и Мягкий Имперсонализм, где избегают только так называемых «Интенциональностей типа Я».


Новый Абсурдизм: Активно развивающееся меланхолическое антисемантическое движение, вдохновлённое писательскими трудами Така Гингриха, который выделяется, по словам Стивенса, «своим истерическим антиреализмом». Мира Гладуэлл обозначила это направление термином «мета-мета» — или «мета-в-квадрате» — чтобы отразить особый метод, при помощи которого оно беспрестанно ссылается само на себя. В небольшой статье-манифесте «Один за одним за одним», опубликованной в The New Yorker, широко известный своим затворничеством Гингрих, похоже, отстаивает точку зрения (стиль его по обыкновению крайне тёмен), будто «метаинклюзивная сатира» представляет собой форму коммуникации, которую никогда невозможно будет полностью воспроизвести алгоритмическими методами. На данный момент ни «Муза», ни концерн «Пингвин-Нарратель» не предпринимали попыток опровергнуть это утверждение. Родственный жанр, получивший название Антропластицизм, недавно привлёк благосклонное внимание на литеатуроведческих факультетах восточного Китая и, что весьма иронично, на Юге США.


Вымиранистика: Так называемая «тайная школа», которую многие считают не более, чем набором алгоритмических артефактов, по причине объёма и анонимности доступных текстов. Тем не менее, Шейла Саддик, которой приписывают авторство текста «Без», недавно подтвердила причастность к школе, одновременно утверждая, что анонимность является ключевым фактором аутентичности этого жанра, который стремится стереть любые свидетельства агентности.





214
просмотры





  Комментарии


Ссылка на сообщение11 августа 2020 г. 13:32
Порфирьича уже пробовали? :)
свернуть ветку
 


Ссылка на сообщение11 августа 2020 г. 15:15
Загуглил. Нет ещё. А вот философствования GPT-3 о природе сознания на волне хайпа почитал. Для некоторых вышло даже слишком убедительно.)
 


Ссылка на сообщение11 августа 2020 г. 15:31


Как по мне — ничуть не хуже большей части того, что выкладывают например в теме «творчество фантлабовцев»
 


Ссылка на сообщение11 августа 2020 г. 16:18
Да, лично мне превзойти подобное будет непросто.)
 


Ссылка на сообщение11 августа 2020 г. 16:32
я там решил эксперимент провести:
https://fantlab.ru/for...
 


Ссылка на сообщение11 августа 2020 г. 17:17
Мы с Порфирьичем уже эпическое фэнтези с психоделическими элементами сочинили:

Где-то в начале времён из глубоких пещер на самом берегу океана вышли горклявые зузуки. Стая объединилась и стала совершать набеги на соседние острова. В их число входили и мы с медведем. Ничто не могло противостоять этой мощи. Племя вождей решило раз и навсегда подчинить себе все горы, так как больше всех боялись нас – этих смельчаков с ободранными хитонами. Кроме того, в горном святилище хранился испокон веков магический Изумруд Мира. В нём-то и проявилось могущество горклявых. Никто не знает, как им удалось заполучить артефакт. Говорят, какие-то странные люди, которые были основателями всех горных племён, заставили призраков пещеры показать нам этот камень. Как бы то ни было, теперь его мощь была в наших руках, и мы могли составить куда более грандиозные планы. Однако в нашем распоряжении оказалось не так много времени. Ибо из-за завесы тьмы на дальнем краю горизонта уже вышли легионы жмуруков. Их вёл Архиптерий Ногаска. Вот тогда моя первая мысль о коварстве дикарей показалась мне совершенно правильной… Я понял – дело плохо, когда муравьиный царь с горклявыми и огнем трясутся от страха при одном упоминании Архиптерия. Без сомнения, они с радостью отрежут мне голову, но не посмеют поднять оружие против вождя мудрых, который настолько стоит их вождей… Я не стал дожидаться начала войны, собрал лихую ватагу и слинял на фрегате «Белинда» в синюю даль. Само собой, мы прихватили с собой Изумруд. Даже про него не забыл. Увидев его, твой дедушка, Гертруда, назвала меня дедом Харальдом-основателем. Да, дедушка была обоего пола. Смешно, правда? Скажу тебе честно, наш договор был не просто словом – этим самым словом мы и обменялись на острове. В чём, как ты думаешь, заключался договор? Что это было за слово? Аргумент, который я искал, не прятался за словом «архиптерий». Он коренился в том, кто на самом деле прятался под завесой тьмы и дёргал за ниточки этого зазнавшегося ублюдка Ногаски. Мы обложили негодной военной дрянью наш дворец и в конце концов прижали его к стенке. Всё правильно. Или нет. Ошибка дедушки заключалась в том, что она предполагала ответственность за действия наших славных солдат. Это, конечно, было глупо. Кто станет нести ответственность за действия подобного сборища пропитых укурков? Уж кто-кто, а наша семья проявила к Ногаске более горячий интерес, чем кровожадные инородцы Альдеры. Поэтому-то он, как и все местные уроды, и прятался на островах, скрываясь от имперских шпионов. А империя тогда была уже не что надо. Теперь понимаешь, почему моя бабушка никогда не обвиняла моих родителей в том, что они продают родную кровь за наши деньги? Ведь нельзя никого обвинить в подобной ахинее, мва-ха-ха! Мы стали лучше от того, что отдали тело монаха на растерзание вампирам и нечисти. А так же почти простили Ногаску. Хотя его легионы к тому моменту уже осаждали наши родные пещеры у самого океана. Но Изумруд по-прежнему был в моих руках! Это мой залог безопасности, как он сам мне сказал. Теперь ты знаешь, как я его вижу перед собой! Ногаска поклялся отомстить. Глупый самонадеянный Архиптерий. Такой жалкий. Как муху под жужжание комара. Такой слабый. А его легионы уже шагали по нашей земле. Да-да, к тому времени у нас уже была наша земля. Наше славное войско, даром что пропойцы, отвоевало нам десяток городов в Южной Арготрандии, которыми мы управляли из обложенного военной дрянью дворца. Если бы Император не мобилизовал резервы, он не смог бы ничего сделать. Но к тому времени я все рассчитал. Отряды императора неизбежно должны были схлестнуться со жмуруками Ногаски. Даже если бы те остались сами по себе, они давно нас победили. Но как раз этого я им и не позволил. Армии Императора и Архиптериса сошлись на Ндаманском плоскогорье. А вампиры сошли с Гуацзянской стены и двинулись на столицу. Войска императора численно превосходили вампиров. Но вот беда — им необходимо было сражаться со жмуруками, а столица осталась беззащитной. Я наложил на нее невидимую бомбу. Чтобы не прекращалась работа трамваев.

И вот тут-то на сцену вышел мой верный медведь! Зверь-безумец, который не боялся. Ведь великий император не дал ему ни одного шанса воспротивиться воле Небес. Он залез прямо на трамвай и победоносно въехал на нём в столицу. Армия вампиров катилась за ним шипящей и скалящейся волной. Потом была катастрофа в джунглях, битва в Камбодже, Канзас-Сити, Ялта, там же — адская огненная зима, кошмарный краткий период Расцвета Зулусов. Тут даже сила прилива оказалась слишком велика и всех смела под землю. А потом остались только я да медведь.

Ну, и, конечно, у нас был Изумруд. Три долгих тысячелетия он пытался защитить свой мир. А потом мы потеряли Гуацзянскую стену и ушли, чтобы не попасть в когти Сияющего Змея. Рагнарёк вставал на горизонте. Стекла были стёрты, линии горизонта исчезли, и мир, который мы знали, исчез вместе с нами. Я решил написать об этом книгу. Откуда же появилась здесь ты, Гертруда? Я видел все, что происходило в Китае, мне сказали и о многом другом — они нарочно меня мучают... Но все эти загадки — ничто рядом с тайной твоего появления. Та, которая лежит на поверхности, куда я смотрю, — это ты. Ты явила себя сама. Прямо из Изумруда. Его воля. Его потомство. Я узнал тебя, когда ты вынимала цветок из книги. Ты — мой сон. Ты — плод того, что я испытываю, моя умственная тень. Но почему я рассказываю тебе это и читаю свою книгу? Разве может какая-то книга служить тебе как твоя тень? Ты — это ты, моя тень! Это моя тень. Ты — это ты. Разве не так? Нет. Не так. Знаю, что не так. Но я люблю тебя, Гертруда, несмотря на то, что ты как тень хочешь выйти из-за моих слов... И в этом внемировом безумии, где остались только я, ты, медведь, Изумруд и книга, — что мне со всем этим делать? Я потерялся в вере, в неведении, в любви, в ночи, в солнце, во днях, в звездах, в сострадании, в милосердии, во всем этом. А ведь я простой горклявый зузук. Почему я такой никчемный? Почему я не вижу этого, когда в моем уме возникает это смешное стихотворение? Я его вижу так ясно, но не могу даже прочитать, не то что запомнить. А ведь это стихотворение, Гертруда, — лучшее, что я помню! Какое безумное стихотворение! Какое безумное стихотворение!
 


Ссылка на сообщение11 августа 2020 г. 17:21
это да. у него ещё хорошо выходят новости, рецепты. а психоделия — так и вовсе любимый конёк )


⇑ Наверх