Собирался перевести рассказ, а в комплекте с ним была ещё парочка.
Джошуа Джонс Лоффлин
Паромщик
Ferryman, 2015
Итак, мой дядя работает на пароме у Статен-Айленд — да не на том, на другом, что курсирует под городом — ну, так он работает там, наверное, целую вечность, и работает всегда — разве что возьмёт отгул разок в месяц — ну мы, конечно, пытались уговорить его взять настоящий отпуск, прикинь, сколько дней у него уже накопилось? Так он просто рычит на нас: «И куда это я поеду, а?». И мы такие: «Поедем на Гавайи. Махнём в Канкун. Отправимся в круиз!». А он в ответ: «Никаких лодок!».
И, честно говоря, меня бы тоже тошнило от лодок, если бы я годами работал на пароме, изо дня в день, с самыми паршивыми клиентами, их ещё кличут Каренами на стероидах, всегда спрашивающими, сколько продлится поездка, где тут зал ожидания, и вообще, почему им не выдают таблетки от морской болезни? Обычно его свирепого взгляда достаточно, чтобы заставить их заткнуться, ибо, ну, он может быть довольно устрашающим с этим-то черепом, выглядывающим из-под фуражки паромщика. Дядя говорит, раньше было лучше, в чёрной мантии-то, пока нормативы Управление по охране труда не вынудили носить яркий спасательный жилет и бейдж с именем «Харон», написанным приятным синим шрифтом. Теперь, чтобы они перестали жаловаться, дядя просто шипит: «Вы не можете получить таблетки от морской болезни, потому что это речной паром, и, кроме того, царит мёртвый штиль». Он всегда подчёркивает слово «мёртвый», но никто не врубается.
Он рассказывает нам об этом за кружкой пива в «Magoo's» в свой выходной. Ага, он точно может опрокинуть пару-другую бокалов, но никогда не напивается, просто тихо хандрит, сидя в угловой кабинке и просматривая Инстаграм, особенно ему нравятся фотографии детей моей сестры. Он никогда не публикует посты. Он очень застенчивый и говорит, что не понимает селфи.
— Даже со знаменитостями? — спрашиваю я. — Ты, должно быть, со многими встречался.
Дядя пожимает костлявыми плечами, бурчит, что те его не интересуют, и, кроме того, без макияжа у них столь же потрёпанный вид, как и у всех остальных. По его словам, в основном звёзды хотят, чтобы их оставили в покое.
Мы с двоюродным братом, наконец, убеждаем его сфотографироваться с нами, и все вместе с удовольствием лыбимся в камеру. Это уже после того, как мы перешли на текилу, так что, возможно, он стал немного рассеянным. Я знаю, что это так. Затем он говорит, что ему ударило в голову и он чутка отойдёт. Когда мы видим его разблокированный телефон на столе перед нами, мы едва сдерживаемся. Мой кузен непрестанно хихикает, пока мы удаляем себя с фотографии.
— Быстрее, быстрее! — подгоняет меня братец, пока я создаю учётную запись. К тому времени, как Харон возвращается, телефон лежит между нами лицевой стороной вниз, и мы пытаемся вести себя как ни в чём не бывало.
— Что? — вопрошает он, садясь рядом с нами и видя наши довольные ухмылки.
Он заказывает ещё порцию, и тут телефон начинает звонить: раз, два, три. Харон поднимает аппарат и хмуро глядит на нас, ну, я почти уверен, что хмуро — выражение его лица всегда трудно прочесть.
— Кто этот забавный парень? — спрашивает он, изучая экран. Дядя полнится совсем не доброй энергией и теперь я понимаю, что, должно быть, чувствуют пассажиры, сидящие позади него и ожидающие, когда он доставит их на другую сторону. Неудивительно, что некоторых из них тошнит. Но тут Харон делает глоток, его плечи расслабляются, и он спрашивает:
— Мне свайпнуть влево или вправо, чтобы подтвердить встречу?
Карен — нарицательное имя белой придирчивой женщины.