К небольшому зданию лаборатории, которое спряталось в зелени старых деревьев, подъехала белого цвета машина. Из неё вышли три достаточно пожилого возраста человека.
— У нас есть ещё минут восемь, — заметил Виктор Эдуардович Скоркин, директор академического института электронной техники.
Он без всяких надежд бросил взгляд на небо. Солнце беспощадно полоскало своми лучами землю, и ничто не указывало на скорое изменение погоды. Скоркин тяжело вздохнул и носовым платком вытер спотевший затылок, на котором из-под редких волос выглядывал грубый шрам.
— Раньше назначенного времени они всё равно не начнут, — декан исторического факультета университета Григорий Антонович Мазурчик кивнул в сторону больших военных машин, вокруг которых суетились люди в военной форме. — Электростанции ещё не готовы.
— Вот так всегда... — Александр Петрович Павлов держался стокойно и уверенно, как и надлежало человеку, который занимал очень ответственный пост. Он понимал, что руководители такого уровня, как он, наверняка впервые посещали эту неприметную лабораторию. К тому же, была пятница. А Павлов очень не любил, когда что-то мешало ему в конце напряжённой рабочей недели своевременно отъехать на дачу, где на выходные обычно собиралась суетливая и неспокойная компания: дети с внуками и друзьями, его давние дружки с целью, никуда не спеша, порыбачить на досмотренных прудах, хорошо и вкусно покушать, а вечером за большим зелёным столом на веранде расписать обязательную “пульку” под коньячок и вкусные закуски.
Опровергая собственные привычки, Павлов слегка ослабил галстук.
— Сейчас бы на речку, товарищи, в тенёк... — сказал он, обращаясь к Скоркину и Мазурчику. — Вот там бы ваши молодые гении и объяснили, что у них за такое научное открытие случилось.
— Речка — вещь неплохая, — слегка оживился Мазурчик, будто услышав мысли Павлова. — Так, может, не будем зря время терять? Пока всё подключат, дадут напряжение, наши сотрудники успеют объяснить суть эксперимента.
— Прошу вас, Александр Петрович! — Скоркин поспешил открыть перед Павловым двери. — Осторожно, потолок в коридоре низковат.
За дверями молчаливый милиционер с кобурой на ремне внимательно проверил документы.
— Ого! — засмеялся Павлов. — У вас почти такие же строгости, как и у нас...
В помещении лаборатории было прохладно. Тихо пели кондиционеры, о чём-то своём переговаривались реле многочисленных приборов, моргали разных размеров лампочки. Напротив большого монитора около журнального столика с бутылками минеральной воды стояло несколько мягких стульев.
Гостей встретили два молодых человека.
— Знакомьтесь, — предложил Скоркин. — Это — наши герои, Мирослав Кульчицкий и Мирон Станкевич, оба — кандидаты наук. Так сказать, союз компьютерного программирования и истории.
— Это я Мирослав Кульчицкий, — открыто улыбнулся чуток сгорбленный в плечах блондин. — Технический директор всего вот этого...
Он показал рукой на горы аппаратуры.
— А Мирон, если так можно сказать, — наш идейный центр. Прошу вас, — Мирослав пригласил гостей за столик.
— Присаживайтесь, Александр Петрович, — Скоркин пододвинул Павлову стул. — Минералки не желаете? Всё-таки “Боржоми”!
— Спасибо, нет, — ответил Павлов. — Мы можем начать?
— Мы почти готовы, — сказал Мирослав.
— Мирон, пожалуйста, — попросил Мазурчик. — Расскажите Александру Петровичу суть вашей разработки. Сжато и, если вообще это возможно, — понятно.
— Не стыдитесь, — обнадёживающе улыбнулся Павлов. — За годы своёй работы в аппарате я тоже поднабрался знаний в разных областях знаний и потихоньку начал что-то понимать в науке. Так что давайте, смело!
Станкевич повёл широкими плечами, потрогал свои густые, длинные усы и решительно сказал:
— Если очень коротко, то мы с Мирославом создали разработку своеобразного исторического зонда, который позволяет изучать события минувшего принципиально новым способом. Это, — Мирон слегка покраснел, — прошу понять меня правильно — настоящее открытие, результаты применения которого, правда, сегодня можно пока что оценивать очень неоднозначно.
— Я не из боязливых, — чётко произнёс Павлов и достаточно жёстко добавил: — Давайте без лишних эмоций. Нет такой ситуации, которой бы мы не могли овладеть.
— Значит, так... — слегка растерялся Мирон. — В наше время знание подлинной истории своего народа, страны приобретает чрезвычайное значение. Но изучать историю до сих пор мы могли исключительно традиционными способами, путём анализа документов — свидетельств времени, литературных памятников, результатов археологических раскопок. Так происходило издавна и на протяжении многих лет. И вот я однажды задумался над тем, как бы эти традиционные методы исторических исследований совместить с современными технологиями, достижениями компьютерной науки.
— Извините, это — элементарное требование времени, — заметил Павлов. — Теперь и у нас компьютеры — вещь обычная. Понятно, что без ЭВМ и историкам теперь никак не возможно.
— Но при этом компьютер мне виделся не инструментом, не помощником в исследованиях, — продолжал Станкевич, — а независимым анализатором событий, их непосредственным свидетелем и тем средством, который самостоятельно сопоставляет имеющуюся информацию, создаёт на её основе определённый информационный пакет и с помощью видеотехники знакомит нас с результатами проведенной работы. Таким образом, принцип нашей разработки основан на следующей цепочке операций: сведения, факты истории, в том числе и традиционные (эта первоначальная информация, или первая ступень опосредствованных знаний), обработка их на компьютере (ступень переосмысления информации) — восстановление исторических фактов и событий через видеоканалы (обобщающая информация, или третья ступень непосредственных знаний, полученных из первоисточника).
Павлов молчал. Заметив это, Скоркин объяснил:
— Александр Петрович! Результат эксперимента полностью зависит здесь от того, насколько полной будет первоначальная информация. Чем её больше, чем больше она разносторонняя, тем большая и вероятность получения идентичной и как можно полной видеоинформации на выходе.
— Понятно! — наконец кивнул головой Павлов. — Можно продолжать. Но более конкретно.
— Более конкретно... — задумался Мирон. — Может, я тогда объясню принципы работы нашей аппаратуры по результатам первого эксперимента?
— Не волнуйся, — поддержал его Мазурчик. — Если что, ты, Мирослав, помогай.
— Да у нас тут всё просто! — засмеялся Кульчицкий. — Давай, Мирон, выкладывай секреты.
— Мы решили узнать как можно больше про все события, которые связаны с битвой под Грюнвальдом, — сказал Станкевич. — С этой целью заложили в компьютер всю известную нам на сегодня информацию, которая имеет отношение к тому времени. На это у нас ушло почти полгода.
— Очень помогла группа программистов из академического института, — добавил Скоркин. — Они, замечу, работали по собственной инициативе. И без них вряд ли что-нибудь вообще получилось.
— А смысл всего этого? — не понял Павлов. — События под Грюнвальдом давно получили оценку нашими историками и рекомендованы для всеобщего изучения, начиная со средней школы. Что там может быть нового, если на этой теме мы поставили точку?
— Я ведь сделал акцент на том, что мы подошли к этой теме нетрадиционным образом, — заметил Станкевич. — И наши результаты принесли таки много неожиданного.
— Так что же, что у вас получилось? — нетерпеливо спросил Павлав. — Дайте пощупать, как говориться, руками, попробывать на зуб.
— Александр Петрович! — смело остановил его Кульчицкий. — Тут вот что необходимо учитывать. Во-первых, в зависимости от сложности поставленной задачи, а практически — так чуть ли не всегда работа компьютера требует существенного энергетического обеспечения. Очень мощного. Сегодня, например, кроме отдельной электроподстанции, наша аппаратура подключена к шести военным передвижным станциям. Во-вторых, наш компьютер многофункциональный. В зависимости от задачи он способен анализировать и исследовать прошлое по-разному. Так, во время первого опыта мы ограничили компьютер функциями стороннего наблюдателя за тем, что происходило на поле возле Грюнвальда.
— Как это — наблюдателя? — не понял Павлов. — Вы хочете сказать, что...
— Ну да! — весело подтвердил Мирослав. — Мы смогли собственными глазами, точнее, “глазами” нашего компьютера на несколько минут заглянуть в прошлое.
— Так это что, машина времени? — Павлов суетливо задёргал галстук. — Что же вы мне раньше не сказали?
— Не волнуйтесь, Александр Петрович! — Скоркин провёл ладонью по затылку. — Это совсем не машина времени, хотя компьютер и способен рассказать нам очень многое о прошлом.
— Не просто рассказать, но ещё и показать! — добавил Кульчицкий.
— Не может быть! — воскликнул Павлов. — Трудно поверить, что в нашей стране такое могли придумать!
Мазурчик налил себе минеральной воды.
— Я тоже поначалу в это не поверил, — признался он, сделав большой глоток. — Но первый же эксперимент, свидетелем которого я был, убедил меня в обратном. Давай, Мирон, дальше!
Станкевич кашлянул в кулак.
— Значит, так... Мы запрограммировали компьютер таким образом, чтобы вывести его на нужное нам время. Точнёхенько год в год, день в день на 15 июля 1410 года. Первые четыре попытки не дали результата. Мы никак не могли точно выйти на заданный объект. Экран оставался тёмным. Сидели тут вместе с программистами больше двух суток. Но в конце концов у нас что-то получилось. И сейчас мы покажем вам видеозапись этого эксперимента.
Кульчицкий включил видеомагнитофон.
По экрану пробежали полосы, он сделался серым, время от времени на нём появлялись тёмные, размытые контуры каких-то предметов, человеческих фигур.
— Поначалу изображение было очень расплывчатое, — объяснил Мирослав. — Мы тогда усилили подачу энергии, кое в чём подкорректировали программу... И вот, смотрите!
На экране вдруг возникла большая группа всадников со щитами и мечами в руках. Во главе группы ехал воин с белым штандартом, пересечённым вдоль тёмной полосой. После этого группу всадников перекрыла другая: низкорослые кони, шапки со звериными хвостами, широкие раскосые лица...
— Татары, что ли?.. — спросил Павлов.
— Они! На стороне хоругвей Великого Княжества Литовского при Грюнвальде были и татарские отряды, — объяснил Мазурчик.
— А я и не знал, что татары были за нас...
Экран вновь сделался серым.
— Мы заглянули в прошлое слишком далеко, — поспешил объяснить Кульчицкий. — Очень сложно оказалось получить более точную наводку, мало информации, поэтому и изображение время от времени обрывалось, и цветной картинки получить нельзя было.
На экране возник пеший воин, который стоял на возвышении, двумя руками удерживая высокое древко штандарта. Изображение поползло вверх, и теперь на мониторе все увидели на полотнище рисунок всадника с мечом над головой в одной руке и щитом, украшенном крестом, — в другой.
— Мирослав, стоп-кадр, — попросил Станкевич и объяснил, обращаясь главным образом к Павлову: — Это так называемая Погоня, про время происхождения которой сейчас ведут столько споров.
— Погоня? — вздрогнул Павлов. — Той самый националистический символ?
— Ну, почему же националистический... — начал было Мазурчик. — Под ним выступали и белорусы, и литовцы, и...
— Мы сейчас не про это! — решительно остановил его Станкевич. — Извините... Главным для нас результатом было то, что подтвердился безусловный факт присутствия герба Погони на штандартах наших войск. К сожалению, это практически всё, что мы смогли в тот раз зафиксировать.
— Хорошо, отлично!.. А теперь постарайтесь доказать мне, что вот всё это — не фальсификация! — заволновался Павлов. — А может, вы эту видеозапись в телестудии смонтировали? И вообще, Погоня... Скользкий, знаете, вопрос. Мы в этом направлении занимает твёрдую и однозначную позицию: Погоня — вражеский для белорусов символ, который использовали фашисты в годы оккупации и которым до сих пор прикрывается всякое эмигрантское отребье. И ваша запись — не то доказательство, которым меня можно было бы убедить.
Кульчицкий выключил видеомагнитофон.
— Нас, Александр Петрович, этот эксперимент также не слишком удовлетворил, — объяснил он. — Первый блин, сами понимаете, не хватило мощности аппаратуры, опыта программирования. Вот почему для следующего эксперимента мы изменили условия и выбрали более близкое к нам время. А именно: начало шестнадцатого столетия. И перед компьютером, который на сей раз был обеспечен куда более солидным информационным пакетом, была поставлена задача иного рода: поиск провести самостоятельно, без наших подсказок.
— И что же вы, интересно, искали? — спросил Павлов.
— Мы дали компьютеру относительную свободу для выполнения задания по поиску особы, которая в шестнадцатом столетии сыграла наибольшую роль в становлении белорусской культуры, — рассказывал далее Мирослав. — Честно говоря, в успех не сильно верили. Но в итоге второй блин вышел более качественный.
Кульчицкий нажал кнопку видеомагнитофона.
Присутствующие уставились в экран монитора. Некоторое время на нём ничего не было видно, и только где-то через минуту обозначилось какое-то движение. Затем на экране возникла надпись: “Прошу подождать. Идёт настройка контуров поиска”. И только после этого словно через туман проступили очертания большого белого здания с высокими башнями.
— Софийский собор, — словно самому себе пояснил Мазурчик. — Полоцк.
Скоркин нервно махнул рукой и покосился на соседнее кресло. Павлов сидел неподвижно и недоверчиво улыбался.
... Софийский собор, купающийся в лучах вечернего солнца. Панорама вдоль хат, которые стоят на залитой водой улице, две стайки детей, азартно играющих в апуку. Недалеко от них на бревне сидит белокурый мальчик и что-то вырезает ножиком, время от времени бросая взгляд на ровестников. Мальчику можно дать на вид чуть больше десяти лет...
Внизу по экрану пробежали слова: “Скорина Франциск, сын Лукаша Скорины. Место действия: Полоцк, 28 мая 1501 года. Задание выполнено”.
Экран погас, и Кульчицкий выключил аппарат.
Некоторое время все молчали. Скоркин вновь налил себе минеральной воды и вопросительно взглянул на Павлова. Тот повернулся к Мазурчику.
— И что, вы серьёзно будете утверждать, что это был Франциск Скорина? Тот самый Скорина, который писал Библии?
Мазурчик молча развёл руками.
— Товарищ Павлов! — поспешил ему на помощь Мирон Станкевич. — Здесь, понимаете, компьютер всего только исполнил наше задание. И никто, понятно, не может гарантировать, что Скорина выглядел именно так в 1501 году. Мы ещё недостаточно знаем возможности нашей аппаратуры, однако, вместе с тем, нам не известно, как на самом деле выглядел Скорина в юные годы. Мы в данном случае отталкивались от его автопортрета на известной гравюре.
— Разве от него не осталось больше никаких портретов? — спросил Павлов.
— Нет, только тот самый автопортрет, оттолкнувшись от которого, как мы можем только догадываться, компьютер и смоделировал внешность Скорины-подростка.
— Не верю! — как отрубил Павлов. Он вскочил с кресла. — Я — не верю! Эти ваши электронные штучки-дрючки... Мы знаем, что теперь способен сделать видеомонтаж, какие фокусы! Тем более — компьютеры! Поэтому я не могу взять на себя перед властью ответственность гарантировать, что здесь всё настоящее, что наши специалисты, эксперты не обнаружат во всём этом вашем фальсификацию. Тем более, что мы не дадим пересматривать утверждённую сами знаете кем историю!
Мирон тяжело вздохнул и бросил взгляд на Мазурчика. Григорий Антонович чуток поколебался и обратился к Павлову:
— Александр Петрович! Мы не пригласили бы вас сюда, если бы не были уверены в том, что проект оправдает себя. Когда я сам впервые это увидел, тоже не поверил, как и вы. Это же понятно! Но подумайте: все документы истории имеют своих авторов, и уже хотя бы потому они являются свидетельствами субъективными. Даже беспристрастная, казалось бы, хроника писалась рукой человека, которую подталкивали эмоции, чувства. Тот результат, который даёт нам компьютер, — тоже исторический документ. И не удивительно, что он может отличаться от уже известных нам ранее и даже дополнять или опровергать их. Так почему бы не довериться машине, если она в сотни раз меньше каждого из нас подвержена чувствам и эмоциям и работает всего лишь на формальном обобщении имеющихся сведений?
— Но компьютер всё же подвержен внешнему влиянию! — взвился Павлов. — Машину можно научить, какой результат от неё требуется, дать ей необходимое количество вводной информации с тем, чтобы получить нужный результат. Или не дать никакой информации вообще!
— Мы предвидели, что вы будете сомневаться, — словно не услышал доводы Павлова Мазурчик. — Такое действительно представить непросто. Вот почему мы подготовили для вас видеозапись ещё одного эксперимента. Давай, Мирослав.
Мирослав, опёршись спиной на стену комнаты, крутил в пальцах наполовину разорванную сигарету.
— В третьем эксперименте, связанным уже с двадцатым столетием, мы ещё раз изменили исходные условия. Мы заранее выбрали героя, место действия, людей и ввели в машину пакет информации, который учитывал бы максимально все возможные обстоятельства и все известные, открытые на данное время факты. Таким образом, мы свели время показа к нескольким минутам. Согласно с поставленной задачей, компьютер проиграл нам ситуацию как бы глазами выбранной нами особы. Кстати, на сей раз мы сумели получить хоть и не очень качественное, но всё же цветное изображение. Правда, синтезатор звука так и не сработал. Одним словом, смотрите...
На экране монитора пробежали титры: “Янка Купала, он же Иван Доминикович Луцевич. Место действия: Москва, 28 июня 1942 года”. Мирон вдруг заметил, что Павлов начал заметно волноваться.
... Широкая мраморная лестница столичной гостиницы с красной ковровой дорожкой по центру, большие вазы с цветами. Лестница неспеша идёт вниз, но вскоре это движение останавливается. Резкая панорама вверх, потом опять вниз, сквозь перила в лестничный проём. Очень далеко внизу, на освещённом квадрате пола, — фигура человека с чемоданом. Следующая панорама вверх, молодая женщина, которая приближается к “объективу”. Женщина приветливо улыбается, что-то говорит и рукой показывает куда-то вверх. Панорама вслед женщине, которая спускается по лестнице, и неожиданное движение назад, к площадке между этажами. Пауза, поворот налево и направо, вновь пауза.
Неожиданный резкий поворот в сторону, крупный план мужчины среднего возраста. Мужчина про что-то спрашивает, потом отводит взгляд куда-то вверх, в глубину тёмного коридора. Панорама вслед за взглядом мужчины, но в это же мгновение экран перекрывает неестественно большая ладонь. Изображение затряслось. На экране промелькнул белый потолок, быстро проскочили перила, нога в смазанном ваксой сапоге, лестничный пролёт и ослепительно белый квадрат пола, который приближался с невероятной скоростью...
На экране возник титр “Потеря субъекта”, после чего он сделался чёрным.
— Что... что это было?.. — едва промолвил Павлов.
— Мы попытались восстановить последние мгновения жизни Янки Купалы, — тихо пояснил Кульчицкий. — Компьютер учёл всё известное про смерть поэта, все причины, которые могли к ней привести, и выдал нам вот такую версию. Показал ту ситуацию, которую мог видеть Купала собственными глазами. Понятно, при том условии, что компьютер получил всю доступную на сегодня информацию про то происшествие. Когда же появятся новые данные, как хотя бы из архивов КГБ, ситуация на экране может быть существенно иной.
— Это невозможно... — сказал Павлов и глотнул воды прямо из бутылки. — Я всё не мог догадаться: почему ну никак не воспринимаю ваши... фокусы? А теперь вот знаю: вы своими компьютерными трюками стараетесь переписать историю в собственную пользу, внести тем самым в души людей полный хаос и безверие! Предупреждаю: ваши игры опасны в идеологическом смысле, молодые вы гении!
— Но, Александр Петрович... — попробовал возразить Скоркин.
— Молчите! Вот куда, значит, идут народные деньги... Я всё прекрасно понял: сначала вы здесь, тайком от общественности, придумываете нужный вам результат, затем подгоняете под него сценарий, снимаете свои поклёпнические ролики, которые потом используют деструктивные элементы из числа националистически настроенных граждан!
— Вы что же, не верите нам?! — ужаснулся Скоркин. — Александр Петрович! А какой смысл нам обманывать?!
— Считаю, что ваша работа никому не нужна и даже вредная. Вот почему в соответствующие структуры я выйду с предложением остановить все ваши, так сказать, разработки, закрыть лабораторию, видеодокументы уничтожить и тщательно проверить весь ваш институт.
— Товарищ Павлов! — взвился Станкевич.
— Молчите, молодой человек!..
Павлов покрутил шеей, будто хотел вырваться из тесного воротника. Он тяжело дышал, его руки бегали по телу и никак не могли остановиться.
— Вам, молодые люди, необходимо крепко призадуматься. Вы только начинаете путь в науке, обязаны много полезного сделать для родины, которая вас воспитала. Но я поражаюсь вам, товарищ Мазурчик, и вам, товарищ Скоркин, удивляюсь вашей непредусмотрительности и настоящей идеологической близорукости. Кстати, Скоркин... Вы воевали?..
— Меня комиссовал военкомат. Во время войны я работал в тылу, — внезапно взволновавшись, ответил Скоркин.
— Кого-то мне ваше лицо напоминает... Вот заметил шрам на вашей голове, возле затылка. Очень похоже на пулевое ранение...
Бутылка минеральной воды треслась в руке Скоркина.
— Нет, нет!.. Это... производственная травма.
— Так вот... Вы — опытные люди, — продолжил Павлов, — и я никак не могу понять, почему вы поддержали этот иллюзион?
— Александр Петрович! — услышал Павлов голос Мирона. — И всё же мы предвидели, что вы сразу не поверите нам, поэтому...
— Хватит! — Павлов взглянул на часы. — Считаю нашу встречу законченной.
— Мы подготовили новые разработки, — упрямо продолжал Станкевич. — И чтобы переубедить вас, предлагаем вам лично поучаствовать в очередном эксперименте.
— Мне?! — растерялся Павлов. — Извините... Где-где, а в цирке мне работать ещё не приходилось. И не хочется!
— Но вы же, наверное, хорошо помните многие эпизоды собственной жизни. Вот давайте и проверим, восстановив один из них, обоснованность нашего проекта. А потом вы и скажите, насколько объективно работает компьютер, после чего и решите судьбу всего проекта.
— Когда будет машина? — Павлов повернулся к Скоркину.
— Через полчаса, — ответил тот.
— Мы успеем?
— У нас всё готово, — сказал Мирослав. — Электростанции подключены.
— Ну что же... — Павлов ещё некоторое время поколебался. — Только предупреждаю: это — ваш последний эксперимент. Вы обязаны будете ожидать, какое решение примут в верхах. Само собой разумеется, результаты и этого эксперимента являются государственной тайной.
Кульчицкий поставил свободное кресло напротив монитора.
— Садитесь сюда. Возьмите в руки дистанционный передатчик. Так, хорошо... Теперь расслабьтесь, откиньтесь на спинку кресла. Две минуты потребуются для того, чтобы информация от вас начала поступать в операционные блоки компьютера.
— Что вы задумали? — тихо спросил Мазурчик Мирона.
— Машина должна отреагировать на его эмоциональное состояние, — шёпотом объяснил тот. — Григорий Антонович, мы, безусловно, сильно рискуем. Компьютер может выдать самую неожиданную картинку, опираясь при этом на наиболее сильные импульсы его памяти. А попробуй тут догадайся, что на протяжении многих лет не даёт человеку покоя. Но если получится, у него не будет ужо никаких аргументов против... Вот вы сейчас про что думаете?
— Про хороший дождь, — напряжённо улыбнулся Мазурчик.
— Александр Петрович! — подал голос Скоркин. — Может, водички?..
— Тишина! — оборвал его Мирослав. — Мы начинаем...
По экрану пробежали титры: “Павлов Александр Петрович. Год рождения: 1913. Место действия: Минск, 14 сентября 1937 года”.
... Брусчатая городская улица, одноэтажные домики вдоль неё, подрагивая, наплывают на экран. Лица людей, которые, остановившись, изподтишка оборачиваются, бросая взгляды вслед. Панорама налево: профиль человека в военной форме, который крутит руль грузовика...
Мирослав, который стоял к экрану ближе всех, увидел, как у Павлова вытянулось лицо. Он дёрнулся, стараясь привстать, но так и остался сидеть, будто его тело крепко привязали верёвками к спинке кресла.
...Пригород закончился, дома остались сзади, дорога перешла в разбитую грунтовку и вскоре свернула налево, и на экране, постепенно приближаясь, возник лес, над которым, будто волшебные небесные ворота, распахнулась сочная радуга. Резкий поворот направо и назад, вдали промелькнула городская окраина, после чего в кадре вновь поползла дорога, ведущая к уже недалёкому лесу...
Все, кроме Павлова, вздрогнули, когда за их спинами, возле журнального столика, раздался звон разбившегося стакана.
— Это... это... — громко бормотал Скоркин, показывая пальцем на экран. — Я... был здесь!
Павлов, не обращая внимания ни на что, сидел в кресле, выпучив глаза. По монитору пробежали слова: “Идентификация объекта: урочище Куропаты”.
...Движение на экране замедлилось и наконец полностью остановилось. Открылась дверка кабины, военные с винтовками спрыгнули на землю и отбросили задний борт кузова. Из машины, будто горох, посыпались люди в штатском, в основном — мужчины. Юноша с недоумённым выражением лица, старик в ватнике с кровью на щеке, человек в строгом френче, который беспомощно оглядывается по сторонам. Военные окружили людей и погнали их вглубь леса, за высокий забор из досок. На экране возникла большая свежевыкопанная канава, потом крупным планом один из военных, который что-то произнёс прямо в экран. Изображение пошатнулось, панорама вниз. Руки с папиросой и коробкой спичек. Пыхнул огонёк, на мгновение экран затянуло дымом. Военные поставили лицами к канаве пятерых человек. Один из людей в форме что-то зачитал с бумажки. Вновь панорама вниз на руки человека, палец взводит курок нагана, после чего затылки стоящих возле канавы людей начинают медленно приближаться. Снизу на экран выплыла вытянутая рука с наганом, она дрогнула, и первый человек в штатском будто провалился вниз. Два шага в сторону, и опять повторилось тоже самое, а затем ещё раз, ещё и ещё. Резкий поворот за спину, толпа людей под густой ёлкой, окружённая военными с винтовками наперевес. Следующая пятёрка штатских, которую подталкивают прикладами, приближается к канаве. В кадре руки человека, которые набивают барабан нагана патронами, облачко папиросного дымка, которое относит ветром...
— Чёрт! — не сдержался Мирослав и ударил кулаком по панели управления компьютером. — Синтезатор звука, что ты?
И в этот же момент в лаборатории послышался дрожащий юношеский голос:
— Меня за что?!
— А тебе не всё равно теперь? — ответил ему другой, более низкий и повелительный голос, который вот уже почти час звучал в лаборатории.
Толчок рукой, и юноша отлетел к канаве, упав на колени.
— Я ни в чём не виноват! — закричал он. — Мама!..
— Заткните ему пасть! — прогремел всё тот же голос. На экране приклад винтовки с силой опустился на плечо юноши...
— Вот... Вот сейчас он меня... — Скоркин протянул к экрану руки и не мог больше произнести ни слова.
Рука с наганом поднялась, и в лаборатории резко прозвучал выстрел...
Захрипев, Павлов ничком рухнул на пол. В тот же самый момент экран монитора погас.
Двери в лабораторию распахнулись. Молодой лейтенант, отряхивая с себя воду, весело спросил:
— Там такой буря с ливнем! Можно, я здесь пережду? У вас тут так спокойно...
1989 г. (ред. 2012)
Перевод с белорусского автора — Дмитрия Подберезского.