Во имя веры...
Еще дробился колокольный звон, Хмелел народ... Смятением объятый, Санкт-Петербург давно был обречен На диктатуру пролетариата. И день, и ночь Была настороже Внезапно одичавшая столица. Грядущий Апокалипсис уже В кошмарных снах увидели провидцы. Еще звенели лихо бубенцы, И в ресторанах подавали мидий... Неисправимых сыновей Отцы, Стыдясь, предпочитали ненавидеть. А сыновья смеялись им в лицо, Словам предпочитая револьверы, Чтоб разрядить их, Может быть, в отцов... Во имя веры все... Во имя веры...
* * *
Страна языческих пожарищ, Убогих через одного… Возьми грех на душу, товарищ, И шлепни брата своего. По-христиански, под осиной Схороним братца. А потом Мы смерти вескую причину Отыщем классовым чутьём. Товарищ, медлить не пристало. Увидел сук — руби с плеча. Ты есть боец ревтрибунала, Ты носишь бант из кумача. Товарищ, выпей и согрейся, Не первый, не последний он… …Ушел в туман французский крейсер, Мерцая золотом погон. Страна Святых и святотатцев, Икон, благословивших зло… … С Россией тяжело расстаться, И не расстаться тяжело…
* * *
«Настало время скрипок, господа...»,- Уселся дирижер на пень трухлявый. А сотня ожидала переправы, И музыку в себе несла вода. Перебирал, как струны, камыши Подкравшийся, пропахший гарью ветер. И солнечные зайчики, как дети, На берегу резвились от души. Река здесь начинала свой разбег, За плёсом вырываясь на свободу. Измученные кони пили воду, И пленных было десять человек. Смотрел на всё устало дирижер: «Горнисты, господа, в десятке первых, Играть начнем большевикам на нервах, И чтобы чисто - Сабля – не топор. На то и щуки… Точно, караси? Станичники, вперёд И по приказу Руби красноармейскую заразу От ноты «до» до ноты «выноси…» …Настало время спирта… Офицер Фуражку снял, тряхнул седою прядью, Полковника назвал позорной б..дью… …А дальше… …A la guerre comme a la guerre…
* * *
Ну, вот и всё… «Подъём, пацан, на выход. Не обувайся, топай к той стене.» А у крыльца кустится облепиха, И очень тихо… Страшно очень мне.
Закрыл глаза… Мальчишкой босоногим Иду на речку с батиным сачком, А следом Бог… Точней, другие боги. Почти, как я, но каждый с винтарём. «Эй, паренёк, тебе, поди, семнадцать?» Шестнадцать мне… Шестнадцать будет мне... Мамуля, мам… Да погодите, братцы, Не надо мне, не надо к той стене!
«Вязать глаза? Да ну его, пусть видит. Баб уведите лучше за сарай. Чего грустим? Чай, не на панихиде. Иван, тащи гармонь! Пацан, вставай К стене и…
…Пли!»… Упал, кричу протяжно…
…«Добить!»… Ну, наконец-то тишина…
…А кем я был?.. Да так ли это важно, Когда идёт гражданская война…
* * *
Мертвецов везли обозами, Шли живые в Питер пешими. Говорят, туман был розовым, На крови густой замешанным. Над Кронштадтом вились вороны, Над собором, да над башнями. Полыньи зрачками черными В глубину манили страшную. Кровь за кровь... Цвели подснежники Над могилами расстрелянных. На цветах клеймо мятежное, Тоже молоды и зелены. Сколько судеб исковеркано, По ночам рыдали матери. Вы в Кронштадтский лед, Как в зеркало, Посмотрите повнимательней, Небо серое разостлано... Наступали дни пасхальные. По церквушкам над погостами Гасли свечи поминальные. Отгремело лето грозами, Шли невесты на венчание... ...А туман остался розовым, И вода хранит молчание...
* * *
Вновь оркестры играют туш. Ты уйди, от греха подальше, Если уши не терпят фальши, Спрячься в Городе спящих душ. Надо выбрать одно из двух Ради смерти в своей постели. В безмятежно здоровом теле Поселился увечный дух. Незаметно пришла тоска, И осталась пятном родимым. Даже воздух пропитан дымом Златорунного табака. Убегая в себя, как в глушь, Избегай роковых пристанищ. Поневоле спиритом станешь В тёмном Городе спящих душ... ...Грянет выстрел, судьбу верша, И, холодную грудь бросая, По этапу пойдёт босая, Окровавленная душа...
|