цитата
Федор Бондарчук: «После «Обитаемого острова» я думал, что никогда больше не буду снимать кино»
Место действия — «Мосфильм», офис студии Art Pictures Group. Федор Бондарчук в строгом черном костюме, но унылая униформа вступает в противоречие с совершенно детской радостью, которую излучает ее носитель. Завтра должен состояться первый публичный показ «Обитаемого острова. Схватки». Бондарчук наконец закончил этот проект. Он сбросил груз весом в 36 миллионов долларов, который взвалил на плечи три года назад. Первая часть «Острова» вышла в январе и заставила всех, ее посмотревших, взвыть — кого от радости, кого от ненависти. Я скорее принадлежал к последним. При этом сам Бондарчук мне очень симпатичен, и, надо сказать, в общении он страшно заражает верой в свой фильм.
- Вы распилили «Обитаемый остров» на две части примерно так же, как это в свое время сделал Тарантино с «Убить Билла». У него первая часть была боевиком, а вторая оказалась куда серьезней.
- Ну да, просто у нас наоборот: первый фильм постепенно вводит зрителя в мир Саракша, объясняет правила игры. А во втором все уже объяснено, и произведение летит совсем по-другому. Во втором фильме есть белая субмарина, город мутантов, полет на цеппелине, погони на машинах, танковая атака, ядерная бомбардировка, фантастическая финальная драка Максима Каммерера со Странником, во время которой они буквально летают в воздухе... И идет этот фильм меньше, чем первый, — всего час сорок пять.
Мы бы и собрали обе части в один фильм, но, увы, роман Стругацких в одну серию не влезает.
- Вам самому какая часть «Острова» больше нравится?
- Первая. Она мне ближе как режиссеру. Мне нравятся монологи Гармаша, объясняющие мироустройство Саракша, нравится, как зритель вместе с Максимом открывает для себя новый мир, в общем, все, что связано с текстом Стругацких и объясняет, ради чего они писали, почему до сих пор актуальны для читателей и зрителей. И почему аудитория разделилась ровно напополам: одни, как Дмитрий Быков, пишут, что это чуть ли не лучший наш в XXI веке фильм, вторые — «что за безобразие снял Бондарчук, наверное, он вообще равнодушен к фантастике как к жанру». Спокойных комментариев вообще не было, и для меня это успех.
- Я года два мечтаю задать вам этот вопрос: что вы нашли в «Обитаемом острове» Стругацких? По-моему, там они, как никогда, оказались близки к провалу. «Остров» очень скучный и несколько вторичный по отношению к «Трудно быть богом».
- Вот смотрите. Я Стругацких обожаю. Да, другие их книжки мне более приятны как читателю — я читаю быстрее, мне хочется залезть в середину, посмотреть, что там будет дальше — а-а-а-а... Но, если рассматривать книги Стругацких с точки зрения реализации на экране, именно «Обитаемый остров» окажется самым близким к кинематографу. Может, только «Парень из преисподней» ближе — но он, во-первых, сразу был написан как сценарий, а во-вторых, там куда меньше интересных мне мыслей.
«Трудно быть богом» мне в любом случае было не экранизировать, потому что свой фильм уже снимал Алексей Герман. Я не видел пока, что у него получилось, но говорят, это его лучшая картина. Заранее верю — он великий режиссер. Тема — да, вы правы, она в этих книгах одна и та же, и все-таки мне кажется, что «Обитаемый остров» немножко выше и сложнее. Дон Румата не пытался жестко перестроить мир, в который попал, он не революционер, а исследователь. А вот Максим Каммерер — двадцатилетний реформатор, наделенный исключительной силой. Имеет ли он право ее применять? Кто дал ему это право? Октябрьская революция, когда порушили старый режим и начали зверствовать на его обломках, это было зло или благо? Всех этих вопросов в «Трудно быть богом» нет.
- На недавнем Съезде кинематографистов в Гостином Дворе десятки пожилых кинематографистов высказывались насчет того, что нашему кинематографу не хватает нравственности. Вы были единственным, кто вышел и сказал: для начала у нас нет больше кинематографа.
- Как выяснилось, мне аплодировали главным образом молодые кинематографисты, которые находятся в производстве. А вообще-то в СК сейчас в основном состоят пожилые люди — уважаемые, любимые, выдающиеся мастера, но, увы, слишком многие из них сейчас слегка выключены из кинопроцесса...
В 2004 году с фильма Хотиненко «72 метра» началось золотое время, когда возродился кинопрокат, когда люди пытались нормально строить кинобизнес с участием банков и финансовых фондов. Сейчас это время закончилось. Все. Кризис. Банкам не до кинематографа, государственное финансирование вообще отменили. Кинопроизводство рухнуло, и об этом почти никто не говорит. Кроме второго «Обитаемого острова», нас ждет ровно три крупнобюджетных проекта: германовская экранизация «Трудно быть богом», «Иван Грозный» Павла Лунгина, продолжение «Утомленных солнцем» Михалкова. Дальше — тишина. Большое кино в России сниматься не будет.
- У вас нет другого варианта, кроме как переключаться на малобюджетные фильмы.
- А я и переключаюсь, по крайней мере как продюсер. Сейчас мы запускаем «Евгения Онегина» с американской компанией 20th Century Fox. Это осовремененная версия, и это не будет поэзия.
- Я несколько лет назад перечитал «Онегина», и меня прям ошарашило: Евгений идеально проецируется на парня из нынешней светской тусовки, просто фантастически, даже марку часов Breguet менять не надо.
- Вот! Вот! «Онегин» гениально рифмуется с тем, что называют эпохой гламура! Возьмите любого нашего светского бездельника, который, как денди лондонский, одет, — он же ведет себя точно так же, думает о красе ногтей, посещает салоны, читает журналы и почту... Онегина будет играть любимый мной Петя Федоров, сыгравший Гая Гаала в «Обитаемом острове».
А еще мы сняли «Фобос» — такую малобюджетную страшилку, у которой единственная сверхзадача — напугать зрителя. Там, кстати, тоже играет Петя. Люди попадают в строящийся ночной клуб, оказываются в замкнутом пространстве, почти все умирают. Прекрасный сюжет, по-моему. И еще мы запустили «Одноклассников» — молодежную мелодраму, которую мы делаем вместе с одноименным сайтом, там весь сценарий крутится вокруг знакомства и обмана в Сети.
- И там тоже играет Федоров?
- Нет, там Пети нет. Но вообще Петя — это, конечно, смерть всем молодым актерам. Он феноменальный.
- При этом у вас как у режиссера намечается как минимум пара серьезных проектов. Ходят слухи про большой военный фильм, про то, что вы будете вместо Пола Верхувена снимать «Азазель»...
- Про военный фильм могу сказать только, что речь в нем пойдет о Сталинградской битве. Пишется сценарий. Если это осуществится, то еще очень нескоро. А «Азазель»... Контракт пока не подписан, я над этим думаю, но, если сложится, будет серьезный стопроцентно американский проект. Там ведь все уже есть. Сценарий есть. Сроки есть. Места съемок определили — Москва, Петербург, Бухарест, изображающий Лондон XIX века. График съемок составлен, гонорары утверждены, Милла Йовович по-прежнему подписана на роль Бежецкой. И не было только режиссера, потому что Верхувен, как мне рассказывали, не смог договориться с продюсером. А мы общались с ним по поводу совершенно другого проекта, он посмотрел все мои работы и вдруг сказал: «А вот если бы у вас было время...»
- Вас устраивает Йовович?
- Если ее перекрасить в брюнетку, я сделаю из нее фантасмагорическую Бежецкую!
- А Фандорин?
- А Фандорин пока не утвержден. Хотя я примерно знаю, кто из наших молодых актеров мог бы подойти на эту роль.
- Вы, как и Михалков, сторонник большого стиля в кинематографе. В книге Владимира Сорокина «День опричника», где действие разворачивается в недалеком будущем, за такие фильмы как раз отвечает режиссер Федор Лысый по прозвищу «Федя-съел-медведя».
- О, я Сорокина очень люблю и ничуть на него не обиделся. А уж тем более не обиделся на братьев Пресняковых с их пассажем «Русское кино в жопе, только Федя Бондарчук прикольный чувак, его отец «Оскара» получил, и он получит».
- Может, поговорим об этом прогнозе?
- Слушайте, ну нельзя же существовать без самоиронии. Если я буду серьезно ко всему относиться, превращусь в идиота, коими полон наш кинематограф. Они могут себе позволить фразу «Я могу снять все. Все, что хотите». Нет, я не смогу. У меня огромное количество ошибок, и, подписываясь на «Остров», я знал, что обрекаю себя на ошибки. Хотя иногда самоиронию можно выключить: ну вот, правда, найдите мне человека, который хотя бы пару сцен из «Острова» может снять так же, а я на него посмотрю.
- В каких жанрах вы никогда не будете работать?
- В комедии. Я бы не смог. Не интересно, я не чувствую этот жанр, у меня слишком черный юмор. Жена меня все время тыкает локтем — «что ж ты говоришь, ты не понимаешь: то, что смешно для тебя, не смешно для других». У моего отца был черный юмор, я вам даже примеров приводить не буду.
- Слушайте, а что с вами было полгода назад? Сейчас вы нормально выглядите и прекрасно разговариваете, а тогда смотреть было страшно — словно вас из розетки выключили.
- А вы попробуйте не спать по четверо суток подряд, я на вас посмотрю. Ты перерабатываешь дико, думаешь: «Я сейчас посплю», — а нет, физически не получается. Я 222 дня провел на мучительных съемках, потом они закончились — и оказалось, что надо на полгода запираться в монтажной. Я монтировал лежа. Причем я не обращался за медицинской помощью по поводу переутомления — я боюсь всего этого.
Бюджет — 36 миллионов долларов. Ответственность чудовищная. Съемки «9 роты» были тяжелыми, но по сравнению с «Островом» они показались мне прогулкой на комфортабельном катере. Отец, конечно, снял «Войну и мир», но там съемки длились шесть лет, были обязательные выходные, профсоюзы следили, чтобы рабочий день не длился дольше восьми часов. А мы шандарахнули — и без перерыва работали по 18 часов в день, а в воскресенье ехали выбирать натуру. К тому же на съемках я сломал ногу, а во время монтажа — руку. Причем я же еще делал «Кино в деталях» и много других дел и должен был следить за внешностью — появишься на людях с синяками под глазами, все тут же радостно заорут: «Ой, смотрите, алкаш пошел!» Это все было адски трудно.
Я был уверен, что после «Острова» не подойду к камере как минимум год — буду ходить в спортзал, ездить на велосипеде по Италии, сидеть дома... Вот прошло несколько месяцев — и я уже всерьез думаю о новом проекте. Мне говорят: «Ты с ума сошел — Сталинград снимать? У тебя не возникло аллергии на танки?»
- Ну а правда — отчего бы вам не снять камерное кино?
- Это был бы такой кайф! Сидеть на стуле, работать с двумя актерами и не думать, что они могут попасть под лопасти вертолета. Только вот сценариев нет.
Я хотел экранизировать «Шелк» Алессандро Баррико. Когда я его читал, впервые в жизни заплакал над книгой. Но как начал выяснять насчет прав, так тут же и закончил. Выяснилось, что его уже снимает другой режиссер с Кирой Найтли.
- Мне очень не понравились спецэффекты в первой части. Когда корабль Максима летит в космосе — это ж нарисовано масляной краской на ватмане.
- Космос американцы делали. Сорвали нам все сроки и в результате жутко напортачили. Плачевная, драматическая история...
А вообще пока нам еще пилить и пилить до Industrial Light and Magic (одна из крупнейших голливудских студий, занимающихся спецэффектами. — Ред.). Мы могли бы разместить этот заказ у них, но он стоил бы в два раза больше, чем весь «Обитаемый остров». Раньше говорили: нет нормальных компьютеров. Сейчас появилось примерно такое же железо, как у американцев, но нет профессионалов, которые занимались бы спецэффектами. Есть талантливые люди, но они просто не научились работать для большого экрана, они заточены под телевидение. Если вы посмотрите «Обитаемый остров» по ящику, не заметите никаких несовершенств. А на экране кинотеатра «Пушкинский» сразу бросается в глаза, что черный цвет в космосе «шумит» и звезды не двигаются. Но мы все делаем впервые. Как сказал Алексей Серебряков, мы пустились в плавание по незнакомым водам, и пусть оно не было фантастически приятным, зато у людей, которые поплывут за нами, по крайней мере будет карта.