«Происхождение Дюны». Эссе писателя Фрэнка Герберта о создании великой научно-фантастической вселенной
Вторая часть экранизации научно-фантастического романа Фрэнка Герберта «Дюна» от режиссера Дени Вильнева выйдет осенью 2023 года. Первая часть стала одним из самых кассовых фильмов 2021 года со зрительскими рейтингами выше 8 баллов. Как создавалась знаменитая эпопея о «песчаной планете», рассказывает сам писатель в эссе «Происхождение „Дюны“», которое было впервые опубликовано в журнале Omni Magazine в 1980 году и ранее никогда не переводилось на русский.
Дискурс публикует перевод эссе Герберта, из которого вы узнаете: как из статьи о проекте Министерства сельского хозяйства родилась концепция «Дюны», почему в основу романа легла идея о губительности супергероев для человечества, какие еще проблемы современности писатель поднимает в произведении, как долго Герберт работал над романом и каким образом художнику дикой природы Джону Шёнгерру удалось, не сговариваясь с автором, воплотить легендарные образы сардаукаров, барона Харконнена, лидера фременов Стилгара, орнитоптеров и песчаных червей.
«Дюна» — это масштабное и многоплановое произведение. Фрэнка Герберта вдохновляло, казалось бы, все вокруг. Его ирландские католические тетушки стали прообразами женского ордена Бене Гессерит. Индеец, с которым писатель познакомился в детстве, повлиял на взгляд Герберта на экологию и природное равновесие.
Но наиболее интересно, на мой взгляд, отношение Герберта к мыслящим машинам. Свой гайд по домашним компьютерам он назвал «Без меня ты ничто». На самом деле, он не был против компьютеров как таковых — скорее он боялся, что доступ к искусственному интеллекту и информации окажется в руках тех самых харизматичных лидеров, о которых говорится в эссе.
«Дюна» — это мир последствий войны с мыслящими машинами. Именно поэтому во вселенной «Дюны» совсем нет компьютеров, зато границы человеческого разума значительно расширились. Но есть нюанс. Герберт вдохновлялся трудом «Едгин или По ту сторону гор» Сэмюэля Батлера, написанным в 1872 году. «Едгин» — это анаграмма слова «нигде». В оригинале книга называется Erewhon. В «Едгин» есть три главы, которые называются «Книга машин». В стране Едгин люди достигли большого технического прогресса, но в какой-то момент появился философ, который сказал, что машины скоро достигнут разума и сделают из людей своих рабов.
Сэмюэль Батлер жил в эпоху индустриализации — за сто лет до его книги была изобретена паровая машина, что постепенно привело к массовой безработице. Как и многие его современники, он видел в машинах угрозу. К сожалению, Батлер несправедливо забыт, но в честь него Герберт назвал освобождение от мыслящих машин Батлерианским джихадом.
Пускай в самих книгах практически нет военных действий, Батлерианский джихад, когда все мыслящие машины были уничтожены, оставил коллективную травму, которая не зажила спустя тысячи лет.
Длился он сто лет, и по истечении этого срока все машины были уничтожены. Он стал освобождением от абсолюта и удобства, которые были созданы мыслящими машинами.
После джихада появился закон, что нельзя создавать машины, копирующие человеческий разум. Культура и технологии человечества были отброшены назад. Появилась необходимость восстанавливать цивилизацию. Сформировался условный неофеодализм с падишах-императором и Великими домами.
Образовалась уйма школ, организаций, корпораций, которые должны были заменить компьютеры. И постепенно вся жизнь известной Вселенной начала вертеться вокруг Пряности.
Пряность (спайс, меланжа) — это самое ценное вещество в известной Вселенной. Без пряности не будет космических перелетов, и планеты окажутся изолированы друг от друга. Без пряности не будет предвидения. Без пряности не будет долголетия. Она пахнет корицей, а вкус у нее всегда разный и никогда не повторяется. Она есть только на одной планете известной вселенной. На Арракисе.
И в итоге уйдя от одного абсолюта — диктатуры мыслящих машин — человечество пришло к новой зависимости. Зависимости от Пряности. Это и есть тот самый нюанс, о котором говорилось выше. Герберт считал, что любая зависимость — будь то зависимость от сильного лидера, искусственного интеллекта или расширяющего сознание наркотика — это тупиковый путь. Что ж, эти мысли актуальны и по сей день.
Фрэнк Герберт
«Происхождение Дюны»
«Дюна» началась с концепции, чьи по большей части бесплотные образы обрели форму за шесть лет исследований и полтора года написания книги. Эта история целиком была у меня в голове, пока я не перенес ее на бумагу.
Как она развивалась? Я задумал длинный роман, целую трилогию, как одну книгу о мессианских конвульсиях, которые периодически овладевают нами. Демагоги, фанатики, аферисты, невинные и не такие уж невинные прохожие — все должны были принять участие в драме. Из моей теории вытекает, что супергерои губительны для человечества. Даже если мы найдем настоящего героя (кем или чем бы он ни был), в конце концов склонные к ошибкам смертные завладеют властной структурой, которая всегда возникает вокруг такого лидера.
Личные наблюдения убедили меня в том, что в сфере власти, политики или экономики и, как их следствие, войны, люди склонны отдавать полномочия для принятия решений любому лидеру, который способен окутать себя общественными мифами.
Гитлер сделал это. Черчилль сделал это. Франклин Рузвельт сделал это. Сталин сделал это. Муссолини сделал это.
Мои любимые примеры — это Джон Ф. Кеннеди и Джордж Паттон. Оба вписали себя в яркий паттерн Камелота, осознанно приняв чрезвычайно внушительный вид. Но даже поверхностное наблюдение показывает, что ни тот, ни другой не был внушителен. Каждый страдал нашим общим человеческим недугом — стоял на глиняных ногах.
Это одна из тем «Дюны»: не жертвуйте своими критическими способностями ради людей у власти, какими бы замечательными они ни казались. Под личиной героя вы найдете человека, который совершает человеческие ошибки. Огромные проблемы возникают, когда человеческие ошибки совершаются в грандиозном масштабе, доступном супергерою. А иногда вы сталкиваетесь с другой проблемой.
Очевидно, что властные структуры привлекают людей, которые хотят власти ради власти, и что значительная часть таких людей неуравновешенна — одним словом, безумна.
Начало положено. Герои — это мучение, супергерои — это катастрофа. Ошибки супергероев вовлекают слишком многих из нас в бедствие.
Я считаю, системы опасны сами по себе. Систематичность — смертоносное слово. Системы образованы создателями-людьми, людьми, которые их используют. Системы берут верх и сохраняются утомительно долго. Они подобны приливу, сметающему все на своем пути. Как они возникают?
Все это заключает в себе элементы высокой драмы и развлечения, а я в первую очередь занимаюсь индустрией развлечений. Можно использовать массу идей, но это не ключевой ингредиент для широкой читательской аудитории. Да, в «Дюне» есть аналоги сегодняшних событий — коррупция и взяточничество на высших уровнях, полиция всецело проигрывает организованной преступности, регулирующие органы захвачены людьми, за деятельностью которых они должны следить. Дефицит воды Дюны — точный аналог дефицита нефти. КООАМ — это ОПЕК.
Но это еще не все.
Пока эта концепция была еще свежа в моей голове, я отправился во Флоренс, штат Орегон, чтобы написать журнальную статью о проекте Министерства сельского хозяйства США. Министерство искало способы контролировать прибрежные (и другие) песчаные дюны. Я уже написал несколько статей на тему экологии, но моя концепция супергероя подсказывала, что экология может стать следующим знаменем для демагогов и потенциальных героев, для искателей власти и других людей, готовых получить адреналиновый кайф в новом крестовом походе.
Наше общество, в конце концов, работает за счет чувства вины. Это чувство часто служит только для того, чтобы скрыть настоящую работу и предотвратить очевидные решения. Кайф от адреналина может вызывать такое же привыкание, как и любой другой кайф.
Однако экология представляет серьезную проблему, и проект во Флоренсе пробудил во мне интерес к тому, как мы влияем на нашу планету.
Я начал видеть очертания глобальной проблемы, и ни одна ее часть не была отделена от другой: социальная экология, политическая экология, экономическая экология. Список бесконечен.
Даже после всех исследований и написания книги я нахожу новые нюансы в религиях, психоаналитических теориях, лингвистике, экономике, философии, исследованиях растений, химии почвы и метаязыках феромонов. Из этого, подобно духу, поднимающемуся из котла ведьмы, возникает новая область исследований: психология планетарных обществ.
Результатом стала глубокая переоценка моих первоначальных концепций. Вначале я, так же, как и все остальные, был готов идти в ногу, искать виновных и наказывать грешников, даже становиться лидером. Я чувствовал, что ничто не доставит мне большего удовольствия, чем скакать на коне желтой журналистики в крестовый поход, создав книгу, которая исправит старые заблуждения.
Переоценка вызвала тревожные вопросы. Теперь я верю, что эволюция, или деэволюция, не заканчивается ничем, кроме смерти, что ни одно общество никогда не достигало абсолютной вершины, что не все люди созданы равными.
На самом деле, я считаю, что попытки создать некое абстрактное уравнивание создают болото несправедливости, которое возвращается к уравнителям.
Равное правосудие и равные возможности — это идеалы, к которым мы должны стремиться, но мы должны признать, что люди сами решают, что является идеалом, и не обладают равными способностями.
Переоценка научила меня осторожности. Я приблизился к проблеме с трепетом. Конечно, по самым низким нашим стандартам, было множество видимых целей, изобилие слепого фанатизма и виноватого оппортунизма, которые могли стать мишенью моего едкого острословия.
Но как мы дошли до этого? Откуда берутся политики вроде Никсона? Какую роль кроткие играют в создании сильных? Если лидер не может признать ошибки, эти ошибки будут скрыты от чужих глаз. Кто сказал, что наши лидеры должны быть идеальными? Откуда взялась эта идея?
Возьмем, например, фугу. В музыке фуга обычно основана на одной теме, которую можно сыграть по-разному. Иногда раздаются свободные голоса, которые причудливо танцуют вокруг общего взаимодействия. В гармонии, ритме и мелодии могут быть второстепенные темы и контрасты. Но с того момента, как один голос вводит основную тему, все становится единым целым.
Какие инструменты я использовал в этой экологической фуге? Образы, конфликты, вещи, которые обращаются против самих себя и становятся чем-то совершенно иным, мифические фигуры и странные существа из глубин нашего общего наследия, продукты нашей технологической эволюции, наши человеческие желания и наши человеческие страхи.
Представьте себе мое удивление, когда я узнал, что Джон Шёнгерр, один из самых выдающихся художников и иллюстраторов дикой природы в мире, как будто пожил в моей голове и создал такие же образы.
Людям трудно поверить, что мы с Джоном не консультировались до того, как он нарисовал иллюстрации к «Дюне». Уверяю вас, что изображения стали для меня чудесным сюрпризом.
Сардаукары похожи на обветренные камни Дюны. Брюхо Барона могло поглотить целый мир. Орнитоптеры — насекомые, охотящиеся на суше. Песчаные черви — это корабельные черви с Земли, которые превратились в огромных монстров. Стилгар смотрит на нас как грозный колдун.
Мне особенно радостно видеть переплетенные темы и фугообразные отношения образов, которые точно воспроизводят то, как «Дюна» обрела форму.
Как в литографии Эшера, я вовлекался в повторяющиеся темы, которые превращались в парадоксы. Главный парадокс касается человеческого видения времени. А как насчет дара предвидения Пола — пресвитерианской фиксации? Чтобы Дельфийский оракул мог действовать, он должен запутаться в паутине предопределенности. Однако предопределенность отменяет неожиданности и фактически создает математически замкнутую вселенную, пределы которой всегда непостоянны и всегда сталкиваются с недоказуемым. Это как коан, головоломка из дзен-буддизма. Это как Эпименид, критянин, сказавший: «Все критяне лгут».
Каждый ограничивающий описательный шаг, который вы делаете, направляет ваше видение вовне, в большую вселенную, которая содержится в еще большей вселенной, и в еще меньшей вселенной, и так до бесконечности. Независимо от того, насколько хорошо вы разделяете время и пространство, каждое крошечное деление содержит бесконечность.
Но это может означать, что вы можете выйти за пределы линейного времени, разделить его, как спелый плод, и увидеть последовательные связи. Вы можете предвидеть будущее, делать точные предсказания. Вновь предопределение и парадокс.
Недостаток, должно быть, лежит в наших методах описания. Языки, социальные структуры смыслов, нравственные устои, а также философии и религии — все они предполагают ограничения там, где ограничений нет. В конце концов, Пол Муад’Диб повторяет это раз за разом на протяжении всей «Дюны».
Хотите безошибочное предсказание? Тогда вы хотите только сегодня и отвергаете завтра. Вы абсолютный консерватор. Вы пытаетесь сдержать движение в бесконечно изменяющейся вселенной. Глагол «быть» делает всех нас идиотами.
Конечно, в «Дюне» и во всей трилогии есть и другие темы и вариативные взаимодействия. «Мессия Дюны» представляет собой классическую инверсию темы. «Дети Дюны» расширяют количество взаимодействующих тем. Однако я отказываюсь давать дальнейшие ответы об этой сложной смеси. Это соответствует паттерну фуги. Вы найдете свои собственные решения. Не смотрите на меня как на лидера.
Стоит действительно проявлять осторожность, но не страх, мешающий всякому движению. Расслабьтесь. А когда кто-то спросит, не создаете ли вы новый культ, делайте то, что и я: бегите со всех ног.
Редактор перевода: Анна Аксенова.
|
–––
Say, we should form our own book club. With black jack! And hookers! In fact, forget the books.
© Bender Bending Rodríguez |
|
цитировать
Может такими темпами художественное псс в серии получится
