Владислав Ивченко. Вельми поганое село

Немного разомнёмся украинским...

Не волновайтесь, фантастика наличествует.

Владислав Ивченко

Вельми поганое село

Дуже погане село, 2015

рассказ из цикла "Найкращий сищик імперії".

Как-то после очередного полёта, на протяжении коего я даже пытался делать фигуры пилотажа, мы с графиней приземлились и направились к авто, оставив аэроплан техникам. Я увидел, что Афродита чем-то озабочена, по крайней мере раньше я её такой не видел.

— Вы беспокоитесь из-за мужчины, виденного в городе? — спросил я у графини, вспомнив, что когда графиня заехала за мной в гостиницу, то в холле встретилась с неким, вельми подозрительным субъектом.

— Ваня, мы же договорились на «ты».

— Я не могу быть с дамой на «ты», уж извините. Так этот человек вас расстроил?

— Нет, Ваня, вовсе нет.

— Он выглядел подозрительно и всё время оглядывался, словно боялся слежки.

— Ну конечно, он же из революционеров! — засмеялась Афродита.

— У вас и там есть знакомые?

— Есть и там. Некоторое время я была близка с бунтовщиками.

— Вы? Почему? — удивился я.

— Во-первых, я люблю риск, а уж его там хватает. Во-вторых, — любовь, я была влюблена в того мужчину, в Алексея. Меня даже дважды арестовывали.

— Вас?

— Да, правда, отпускали. А однажды я участвовала в ограблении банка.

— Афродита, вы это серьёзно?

— Ну конечно же! В Ярославле. Мы взяли хорошую добычу, но потом один из наших людей начал нервничать, привлёк к себе внимание полиции, пришлось уходить с боем.

— Афродита, я вам не верю.

— Полагаете, женщина не может ограбить банк? — обиделась графиня.

— Вполне может. Как-то в Одессе я встречал сразу двух женщин, грабивших банки, и не только банки. Да получше настоящих грабителей. Но зачем это было делать вам, вы же богаче всякого банка?

— Тогда все деньги принадлежали отцу, у меня были лишь копейки на мелкие расходы. А в Ярославле мы взяли больше тридцати тысяч!

— И как вы избежали наказания?

— А никто до сих пор не знает, что я там была. Надеюсь, Ваня, ты тоже не будешь болтать лишнего. Тебе вообще можно доверять? — она взглянула на меня весьма серьёзно.

— Никто не жаловался.

— Не хочешь заняться одним делом? — прямо спросила графиня.

— Это вы так уходите от разговора об Алексее?

— А что о нём говорить? Пустое. Я пробыла с ним год, а потом ушла и от него, и от мятежников.

— Почему?

— Потому что я — человек свободный, не люблю никому подчиняться, а там есть ЦК, есть революционная дисциплина, надо выполнять приказы и тихо сопеть в две дырочки. Пусть бы ещё приказы были рисковые. Если бы надо было грабить банки или почтовые вагоны, я бы, может, и осталась, но приказ мог быть таким: залечь на дно на два месяца. Или организовать печать листовок. Или ещё чего в таком роде. Ну и обязательно разговоры о судьбе России, о народе. Меня от этого уже тошнило, и я ушла.

— И они позволили вам так просто уйти? — я удивился.

— А кто ж меня остановит, Ваня? — она искренне улыбнулась.

— Бунтовщики обычно не отпускают людей, тем более богатых наследниц.

— Ну, мне удалось их переубедить. Не хочу вспоминать подробности, скажу лишь, что эти товарищи испугались и больше меня не доставали. — Афродита подмигнула.

Уже в авто я спросил, о каком деле она говорила.

— Да мутная какая-то история, — скривилась графиня. — Мой приказчик из поместья под Льговом прислал мне молодую девку с просьбой её спасти.

— От кого?

— Он утверждал, что её хотели убить.

— Простую крестьянку?

— Да ещё и сироту.

— Приказчик пьёт?

— Нет, не пьёт. Точнее, не пил. После того как он отправил девку с письмом, его зарезали.

— Кто?

— Да неизвестно. Он выходил из конторы, возница его ждал. А в подъезде какой-то мужчина ударил приказчика длинным ножом. Попал в сердце, приказчик и крикнуть не успел. Упал, а убийца сбежал. Возница заждался, пошёл искать, а нашёл уже труп. Вот так.

— Что говорит полиция?

— Ограбление, у приказчика пропал кошелёк и часы.

— Но вы в это не верите?

— Не знаю, Ваня. Если бы не письмо и не девка, я бы поверила. А так всё как-то странно выглядит. Я просила бы тебя поговорить с девкой, прочитать письмо и сказать, тайна ли это, или просто чушь.

— Афродита, можете мною располагать, я уже соскучился по делам.

— Тогда завтра едем ко мне, а не на аэродром.

— Договорились, — кивнул я. — У вас есть дома оружие?

— Зачем? — удивилась Афродита.

— А ну как люди, убившие приказчика, попытаются прийти к вам?

— Ты думаешь, что всё настолько серьёзно?

— Не знаю, но лучше быть готовым к худшему. Так есть оружие?

— Нет.

— Тогда возьмите это. — Я протянул графине свой браунинг.

— Нет, не надо, Ваня, я куплю себе такой же в лавке, благодарю.

Она отвезла меня в гостиницу, где уже ожидали капитан и батюшка. Дальше пошла какая-то раздражающая кутерьма. Хорошо хоть вечером не надо было никуда идти, ибо Мельников вчера так перебрал, что сегодня у него случилось расстройство желудка и он не вылезал из уборной. Когда же я отправился отдыхать, прибежал швейцар и сказал, что меня вызывают к телефону. Срочно.

— Кто?

— Графиня Клейнмихель!

— Сейчас. — Я быстро оделся, ну не в исподнем же бежать. Спустился вниз, швейцар придвинул телефон.

— Слушаю.

— Ваня, это я, — она говорила словно спокойно, но голос чуть звенел от напряжения. — Можешь приехать?

— Конечно, сейчас.

Я вернулся в номер, накинул пальто и вышел чёрным ходом на улицу. Там остановил извозчика, назвал адрес. Впрочем, не графини, а чуть дальше. Мы проехали возле дома Клейнмихелей, ничего подозрительного я не заметил. Вернулся пешком, осмотрелся. И тогда только постучал в дверь. Открыла сама Афродита.

— Ваня, ну наконец-то! Заходи. — Она захлопнула за мной дверь. На ней была ночная рубашка с какими-то тёмными пятнами. Графиня была напряжённая, но не испуганная.

— Что случилось? — спросил я.

— Пойдём, — она провела меня по коридору в, видимо, комнату прислуги. Включила свет. И я увидел на полу тело мужчины. Тот лежал в луже собственной крови. Рядом с трупом лежала рука. Очевидно, его же. Рука сжимала длинный нож, похожий на деревенский свинорез. Я услышал всхлипывания.

— Вылезай давай, здесь Иван Карпович, он тебя защитит.

Из-под кровати вылезла девчушка лет пятнадцати, она вся дрожала и плакала.

— Что произошло? — спросил я.

— Это Алевтина, та девка из Льгова. Я позволила ей пожить в комнате прислуги. Вечером услышала крик. Прибежала, а тут человек с ножом. Пришлось его убить, — пояснила Афродита.

— Чем убить?

— Саблей, дед с Кавказа привёз. Ну, что под рукой имелось. Браунинг-то я забыла купить, — вздохнула графиня.

— А где вы научились так рубать саблей? — удивился я.

— Да был как-то у меня один знакомый гусар, он и научил. Я убивать-то не хотела. Свет зажгла, а этот на меня с ножом бросился. Ну, я даже подумать не успела. Рубанула по руке, а потом по животу. Я его потом перевернула, у него все потроха вылезли.

Девушка заплакала.

— Вы его знаете? — спросил я графиню.

— Впервые вижу.

— А ты? — я повернулся к девушке.

Она покачала головой и продолжила рыдать. Я взял её за руку и мы поднялись на второй этаж, где Афродита засветила небольшую лампу, невидную с улицы. И то, а вдруг убивец не один?

— Теперь рассказывай, что произошло. — Я сел перед девушкой и ободряюще улыбнулся. — Графиня, дайте ей одеяло, она вся дрожит.

Укутав девушку, Афродита принесла рюмку портвейну. Девушка выпила и немного успокоилась.

— Так расскажи, что же случилось, — попросил я.

— Я спала. Под кроватью. А он пришёл и ножом бить начал! — девушка скривилась.

— Почему же ты спала под кроватью, а не на кровати?

— Боялась я. Знала, что придут, я и госпоже Афродите об этом говорила!

— Говорила, что те люди найдут её и убьют, — кивнула графиня. — Но я, честно говоря, не поверила. Приказала отдыхать и ничего не бояться, тем более, если уж за дело взялся сам Иван Карпович!

— Так ты была под кроватью, когда тот человек зашёл?

— Да. Я услышала шаги, прижалась к стенке. Он подошёл. Я закинула на кровать одеяло и подушку, чтобы он подумал, что лежит кто-то. Он и ударил! Я закричала! — девушка снова заплакала. Графиня успокаивающе обняла её и продолжила рассказ.

— Ударил со всей силы, думал, что она на кровати, хотел пронзить её ножом, прямо в сердце. Нож пробил одеяло, пронзил панцирную сетку и воткнулся в пол. Так сильно, что убивец не смог сразу выдернуть. Алевтина из-под кровати пролезла под стол и продолжала кричать, злодей наконец вырвал нож из пола, но тут прибежала я. Он на меня и бросился. Ну, что было дальше, ты, Ваня, уже знаешь.

— Как тать проник в дом?

— Сломал замок чёрного хода. Я там сейчас шкаф подтянула, чтобы никто больше не залез. Что с телом делать будем? — вопросила Афродита.

— Пока не знаю. Девочка, расскажи, с чего ты боялась, что тебя убивать будут? — спросил я у бедняжки, но та только расплакалась.

— Ваня, расскажу я, историю-то я слышала. А ты потом спросишь у неё какие-то детали, — предложила графиня.

— Начинайте.

— Алевтина — сирота. Но в Коржовке у неё тётка есть, она там и жила до десяти лет, пока приказчик в прислугу не взял. Так вот, однажды Алевтина отпросилась у приказчика и поехала в Коржовку. Там где-то вёрст двадцать, пешком далеко, так она договорилась с мужиком одним, что с базара возвращался, чтобы подвёз. Они поехали, дождь случился, похолодало, а потом ось на телеге сломалась. Мужик сказал, что ночевать надо. Алевтина-то всего на два дня отпросилась, поэтому решила добираться пешком. Да и мужик ехал дальней дорогой, а можно было пойти напрямик через село Подребровое, четверть пути выгадать можно. Ну и пошла. Но из-за дождя дорогу развезло, и когда она дошла до Подребрового, то поняла, что сил идти дальше нет. Так, Аля? — спросила Афродита.

Девушка кивнула.

— Она постучалась в первый же дом, попросилась переночевать. Её пустили, напоили чаем, накормили похлёбкой горячей. Расспросили, кто она, откуда идёт и куда. Затем разрешили прилечь на скамье возле печки. Тут в дом снова постучали. Трое путников. Одного из них Алевтина знала, тот из Коржовки был. Алевтина испугалась и спряталась в тёмном углу.

— А почему ты его испугалась? — спросил я, но девушка только пуще зарыдала.

— Ну, он несколько раз приставал к ней в Коржовке, за руки хватал. В кусты тащил. Так она испугалась и спряталась. Прибывших тоже расспросили, накормили, положили на печке, а сами хозяева, муж с женой, легли в комнате. Алевтина слышала, как путники шептались между собой, что главное не засыпать, и пусть эти подребровские только полезут, ножи у путников найдутся. Уснула и Алевтина, но среди ночи услышала хрип, и что-то тёплое брызнуло на лицо. Она почувствовала запах крови и услышала возню на печи. Хозяин дома прошептал жене, что всех зарезал, и пусть та займётся малой. Хозяйка пошла к скамейке, где положили Алевтину, а в руке держала нож. Ударила им по одёжке, что Алевтина оставила на скамейке. Девушка завизжала и бросилась бежать. Выскочила в сени, но дверь закрыта была. Увидела в темноте лестницу на чердак. Взобралась, да ещё и крышкой люка по голове хозяина ударила, тот за ней с ножом лез. Хозяин упал на пол и заверещал, она же продрала кровлю, выскочила на крышу, спрыгнула на землю и побежала. Дождь, ночь... Алевтина бежала, не останавливаясь, до самого утра. Не понимала, куда бежит, просто бежала. Уже утром добралась до железной дороги. Там её подобрали жандармы и доставили во Льгов. Она всё рассказала приказчику, но тот не поверил. Ибо как такое может быть, что мирные крестьяне убивают дома путников? Но на следующий день стало известно, что сгорела изба Алевтининой тётки, вместе со всей семьёй. Все удивлялись, что погибшие не пытались сбежать из дома, а просто лежали в сенях на полу, где впоследствии и нашли обгоревшие тела. Дело смутное, но в полиции скандала не хотели, решили, что пожар случился от вспыхнувшего керосину.

— И то, семья крестьянская, одной меньше, другой больше... — кивнул я.

— Но приказчик мой, он был человеком умным, хоть и горбун...

— Горбун?

— Да, в детстве упал на спину, и горб расти начал. Но умный, ответственный, не пьянствовал. Так вот он, видимо, что-то заподозрил, ибо как услышал о гибели тётки, так сразу отвёл Алевтину на вокзал, посадил в поезд, дал немного денег и письмо ко мне с просьбой спрятать сироту. Я, когда прочитала, так только удивилась, думала, что навыдумывал приказчик бог весть чего. И тут телеграмма приходит, что убили его. Ну, тогда я и решила, что дело-то серьёзное. Теперь вижу, правильно решила. Что происходит, Ваня?

— Не знаю. Посидите с девушкой, я сейчас.

Спустился вниз, оглядел труп. Поискал метки какие, татуировки, но ничего не нашёл. На вид обычный мужик, руки мозолистые, среднего роста, крепкий. На ноже тоже никаких знаков. Проверил карманы — малость денег, да и всё.

— Что там? — вопросила Афродита, спустившись ко мне. Она смотрела на труп спокойно, будто на мебель.

— Да ничего интересного.

— Что делать? Вызвать полицию?

— Думаю, не стоит.

— Почему? Я не боюсь полиции, у меня есть связи...

— Не в том дело, просто может подняться шум, богатая наследница грабителя зарубила! Об этом все газеты напишут. А сейчас лучше не привлекать внимания.

— Тогда что?

— Решим позже. Пока же хочу ещё поболтать с девушкой.

Поговорил, та немного успокоилась, но ничего нового не рассказала. Дело было тёмным и опасным.

— Графиня, а где ваше авто?

— В гараже за домом.

— Пойдём.

Я держал браунинг наготове, ибо ночной тать мог быть не один. Но обошлось. Афродита выехала на авто, я загрузил тело в багажник, тронулись. Алевтина не захотела остаться в доме одна и поехала с нами. Мы вывезли тело за город, в лес, там я его оттащил подальше. Вернулись. Девушку отослали спать, я проверил все комнаты. Никого не было.

— Афродита, я могу ошибаться, но вам грозит опасность.

— Что делать? — спросила графиня.

— Вам надо спрятаться.

— Я никогда не пряталась и не буду прятаться! Убила одного, убью и следующих. — Она говорила спокойно, без экзальтики.

— Афо, я верю, что вы можете дать убийцам отпор, но они могут напасть внезапно. Я не знаю, чего от них ждать, и кто эти люди, но вижу, что они готовы на всё, лишь бы уничтожить свидетелей своих злодеяний.

— Ты слышал о чём-то подобном?

— Знавал я одну секту, что людей ели. Но просто так они не убивали, у них ритуалы были, кровавые, к тому же жертв предварительно откармливали.

— Ты сейчас серьёзно?

— Вполне. Поведение этих убийц — другое. Надо разобраться. Так что надо выехать на место, под Льгов. Можете отпросить меня дня на три у контрразведки?

— Завтра попробую.

— А сами поезжайте куда-нибудь. Лучше как можно дальше.

— Я не привыкла убегать...

— Дорогая Афо, это не побег, это — манёвр, что позволит одержать победу.

— Ваня, я и не такое видела, я никуда не поеду! Не хочу чего-то бояться! — она была упряма.

— Хорошо, попробую объяснить по-другому. Вот вы, Афо, одна из лучших авиатрис Империи. Да?

— При чём это здесь?

— Даже меня авиаторской премудрости обучили. И вот скажите, Афо, если бы я в полёте вместо исполнения команды вашей, начал рассказывать, что сам всё знаю, что бы вы сделали?

— Дала бы по голове.

— Афо, я — лучший сыщик Империи, видел много опасностей, поэтому прошу вас — послушайте меня. Выедите из Петрограда, отдохните, а я всё выясню и обезврежу опасность. Поверьте, так будет лучше.

Она задумалась, потом кивнула.

— Хорошо, Ваня. Но куда мне поехать?

— Например, в Крым. Там у меня есть знакомые татары, у них будет безопасно.

— Ну, я давно в Крыму не была, так чего бы и не съездить?

— Спасибо, Афо. Сейчас напишу письмо моим знакомым.

Я написал Бекиру-чабану, чьи стада паслись на Караби-яйле. Попросил принять Афродиту, как мою сестру, обратив особое внимание на безопасность. На следующий день графиня задействовала свои связи, и мне был предоставлен трёхдневный отпуск. Я посадил Афродиту и Алевтину в поезд до Симферополя, а сам поехал во Льгов. Там покрутился на базаре, расспросил в кабаке местных мужичков о Подребровом. Оказалось, что село зажиточное, хотя с чего — непонятно, потому как вокруг болота, пашни мало. На заработки тамошние мужики не ходят, сидят дома, держат трактиры при дороге, раньше главной, торговой. Правда, сейчас в упадок приходит ввиду дороги железной. Двое мужиков о Подребровом рассказывали спокойно, а третий испугался. Пришлось ещё водки купить, чтобы он, уже совсем пьяный, рассказал, что ходят про село то сплетни тёмные, там лучше не ночевать и с местными не задеваться, ибо беда будет. Но почему не ночевать и от чего беда, объяснить не смог, говорил только, что люди плохие, и нервничал. Потом враз засобирался и отправился куда-то, шатаясь. Я за ним подался, увидел, как он нашёл двух каких-то извозчиков, начал им рассказывать что-то. Те схватили его под руки, да и потащили в трактир, видимо, чтобы меня показал. А я позади встал, мужик меня не увидел, получил пинков. Те двое ушли. Я за ними. Они сели в свои повозки и покатили себе.

Я спросил у местных извозчиков, отвезут ли в Коржовку через Подребровое. Один согласился, повёз. По дороге я о селее расспрашивал, но ничего существенного не узнал. Извозчик явно чего-то опасался, не договаривал. Проехали мы тем Подребровым. Действительно зажиточное село, избы все новые, кое-где даже железом крытые. На улице собралось несколько десятков мужиков, гомонивших о чём-то. Были там и двое со Льгову. Рассказывали, видать, обо мне. Когда мимо проезжали, то мужики глядели так, что аж страшно стало. Возница коня хлестнул.

— Да не спеши, успеем, — сказал я.

— Да ну их, — испуганно ответил возница.

Доехали до Коржовки, там я переночевал, расспросил местных о сгоревшей избе. Рассказывали неохотно, говорили, что дело тёмное, странно, что люди на пол легли ровненько, а не бежали от огня. Кто-то вспомнил, что вечером подребровских мужиков видели неподалёку. А что здесь делали — неизвестно. Не хотели местные о соседях говорить. Только спрошу, кривились и уходили. Пускай их. Вечером я собирался пойти к Подреброву, приглядеть за селом. А перед тем попросился на сеновал к одному крестьянину поспать. Уснул, согрелся, отдохнул. Проснулся уже далеко после обеда, полез из сеновала на улицу, тут мне по голове и вдарили. Я потерял сознание.

Открыл глаза, понял, что на телеге лежу. Везли меня куда-то, сеном прикрыв. Связан, с кляпом во рту. Разговаривали между собой, судя по голосам, трое мужиков. Хоть и не видел, но понял, что из Подребрового они. Болтали, что надо меня допросить и выяснить, не из полиции ли я, для чего про село их расспрашивал. Ну, они гуторили, а я понемногу правую ногу подтянул, ибо там нож был в сапоге. Мужики браунинг мой нашли и успокоились. Подумали, что если у человека пистолет на кармане, то разве будет он нож в сапоге носить? А я таки носил, только как его достать, со связанными руками? Причём, за спиной связанными. Но жить хотелось, понимал хорошо, что ежели ни достану, то полный гембель мне будет. Выгнулся как мог, скрутился, словно тот циркач, нащупал кончиками пальцев нож, понемногу вытащил. Хорошо, что дорога плохая, телегу трясло, мои усердия заметны не были. Начал ножом верёвки резать. Ото ж мука была, несподъёмная. Тут зараз и голова начала болеть, досталось ей. Еле-еле разрезал верёвку на руках. Стал думать, как бы с похитителями разобраться.

— Ну вот и село уже, — сказал один из них, и я понял, что времени не осталось. Вывернулся под сеном и ударил ногами. Двое мужиков сидели на передке, а третий на коне рядом гарцевал. Ногами я попал в спины, мужики аж взлетели с телеги, вскочил, чтобы третьего снять, а тот коня поддал и помчался к селу, что уже рядом, в котловине виднелось.

— Тревога! Тревога! — кричит.

Сбитые оправились и бросились ко мне с ножами. Хорошо, что сгоряча о моём браунинге не вспомнили. Первый подбежал, я с телеги спрыгнул, ударил ножом в спину. Ойкнул тот и кончился. Я нож из спины вырвал и встал против второго. У меня нож широкий и короткий, а у того узкий и длинный, у всех у них ножи такие. Он рукой машет, а я от него отскакиваю, он ещё, и я ещё, да попал сапогом в лужу, нога в грязи и увязла. Тот снова на меня, хотел в лужу дальше загнать, я сделал шаг назад, потом носком грязи подцепил и плеснул. В лицо целился, в глаза попал, мужик левой рукой давай их протирать, а правой машет, меня не пускает. Я его нож на свой поймал, а сам ногой в живот ударил. Скрутился он, захрипел, тут я ножом в шею. Присел браунинг поискать, вижу, что из села с десяток всадников несётся. Я в телегу, развернулся и давай лошадей гнать. На телеге от всадников тяжко драть, но ничего другого не оставалось. Только разогнался, так колесо в выбоину влетело и отвалилось, телега перевернулась, я кувырком. Хорошо хоть не на дорогу, где бы точно убился, а в поле. Прокатился по земле, вскочил, побежал. А осень же на дворе, земля водой набралась, ноги то вязнут, то скользят. Хорошо хоть лесок впереди был. Я до него добежал, когда уже лошади мне в спину дышали.

Нырнул в кусты, пополз по земле, скатился в какую-то яму, рванул дальше. Позади слышались голоса. Да много. Видимо, из села подкрепление подоспело.

— К болотам гони! К болотам! — кричали сзади.

Я вспомнил карту. Вокруг села полно болот на десятки вёрст. Надо убежать, вырваться из окружения. Если бы летом, можно было бы взобраться на дерево и спрятаться в ветвях. А сейчас разве зарыться в палой листве. Пропустить преследователей, прокрасться к дороге, а там или ждать, или бежать, а может, и убить кого из всадников и верхом убраться. Я увидел сваленное бурей дерево, упавшее на яму. Залезть туда, присыпаться листьями и надеяться, что повезёт…

И тут позади послышался лай собак. Не повезёт. Я вскочил и помчался дальше. Пытался бежать вдоль дороги, чтобы не уйти в болото. Но потом крики и лай послышались впереди. Подребровские мужики окружали меня. Я бросился в сторону. Болото, но что оставалось? Я бежал изо всех сил, в руке держал нож. Выбежал на дорогу. Видно было, что по ней частенько ездили. Куда? Впереди же болото! И почему дороги не было на карте? Я побежал по ней. А что как это какой-то тайный проход через трясину? Спасение! Я бежал изо всех сил, голоса и лай собак слышались позади, слева и справа. Только там, куда я бежал, было тихо. Я поверил дороге, широкой и накатанной, она не могла вести в болото! Я бежал из последних сил, и вот лес закончился. И дорога тоже. Впереди была только трясина. Никаких следов дороги или хотя бы тропы. Болото. Я топтался на месте, позади слышались голоса преследователей. Они приближались, лай был совсем рядом.

Я снял правый сапог, отрезал голенище. Разрезал, скрутил в трубочку и рванул в болото. Начал вязнуть с первого же шага, потом порезанный сапог слетел, я дёрнулся дальше, провалился по пояс, лез вперёд, но не от чего было оттолкнуться, рванулся раз, другой, а потом провалился по грудь и стал тонуть. Замер, ибо если в болоте дёргаться, то затянет сильнее. Медленно тонул и слышал лай уже рядом. Опустил голову в чёрную грязь болота. Приставил голенище, свёрнутое в трубочку ко рту, начал дышать сквозь него. Длина трубочки вышла в локоть. Если погружусь глубже, то захлебнусь. Я пытался успокоить дыхание, чтобы не сопеть. Сверху стихали крики и лай, ибо я постепенно погружался всё глубже. Очень неторопливо, на палец, ещё на палец, ещё. Это было невыносимо, будто меня резали на куски. Душила паника, я начал задыхаться. Хотелось вытянуть ноги в надежде достать дна, какой-нибудь тверди, что меня спасёт. Но каждое движение только ускорило бы утопление. А когда болотная жижа перельётся через край трубки и потечёт мне в рот, я не смогу выпрыгнуть, не смогу вдохнуть воздух и пожить ещё чутка, пока меня не убьют преследователи! Я останусь в этой ледяной темноте и сгину здесь, никем не найденный! Графиня удивится, куда я делся, а хуже всего, я не обезопасил её от убийц! Допрыгался, Ваня!

Паника и погружение. Вот-вот трубка из голенища должна была закончиться. Терять мне было уже нечего. И я вытянул ноги. Ничего! Грязь потекла в трубку. Я забил ногами, и неожиданно босая нога во что-то упёрлась! Камень или столбик, но что-то твёрдое! Я упёрся, боясь, что опора окажется слабой и рассыплется, но она выдержала! Я больше не погружался, даже немного приподнялся, но трубка была забита налившейся сверху жижей. Я не мог выплюнуть её, потому что это привлекло бы внимание преследователей. Тогда я её проглотил! Чёрную болотную жижу, отвратительную на вкус. Я сглотнул, меня затошнило, но я мог дышать! Я стоял Бог весть на чём, что-то странное было под ногой, непонятное, но я стоял! И дышал! У меня появился шанс!

И я начал молиться, благодарить Господа за спасение, хотя и не был уверен, что не поспешил. Возможно, и поторопился. Но мне надо было отвлечься от окружившего меня холода. Болото было холодное, жижа быстро впиталась в одежду и начала морозить. Холодно, очень холодно, холод сжимал меня. Вырваться, вылезти отсюда, попасть в тёплое место, припасть к какой-нибудь печке и греться, греться! Только всё дело в том, что я не знал, как отсюда вырваться. Я не мог сделать это тихо. Не мог вынырнуть, посмотреть, что делается вокруг. Единственный шанс — изо всех сил оттолкнуться от опоры и вынырнуть на поверхность, а потом уже выбираться к краю болота. Это невозможно сделать тихо. Если кто-то из преследователей будет рядом, то услышит. Собаки могут слышать издалека. Прибегут, и тогда точно гибель. О том, что у меня нет сухой одежды и долго не будет ещё никакой печки, я не думал. Сейчас только дышать в трубку и терпеть, пока смогу. Холодно, холодно, трудно дышать, холодно...

Не знаю, сколько я продержался. Мне показалось, что очень долго, но, возможно, прошло всего несколько минут. Время ведь может растягиваться и сжиматься. Я не мог больше выносить холод, он истощил меня, лишил терпения. Изо всех сил я оттолкнулся от опоры, но нога коварно скользнула, и я лишь провалился ниже, трубка выскользнула изо рта, я забился, пытаясь нащупать опору, но только глубже увяз. Страх смерти затмил даже холод, Холод отступил перед гибелью, я сражался из последних сил, и чем больше бултыхался, тем глубже погружался. Это был конец, но я дрался до последнего, само тело боролось за жизнь!

Я задел что-то рукой, нечто твёрдое! Обхватил, оперся, полез вверх, поставил обе ноги на эту загадочную опору, а потом из последних сил оттолкнулся и рванулся вверх, к воздуху! Моё тело пробило чёрный пласт жижи, и каким-то невероятным способом я вынырнул на поверхность! Схватил воздух разинутым ртом, шлёпнулся обратно в трясину и сразу стал тонуть. Я не успел заметить, есть ли кто-то поблизости, слышны ли голоса и лай, главное было вылезти из болота. Снова начал погружаться, нащупал ногами опору, ещё рывок. На этот раз я вынырнул, вдохнул и запрокинул голову назад. Надо было распластаться по поверхности, тогда у меня был бы шанс. С первого раза не вышло, я тонул, искал ногами опору и не находил, глубже и глубже! Воздух, холод, руки во все стороны. Ага, вот оно! Зацепился, подтянулся, упёрся ногами, рванулся! Я снова на поверхности, вдохнул, завалился вперёд и изо всех сил погрёб. Я сдвинулся с места, я тонул, но плыл, плыл! Не плыл, неуклюже пластал по поверхности жижи, не успевавшей захлестнуть меня и утащить в своё чёрное нутро.

Я бил грязь ногами и руками, ревел и полз. Не знаю, каким чудом, но я смог преодолеть несколько метров до края болота, вылез на берег, скорчился и задрожал. Холодно и страшно. Сознание покинуло меня. Голова не выдержала напряжения. Когда очнулся, вокруг было тихо. Лишь где-то вдали слышался лай. Я закашлялся. Замёрз. Надо было что-то делать, холод был ужасен. Снял одежду. Всю. Исподнее просто выжал, а с верхней одежды долго сбивал болотную грязь, потом тоже выкрутил и надел. Теплее не стало. Поздняя осень, холодные ночи. Чтобы выжить, надо бежать, надо заставить тело согреться. И я побежал. Босиком, ибо сапоги остались в болоте. Побежал по лесу. Подальше от дороги, вдруг мои преследователи не поверили в моё утопление. В лесу было темно. Ноги сбил я быстро, но не остановился. Бежал, бежал и бежал. Не знаю, сколько времени прошло, но лес закончился. Начался луг. Бежал им. Дальше, дальше. Ветер, холодный ветер, пронзал меня, словно иголками. Главное было не заблудиться. Я отыскал Полярную звезду в небе, указывающую север. Вспомнил карту. Представил, где примерно я нахожусь. Да, от Подребрового я удалялся. Всё это на бегу. Бег и бег. Так до самого утра. Мимо случились две деревни, но я обежал их, там меня могли снова сдать преследователям. Подальше, подальше от проклятого Подребрового!

Только утром, наткнувшись на небольшой хутор, остановился. Сил боле не было, да и похож я был на чёрта, только людей пугать. Постучал в дверь. Сказал хозяевам, что приказчик из Курска, напился и едва не утоп в болоте.

— Слышь, паря, да болот-то у нас нет! Ближайшие аж возле Подребрового! — удивился старый хозяин.

— Ну не болото, может, лужа просто большая или пруд. Я с пьяных глаз и не разобрал! — соврал я. — Баня есть у вас? Спасай, отец, плохо мне, простудился, помру ещё!

— Есть баня, сейчас натоплю. А ты пока обмойся у колодца, ведь грязный, как чёрт.

Я подошёл к колодцу, разделся и облился водой. Вода была ледяная, но я не чувствовал её. Едва добрался до бани, залез на верхнюю полку и задрожал. Было очень холодно.

— Батя, поддай пару! Поддай! Я заплачу, побольше пару!

— Даю, даю, сейчас согреешься.

Старик суетился за дверью у печки, потом зашёл ко мне, плеснул водой на камни. Повалил густой пар.

— Грейся! И не пей больше! — сказал старик.

— Холодно, батя, холодно! — дрожал я, даже пар казался мне холодным.

Опять потерял сознание. Мог и угореть, но дед заметил, вытащил меня, отнёс в дом, поклал на печь. Там зерно сушилось, так он меня зарыл и печь изрядно протопил. Я проспал в тёплом зерне двое суток. Проснулся, что старик меня по щекам хлопал.

— Паря, живой хоть?

— Живой.

Слез с печи, долго не мог понять, где я и что здесь делаю. Старик объяснил. Дал мне мою одежду, выстиранную и высушенную.

— Сапогов у тя не было, утопил, видимо, — пояснил дед. — Мои на тебя малы будут. Валенки могу дать, да размокнут враз.

— А далёко до Льгова?

— Да уж далековато.

— А до железной дороги?

— Вёрст десять.

— Не дойду я, батя. Отвези меня. Я тебя не забуду, ты же мне жизнь спас. Отплачу, не сомневайся.

— Да ладно, отвезу. Только завтра, ибо слабой ты сейчас. Поешь и ложись спать, силов набирайся.

Я ел, а сам всё ждал стук копыт. Не доверял старику. Не на печь полез, а на чердак, чтобы сбежать если что. Но никто так и не явился, а утром дед свёз на станцию. Там я дал телеграмму в Крым, господину Бекиру, у кого Афродита гостила. Ответили мне довольно быстро. После обеда из Льгова, из конторы графини, передали поездом конверт с деньгами. Сто рублей я старику дал.

— Да ты что, паря, я таких деньгов никогда в руках не держал! — испугался тот.

— Бери, батя, я тебе больше должен. И заплачу ещё, а пока это возьми.

Сам я отправился в Курск, купил там доброго коня. С тем и вернулся к Подреброву. В само село не ткнулся, но вокруг поездил, посмотрел, что и как. А тут и телеграмма пришла от графини, что ждёт она. Я хотел сам всё сделать, но раз так, то уехал. На вокзале в Симферополе ждали меня верховые татары. Спросил у них про господина Бекира.

— А вы Иван Карпович? — спросили они и вытянулись, словно рядовые перед генералом.

— Иван Карпович, — сказал я.

— Вы нам и надобны. Просимо, — подвели коня и сопроводили в деревню, где дом господина Бекира. Он лично меня встретил.

— Здравствуйте, Иван Карпович, — обнялся со мной. — А мы с графиней уже волноваемся за вас.

— Она как?

— Всё хорошо, но просьба ваша относительно безопасности оказалась весьма предусмотрительной.

— На неё напали?

— Да, ажно трое. Хорошо, что мои люди заметили их чуть раньше и следили, так что графиня не пострадала.

— Взяли их?

— Увы, только одного. Двое других так бились, да ещё с ножами, что пришлось их пристрелить.

— Можно пообщаться с уцелевшим гостем?

— Можно. Но, Иван Карпович, что за игру вы ведёте? Я бы не хотел встревать в чужую войну, — сказал господин Бекир. Считался он в горах местных человеком почтенным, контрабандистом, но осторожным.

— Я тоже не хотел и обещаю, господин Бекир, что самостоятельно закрою это дело и оно вас больше не побеспокоит.

— Ну, Иван Карпович, если надо, я готов помочь, но должен знать, что творится.

— Я и сам не знаю. Может, гость нам расскажет?

— Может. Пойдём.

Господин Бекир повёл меня в подвал своего дома. Глубокий, выложенный каменными глыбами. В подвале, в небольшом помещении, валялся окровавленный парень.

— Он не хотел говорить, поэтому моим людям пришлось поработать с ним. Сейчас он готов рассказать всё, как на исповеди, — пояснил господин Бекир. — Ты же всё нам скажешь?

Парень испуганно закивал головой. Сломался. И всё рассказал. О старинном селе Подребровое, уже не одну сотню лет живущим удивительным промыслом — убийствами и грабежами путников на торговой дороге. Каждый житель села был задействован в сём кровавом деле. Дети следили за путниками, женщины варили еду со снотворным, а мужчины убивали уснувших ударами длинных ножей прямо в сердце. Убивали осторожно, чтобы не было прямых доказательств, что человек сгинул именно в Подребровом. Никогда не оставляли свидетелей. Поэтому до смерти искали всё видевшую Алевтину, дабы до полиции не донесла.

— Целое село убивцев? Иван Карпович, да правда ли это? — удивился господин Бекир.

— Где-то сорок дворов татей, — кивнул я и спросил парня:

— Куда вы деваете тела убиенных?

— Вывозим к болоту.

— И сколько вы убиваете?

— Раньше по несколько человек в день бывало. Но как построили железную дорогу, то людей по пути ходить меньше стало. Ну два-три в неделю. Нам пришлось на станции караулить, чтобы людей завлечь.

— Почему вы начали охотиться на графиню?

— Дык она ту девку приютила, а знамо и о нас прослышать могла.

— А как вы узнали, что она в Крыму?

— Она дала телеграмму в Льговскую контору. Просила узнать о каком-то исчезнувшем. Мы человека в конторе подкупили, тот и известил о телеграмме. Ну мы и сюда…

Парню было трудно говорить, губы у него опухли, да и зубов недоставало.

— Ваши люди снова приедут сюда? — спросил я.

— Да, пока графиня будет жива, наши не успокоятся.

— Тогда придётся успокоить их, — скривился я.

— А что вы сделаете? Полиция имеет свою долю и нас не тронет, — парень усмехнулся. — Отпустите меня. И девку отдайте. Пообещайте молчать, и тогда мы забудем о вас с графиней.

Тут и я улыбнулся:

— Никогда я не договаривался с убивцами и начинать не собираюсь.

— Инче мы убьём графиню! И тебя, если ты станешь у нас на пути!

— Кажется, он угрожает вам, Иван Карпович, — удивился господин Бекир.

— Ага. Видимо, твои парни слишком сильно били его по голове.

— Вам придётся договориться! Или умереть! — захрипел парень.

— Скольких ты убил? — спросил я.

— Что? — он взглянул на меня.

— Когда ты начал убивать и скольких ты убил?

— Начал в двенадцать лет. Сначала просто помогал, дорезал, потом уже сам работал. Убивать тоже надо уметь, — парень усмехнулся. — Теперь на мне сорок три трупа. Осталось семь.

— Для чего? — спросил я.

— Чтобы я мог жениться. Полсотни убитых значат, что ты стал мужчиной, и жениться можно. Невеста-то у меня есть, — он улыбнулся. — Вам придётся договариваться. Если не хотите отведать наших ножей.

— Должен тебя разочаровать, паря, — сказал я ему. — Господин Бекир, мне всё ясно, можем идти.

— Стой! Куда? Наши вас убьют! Стой! — он кричал, но дверь закрылась, а в коридоре его почти не было слышно.

— Иван Карпович, вы ошибки не делаете? — спросил хозяин. — Иногда бывает выгоднее договориться.

— Иногда выгоднее не считать выгоду, — заверил я.

— Но они же будут искать вас. Целое село хладнокровных убийц! Зачем вам такая война?

— Войны не будет, будет резня.

— Вы истребите всё село? — удивился господин Бекир.

— Всё. А где графиня?

— Она отдыхает в горах, под надёжной охраной.

— Мне надо её увидеть. И сегодня мы уедем. Убийцы будут знать об этом и больше не явятся к вам.

— Можете не спешить и воспользоваться моим гостеприимством.

— Спасибо, господин Бекир. Если вы не против, пусть Алевтина пока останется у вас. А я вынужден спешить.

Меня отвезли к графине. Афродита, увидев меня, подбежала и обняла.

— Господи, Ваня, я тут схожу с ума из-за тебя! Куда ты исчез?

— Дела были, Афо.

— Я боялась, что тебя убили.

— Они были близки к этому, но мне свезло.

— И что теперь?

— Теперь нужно перевернуть страницу.

— Это как? — удивилась Афродита.

— Во-первых, мне нужно продлить отпуск в контрразведке.

— Я уже это сделала, у тебя есть неделя.

— Хорошо. Во-вторых, нам нужен динамит, несколько сотен свинорезов, моток проволоки, аэроплан и сабля.

— Интересный набор, Ваня, мне нравится! — восхитилась графиня.

— В-третьих, мне надо поехать к морю.

— Для чего?

— Да проведать кое-кого.

— Женщину? — взревновала Афродита.

— Графиня, мне сейчас не до женщин.

— Тогда можно я поеду с тобой?

— Пожалуй, мне так будет спокойнее, ибо смогу за вами приглядеть. Только не давайте телеграмм в свои конторы.

— Не буду.

Мы поехали верхом через яйлу к побережью. Афродита курила сигарету.

— Ваня, а ты меня удивил! — засмеялась графиня.

— Чем?

— Своими связями.

— Мои связи — пустяк по сравнению с вашими, графиня.

— Но я из древнего рода, я наследница отцовских миллионов. Так связи иметь нетрудно. А вот как ты, простой крестьянский парень, добился, что татарские контрабандисты с тобой на «вы» и выполняют любые просьбы?

— Вы преувеличиваете, Афо.

— Нисколько, Ваня, нисколько. Теперь уже и я в восхищении. Может, расскажешь свой замечательный план, что будет с татями?

— Расскажу, но чуть позже, когда выясню, смогу ли достать то, без чего план не может сработать, — пообещал я.

— У тебя ещё много тайн, Ваня?

— У каждого человека достаточно тайн, Афо.

Она выпустила клуб дыма и улыбнулась.

В Крыму я нашёл штабс-капитана Ивлева, знакомого авиатора, с кем имел дело во время немецкого наступления. Сейчас Ивлев был ранен и был на излечении в офицерском санатории. Он уже ходил сам, раны заживали.

— Вижу, что вы приехали по делу, — усмехнулся Ивлев. — Что вам нужно?

— Я хотел поинтересоваться за ту канистру с газом, прихваченную вами в немецком тылу, когда мы ликвидировали прорыв трупаков. Помните?

— Помню. Слава Богу, она не понадобилась, ибо немцы больше не использовали против нас мёртвых солдат.

— Канистра сохранилась?

— Да, я отправил её домой и приказал хорошо укрыть.

— Штабс-капитан, она мне нужна.

— Иван Карпович, для чего?

— Очень нужна, поверьте.

Он задумался.

— Это опасная вещь, Иван Карпович.

— Разумеется. Я же видел газ в действии.

— И она в самом деле вам необходима?

— Так.

— Хорошо, я напишу письмо, её вышлют.

— Нет, я сам заеду к вашим. Дело очень срочное.

— Как скажите, Иван Карпович. Может, отдохнёте вместе с графиней, я вельми рад её видеть?

— Сейчас не могу, мы очень спешим. Возможно, позже. А вы выздоравливайте. — Я пожал ему руку и поспешил в Симферополь.

Там мы с графиней сели на поезд. Следующие дни были посвящены подготовке моего плана. Мы закупили всё необходимое, посетили бельгийские мастерские в Сумах, выполнявшие мой заказ, наняли подрывников. Афродита задействовала свои связи, и мы получили двадцать пудов динамиту. Мы нигде не останавливались дольше, чем на ночь, постоянно путая следы. Я всегда проверял, нет ли за нами хвоста, так что убийцы нас так и не настигли. А ещё учился работать с саблей. Графиня словно родилась с клинком в руке, и охотно давала мне уроки.

— Ваня, а ты умеешь держать интригу! Что происходит? Зачем все эти многочисленные приготовления, что встали уже в семь тысяч рублей? — как-то спросила графиня.

— Всё для того, чтобы мы могли спать спокойно и не бояться убийц, Афо.

— И когда же наступят сии чудесные времена, Ваня?

— Уже завтра, уже завтра. Так что отдохните сегодня хорошо, а я пойду в последний раз всё проверю.

На следующее утро мы прибыли на небольшую станцию подо Льговом. Там ожидали три повозки, нанятые из дальних деревень. Мы перегрузили добро из вагона на повозки. Я повторил с подрывниками детали плана, показал всё на карте. Мы отправились к болоту, где я едва не утоп. Две телеги со взрывчаткой и взрывателями остались позади, у плотины, державшей уровень воды в болоте.

— Ваня, зачем делать плотину для болота? — удивилась графиня.

— Есть такое выражение, Афо: концы в воду. Это болото создали именно для укрывания грехов, — ответил я и приказал выгрузить из телеги странное творение бельгийских мастеров, сделанное по моим чертежам. Наполовину лодка, наполовину сани, с двумя двигателями от аэропланов, установленными спина к спине. Лопасти на пропеллерах были установлены так, чтобы гнать воздух вперёд.

— Что это за уродина, Ваня? — удивилась графиня, когда был стянут брезент.

— Сейчас увидите. Прошу на борт. — Я включил задний двигатель, прибавил обороты, и наша лодка-сани поплыла по поверхности болота. Двигатель можно было поворачивать, с его помощью я управлял направлением движения. Мы неторопливо ползли по болоту. Где-то по версте за час. Под лодкой плескалась чёрная вода болота, я до сих пор чувствовал её вкус, и мне становилось холодно, хоть я был одет в тёплый тулуп. Но грела меня мыль о возмездии. Мы ползли и ползли дальше.

— Ваня, что с тобой? — спросила графиня. — У тебя какое-то странное выражение лица.

— Плохие воспоминания, — пояснил я. — где-то здесь я едва не умер. И спасся лишь благодаря трупу, в чью голову упёрся ногами.

— В голову трупа! Прелестно! — графиня не боялась самых зловещих вещей. — А откуда взялся труп? И как ты его нашёл?

— Вы всё увидите чутка погодя, — заверил я.

Часа через два мы достигли небольшого островка с несколькими деревьями, неподалёку от той части берега, где я совершил погружение. Я выпустил сигнальную ракету. Немного спустя вдали раздались взрывы.

— Я так понимаю, плотину подняли на воздух? — спросила графиня.

— Так точно, Афо. — Я присматривался к болоту. Сначала в нём не было заметно каких-то изменений. Чёрное и неподвижное, оно словно застыло. Но потом я заметил на островке свежую полоску берега. Ещё одну и ещё. Вода уходила из болота отходила, уровень падал. Не слишком быстро, где-то локоть в час, но время у нас было.

— А это что такое? — вопросила Афродита, увидев, как из болота начали появляться некие шары, в тыкву размером.

— Головы жертв. Прохожих и странников убивали, грабили, а тела бросали в болото. Их тут премного набралось. И одна из этих голов меня и спасла. Задубевшее тело меня выдержало.

— Чудесно! — графиня схватилась за бинокль и принялась разглядывать тела. Смеркалось.

Вот тела уже видны по грудь, потом по пояс. Их ноги застряли в иле по колени, мертвецы стояли, подобно солдатам. Я дождался, пока вода сошла, натянул резиновые сапоги и пошёл к трупам. За спиной у меня был мешок со свинорезами, а на плече — моток проволоки. С помощью фомки я прикручивал к правой руке мертвецов ножи. Тонкие и длинные ножи, похожие на те, что были у убийц. Нам сделали эти ножи по специальному заказу. Я скитался меж трупов несколько часов. В сапоги набралась жижа, замёрз, как собака, но вернулся на остров лишь тогда, когда прикрутил к рукам две сотни ножей.

— Ваня, что это за чушь? Зачем вооружать мертвецов? — спросила Афродита.

— Сейчас увидите, графиня. Только закреплю нашу лодку. — Я подпёр её крепкими дубовыми кольями, включил передний пропеллер. Он погнал воздух в сторону мертвецов. Достал металлическую канистру, выданную родителями Ивлева. Отступил от лодки, открыл и поставил канистру. Увидел, что газ активно начал выпаряться. Теперь оставалось ждать.

Час или два пропеллер гнал воздух на трупы, стоявшие в осушённом болоте, будто в котловане.

— Ничего не понимаю, Ваня! — раздражалась не умевшая ждать графиня. Взглянула в бинокль. Ночь была лунная, трупы были хорошо видны. — Что за чертовщина? — спросила она удивлённо, всмотревшись. — Что? Что? Господи!

— Спокойно, графиня. Всё будет хорошо, — успокоил я, увидев, что мертвецы в болоте начали двигаться. Они дёргались в вязком иле, но вот первые смогли освободить ноги и полезли из болота вперёд, куда их вёл газ. Десяток первый, второй, третий, четвёртый. Они лезли и лезли из болота. Их здесь были сотни, если не тысячи. Но газа хватило не на всех. Некоторые лишь барахтались в иле, но освободиться не смогли. Многие, стоявшие в стороне от газового потока, вообще не двигались. Но несколько сотен мертвецов, большей частью вооружённых свинорезами, пошло в сторону села по прямой как стрела лесной дороге. Я максимально увеличил обороты пропеллера, чтобы тот вёл мертвецов как можно дальше.

— А теперь, графиня, прыгайте мне на плечи.

— Как та гоголевская ведьма? — Афродита нисколько не удивилась моей просьбе. Ни о какой ведьме из Гоголевки я не знал, но кивнул.

— Возьмите сабли.

— Ваня, это ещё для чего?

— Возьмите, Афо.

Она взяла сабли и прыгнула на меня. Крепко уселась. Она была небольшая и лёгкая, я понёс её через остатки болота. Вынес к берегу, потом мы пошли лесом. Вернее, побежали, ибо надо было спешить. Выбежали из леса вместе с первыми мертвецами, шедшими по дороге. Мы пробежали кругом села, встали с другой стороны и начали наблюдать. Вот начали лаять собаки. Одна, две, десяток, вот уже лаяли все. В домах зажгли свет. Крики. Это кто-то из жителей Подребрового первым увидел мертвецов. Ещё крики, ещё. Тревога. Кто-то ударил в колокол.

— Ничего себе бойня! — прошептала Афродита, припавшая к биноклю. В мглистом лунном свете было видно, как мертвецы волнами накатываются на село. Подребровцы выскакивали из домов, собранные и вооружённые, плечом и плечу встречали врага. Они были быстрее и опытнее. Били мертвецов своим длинными ножами, но мертвецы не замечали тех ударов. Шли и шли вперёд. Их неторопливые движения руками почти не содержали опасности, если труп был один. Но мертвяков было много, и рано или поздно жители Подребрового насаживались на один из ножей. Крики, ругань. Мужики прорвали одну волну мертвецов, однако накатила другая, и ещё, и ещё. Даже трупаки, получившие по несколько ударов ножом и сбитые с ног, поднимались и убивали дальше. К мужикам присоединились женщины и дети, они тоже сражались с мертвецами, но и среди мертвяков были женщины и дети. Трупаков было много, они выходили и выходили из леса.

У жителей Подребрового был только один шанс спастись — бежать. Но они были не из тех, кто убегает, они ввязались в битву и сейчас были окружены мертвяками, неторопливо и неотразимо истреблявшими живых.

— Ваня, какого чёрта мертвецы убивают живых? — прошептала Афродита. Кажется, сцена ошеломила её.

— Жертвы восстали, чтобы отомстить своим убийцам, — ответил я. — Мы видим суд, приговор и приведение его в исполнение. Справедливость есть, пусть и посмертная.

Трупаки дальше накатывали на село, и живых оставалось всё меньше. Некоторые пытались спрятаться в домах, но мертвецы выламывали двери и проникали внутрь. Кто-то из подребровцев выскочил с топором и снёс головы нескольким мертвякам, но вскоре сам упал с ножом в спине. Кто-то стрелял по головам из огнестрела. Но мертвецов было много. Ещё несколько минут-и всё было закончено. Трупаки добили последних живых, не пощадив ни женщин, ни детей, после чего пошли вперёд.

— Они пойдут убивать дальше? — спросила графиня.

— Дальше у них другое болото, где они должны упокоиться. Нам же, Афо, нужно проследить, чтобы те, кто в болото не попадёт, всё равно обрели покой. Берите саблю и рубите им головы. Не тело, не конечности, а лишь головы, только так можно остановить мертвяка. Двинули!

Мы побежали к болоту. Большинство трупаков послушно пошли именно туда. Вот начали проваливаться первые, барахтались в чёрной жиже, их затаптывали последующие. Мертвецы уходили в болото, тонули в нём. Но около десятка мертвяков разбрелось по берегам. Мы с графиней напали на них. Действовали быстро. Отбивали их тычки ножом, потом удар — и голова катилась по земле. Ещё голова и ещё. Так мы успокоили всех мертвяков, не попавших в болото.

Мы вернулись в село, я обыскал двор, где слышались выстрелы. Нашёл у одного из убитых мой браунинг. Забрал.

— Что ж, графиня, дело сделано. Убийцы получили своё и нас уже не побеспокоят. Алевтину можно возвращать, а об этом деле забыть. Пойдём к лодке.

Мы проехались по болоту, потом погрузились на телегу и утром добрались до станции. Убыли прочь. Об уничтожении Подребрового стало известно лишь на следующий вечер. Кто-то из путников известил полицию о заваленном трупами селе. Полиция прибыла и пришла в крайний испуг от увиденного. Вскоре на место прибыл и курский губернатор, здраво рассудивший, что скандал с уничтожением целого села никому не нужен. Трупы побросали в болото, избы сожгли, официально было провозглашено, что жители Подребрового переселились куда-то на Дальний Восток, где было много плодородной земли. На этом история и завершилась.

Хотя нет. Ночью, когда мы ехали поездом в Петроград, графиня неожиданно прыгнула ко мне на полку и принялась лихорадочно целовать. Я человек слабый, и не смог устоять противу такого соблазна...