Сколько думал над этим рассказом, а потом сел — и за полчаса написал черновик...Вот-с..
Не сложат о нём песен, не сочинят стихи.
И в биографии напишут лишь жалкий вздор.
И только в эпиграмме оставят пару слов.
«Зачем я жил? Служил. Кому? Не знаю…
Хотел быть нужным.…Но кому? Не знаю…
Я искал…Кого? Но знаю: я так и не нашёл»
Не будет ни салюта, ни тысяч громких слов,
Не будет ни слёз, ни чинов, ни медалей.
Лишь только с десяточек сиреневых роз.
И парочку слов в эпиграмме:
«Зачем же я был? Чтоб быть, чтобы бродить
Средь зеленых равнин ковыльного края.
Зачем не остался? Так было, наверное,
Надо. Кому? Как будто я знаю…»
Я не люблю оборачиваться. Зачем? Там, позади, всё было слишком хорошо. Насколько? О…Я хотел сказать: «Вы даже не сможете себе представить!» — но потом понял. Можете. В мечтах – можете, все мы об этом хоть разочек, но мечтали.
Там, позади меня, остался целый мир, где я был всем. Да-да, тот самый иной мир, в который так многим хочется попасть. Таких зовут попаданцами, таким завидуют, таких упрекают во всех смертных грехах, утверждают, что мы слишком «круты», чтобы быть реальными людьми. А втайне, про себя, эти критики хотят стать нами, хотят обрести могущество, власть любовь. Ну и немножко денег, так, самую малость: сумму в двадцать-тридцать нулей послей единицы. Сущая мелочь, в самом деле.
Да, я стал «попаданцем», но это вышло совершенно случайно. Вот я стою у себя дома, а вот я уже на поляне где-то далеко-далеко, за тридевять миров. И, конечно, меня встретили с распростёртыми объятиями: аборигены тут же скрутили и повели куда-то. И, как назло, я понимал, что и, главное, КАК, они хотят они со мною сотворить. Честно говоря, фильмы ужасов показались мне добрыми розовыми сказками на ночь по сравнению с тем, что мне предстояло. На счастье, я сумел выбраться. Вдруг ко мне пришло чувство: я сумею сейчас всё и немножко больше. И правда: сумел-таки. Видел в кино, как гнут руками тюремные решётки, как пруты в «восьмёрки» превращают – и вот сумел-таки! Аборигены с раскрытыми ртами следили за моими манипуляциями, а когда опомнились, было уже поздно: только пятки сверкали вдали.
Бежал я сквозь лес, тёмный-претёмный, дремучий-предремучий, и чувствовал я себя как дома: точь-в-точь наши подъезды вечером. Их обитатели, а точнее, родичи, к моему изумлению, облюбовали и здешние чащобы. Уродливые, с перекошенными «интеллектом» мордами, они...Упали они мне в ноги. Вот так — бряк, и – всё. И начали лепетать что-то там об Избранном, о чуде и обо мне. На первое время я, конечно, ожидал, что меня поведут на пиршество, в котором мне выпадет почётная роль первого блюда. Но – обошлось. И вправду: Избранным меня посчитали, без малейшего намёка на гастрономический смысл.
А после меня отвели к местному правителю, и всё покатилось, понеслось…Попросил он меня силу продемонстрировать. У Избранного, видите ли, она особая, никто с ним не сравнится. Нет, конечно, сперва я думал, что эти товарищи объелись какими-то очень «весёлыми» грибами, но – таки попробовал вырвать дерево с корнем. На иную демонстрацию аборигены не соглашались. Что ж, надо так надо…Я и сам не верил, что получится. Обхватил деревце потоньше (выбирал в этом плане самое лучшее, ствол с кулак толщиной) и решил сделать вид, что тяну…И – вы не поверите – раздался страшный хруст, а мгновением позже я ошалело смотрел на трепетавшие на ветру корни молодого клёна. Тогда-то я и поверил: не только деревья, но и горы смогу свернуть! И так свернул!
Аборигенам угрожал те гадкие ребятки, от которых я сбежал. Оказывается, это какие-то там захватчики, леса возжелали покорить, порубить на дрова, а землицу между собой разделить. В общем, единомышленники наших дачников. Я, конечно. прекрасно понимал этих «дровосеков», и сперва даже как-то совсем не хотелось идти на них войной…А потом подумал: «А где же мне ещё силу свою проявить?!». А перед глазами — дзинь-бом-дзинь-бом – картинки из прежней жизни. Встречи в тёмных подворотнях с парнями, которым ну очень хочется по телефону твоему позвонить, девчонки, не обращавшие внимания, триллер «Автобус в восемь утра по будням»…И такая меня злость взяла, и так кулаки зачесались, и так погеройствовать захотелось!
В общем, сперва были те самые парни, что меня «хлебом-солью» тюремными встретить решили. Потом – их дружки, а потом – соседи этих дружков, соседи соседей…Просто подвернувшиеся под руку...А потом как-то так оказалось, что к моему (как же быстро аборигены «своими» стали!) племени и другие присоединились. Вот так вот, потихоньку-полегоньку, мы захватили весь континент, и уже поглядывали на соседние. Я, Избранный, был в самом зените славы! Передо мной склонились десятки, сотни народов, покорённые властители искали моей помощи в спорах с конкурентами (тоже мною покорёнными), двор мой был самым блистательным на свете…Девушки, конечно же, были от меня без ума…
А потом…А потом я, дурак, заскучал по дому – и мигом очутился там, в комнате в коммуналке. Дышать я не мог, ведь не воздух был, а углекислый газ вокруг – даже от этого я успел отвыкнуть, не то что там…Нет, сначала я, конечно, ни чуточки не отчаялся! Ведь сила-то при мне! А оказалось – ни черта…Как был книжным червем, так и остался. Даже мешок с картошкой не подниму, не то что дерево вырвать с корнем…
И такая тоска меня взяла…
Я всматривался в смог, силясь разглядеть за ним небо. Я ждал рассвета, который закрывали посеревшие десятиэтажки. Я с болью вдыхал то, что мы зовём воздухом. Я надеялся разглядеть звёзды. Но их не было…Но – и это было хуже всего – я каждый вечер стоял под Её окнами. Да, из-за Неё я скучал. Скажете, нельзя променять на русые кудри и светлую как утреннее солнце улыбку власть над миром? Отвечу: можно. И не только власть можно отдать, но и жизнь можно. Жаль только, что из иных миров возвращаешься тем же хлюпиком, каким и уходил. «Попаданец» остаётся прежним. Это где-то там всё в нашей власти, в невообразимой дали мы способны на всё и ещё чуть-чуть. Здесь же – мы самые обычные. Мы – некто среди толп, и это даже хуже, чем никто: мы такие же. Одинаковые. Одни из…И это тяготит, боже, как же тяготит! Вот почему мы рвёмся прочь, в другие миры: мы хотим быть Кем-то, а не одним из…Но здесь – мы не можем этого. Мы можем только мечтать. Но воплотить в реальность мечты? Нет, не каждый на это способен, и эти немногие не хотят быть «попаданцами». Они и здесь Кто-то…
Я же был всем, а стал никем. Мир казался мне ещё серее, а Её кудри – ещё прекраснее…Но тем страшнее, тем больнее было понимание: нет, ты для тоже один из. Один из…Один из…
Я хотел вернуться обратно, туда, где я был Кем-то. Не получилось. Наверное, только один шанс даётся нам, мечтателям, чтобы стать Кем-то. А свой шанс я променял…
Ноги сами собою привели меня на крышу нашего дома. Как странно было смотреть на мельтешащих внизу людей, чего-то там кричавших, куда-то там шедших, о чём-то там думавших. Их дела казались мне такими мелочными, как и они сами.
Но что я здесь делаю? Неужели?..
Да, наверное, мой час пришёл: уж слишком было хорошо там. Нельзя было мне туда попадать, ведь как это больно: стать хотя бы на секундочку Кем-то. Уж лучше и не становиться…Нет…Это слишком больно…Больно…Почти так же больно, как уходить навсегда, ожидая, что Она окрикнет, остановит тебя– и не дождаться…
Я не люблю оборачиваться. Зачем? Я знаю: незачем это «попаданцам», вернувшимся обратно …
Наверное, я был счастлив, счастлив хотя бы на краткий миг: мне больше никогда не доведётся обернуться…
цитировать
