|
А я вот дату своей смерти предположительно знаю. И думаете, это мешает? Да ничуть. Просто соображаешь — этого делать не стоит, не успеваю, если всерьез заняться (допустим, классически изучить музыкальное композиторство, поэтому, если уж некоторые идеи в голову приходят, то следует бежать "по верхам", плясать от клавиши или от струны), или вот еще у меня есть мания — языки учить... Да знаю я, что Толстой на склоне лет той же ахинеей страдал, но я-то человек уже другой эпохи, я — прагматичный, поэтому просто пробую не забывать польский и болгарский, а аглицкий как-то сам собой время от времени вспоминается, зато я твердо знаю, что немецкого мне уже не постигнуть, не успею, или голову можно поломать перенапрягами... А так бы хотелось, ведь немцы лучше всех написали о таком очень интресующем меня предмете, как Тридцатилетняя война, по-сути, только они-то и написали о ней что-то проблемно-любопытное. На других языках этого не найдешь, даже по-польски я искал, и нашел только ссылки, опять же — на немцев. Так что немецкий очень для меня привлекателен, но знаю, что уже не получится.
Выдам секрет. Поверьте, умереть — не страшно, тем более, тем, кто попадал действительно в пиковые ситуации, а у меня такое бывало, к сожалению... Страшно осознание, что УМИРАНИЕ может быть разным. Может так получиться, что мозги погаснут и -- все! Скудоумие, вырождение, преждевременная смерть, то бишь, при живом-то теле, но в бессознании — вот что страшно. И этот страх вполне заменяет неприятие (страх) смерти. Которого, опять же, повторюсь, для нормального человека быть не должно, иначе это может как-то по неведомым нам путям развиваться и превратиться в трусость, самую обыденную, постыдную и презираемую.
Еще, конечно, страшишься того, что любимые люди — жена, сыновья, внуки — могут уйти раньше тебя. Вот этого определенно не хотелось бы. И этого пробуешь не допустить, даже сами мысли об этом могут загнать в ломовой депресняк, но ведь и с этим приходится жить. Поэтому живешь.
А знание смерти — это не самое редкое даже качество. Вот уже упомянутому тут Пушкину, согласно мнения многих пушкинистов, год его смерти был предсказан какой-то цыганкой еще в Кишиневе, то есть, 37-й был определен как самый опасный и жестокий для него. Он, по многим свидетельствам его переписки с друзьями, в это поверил (примерно, как я, как со мной получилось). И что? Он из-за этого стал вдруг дуэлей опасаться?.. Или хамство научился молча проглатывать?.. В общем, глупости — бояться собственной смерти и знания ее наступления, включая дату, страшно — вовсе другое.
|
Хотели бы Вы знать дату своей смерти
цитировать
Пушкин.